Эти сумасшедшие Ломасни

- До свидания, сэр, до свидания! - пропел один из парнишек с подчеркнутым английским выговором, делая вид, что приподымает воображаемую шляпу. - Приходите, пожалуйста, будем рады!

- Заткнись, Фостер, а то получишь! - резко вскинулась Рита.

- Да, между прочим,, - проговорил Нед, оборачиваясь и протягивая ей номер журнала "Ювелир", который он вынул из кармана пиджака. - Может быть, вы захотите заглянуть в этот журнальчик? Он неплохой.

- С удовольствием, - ответила она, покривив душой, а он улыбнулся и снова дотронулся до фуражки. Потом с вежливым и даже почтительным видом приблизился к Фостеру. - Вы что-то мне сказали? - спросил он.

Фостер так опешил, будто на него вдруг набросился взвившийся на задние лапы котенок.

- Нет, нет, - ответил он и попятился.

- Ну хорошо, - почти промурлыкал Нед. - А то мне показалось, что вы напрашиваетесь на неприятности.

Рита была поражена.

- Видали? - сказала она, когда Нед отошел. Но почему-то ей было приятно, что Нед не слюнтяй. Слюнтяев она не любила.

2

Ломасни жили в маленьком доме с большим садом, спускавшимся с холма, откуда открывался прекрасный вид на реку и город.

Подрядчик Гарри Ломасни был маленького роста, он носил серые костюмы из твида и мягкие воротнички на несколько размеров больше, чем нужно. На его кирпично-красном лице отпечатались пагубные следы прожитых лет, голубые глазки смотрели остро, а жесткие рыжеватые усы загибались с одной стороны вверх, с другой вниз; рабочие говорили, что о его настроении можно догадаться по тому, какой ус он теребит - левый или правый. Его прозвали Гарри-Торопыга.

- Господи, - негодовал он, когда его жена родила первого ребенка, девять месяцев вынашивать такую козявку! Да если б я этим занялся, я управился бы в три недели!

Жена его была высокая, статная и очень набожная, но ее набожность не слишком ей мешала. Женщина, умевшая справляться с Торопыгой, могла справиться с чем угодно. Их старшую дочь Китти, веселую, звонкоголосую девушку, исключили из школы за то, что она писала мальчику неприличные письма. Она не сумела деказать монахиням, что переписывала эти письма из французского романа и понятия не имела, что они значат. Вторая - Нелли была поспокойнее сестры, она больше походила на мать; к тому же она не читала французских романов.

Рита отличалась от обеих сестер. Казалось, ей противна всякая нежность. У нее никогда не было ни любимого святого, ни любимой монахини, она говорила, что все это - слюнтяйство. По той же причине она никогда не заводила романов. Единственное, что отчасти смахивало на роман, была ее дружба с Недом Лоури, но, хотя Нед регулярно приходил к ним и каждую неделю водил Риту в кино, ее сестры затруднились бы сказать, бывало ли между ним и Ритой что-нибудь, чего не бывает между девушками-подругами. В ней чувствовалась какая-то неудовлетворенность, скрытность, какой-то надлом. Она улыбалась такой беззащитной, почти робкой улыбкой, будто считала, что все только и думают, как бы ее обидеть. Дома она была сдержанной, замкнутой, насмешливой. Она могла часами, не открывая рта, слушать разговоры матери и сестер и вдруг поставить их втупик ловко ввернутым неожиданным выпадом - насчет классической музыки, например, - а потом снова погружалась в мрачное молчание, будто лишь на секунду приоткрывала завесу над таившимися в ней глубинами, куда никого не желала допускать. Сестры ее выходили из себя, ведь они-то знали - никаких глубин нет, Рита просто ломается.

Закончив ученье, Рита получила место в монастырской школе в маленьком провинциальном городке на западе Ирландии. С Недом они переписывались, и он даже ездил к ней. Ее домашним он доложил, что Рита кажется вполне довольной жизнью.

Но это продолжалось недолго. Несколько месяцев спустя Ломасни, сидя за ужином, вдруг услыхали, что у дома остановилась машина, скрипнула калитка и по длинной дорожке, ведущей к парадной двери, заспешили чьи-то шаги. Затем прозвучал звонок и в передней раздался веселый голос:

- Привет, Паскел, небось, не ждали меня?

- Неужели Рита? - воскликнула ее мать, понимая, что это невероятно, но тем не менее так.

- Видит бог, наша Рита всегда влипнет в какую-нибудь историю, пророчески заметила Китти.

Дверь открылась и ввалилась Рита - длинная, нескладная, со смуглым пылающим лицом. Она наскоро поцеловала отца с матерью.

- Ну что стряслось, дочка? - спокойно спросила мать.

- Ничего, - ответила Рита на октаву выше, чем обычно. - Просто меня выгнали.

- Выгнали? - переспросил отец, дернув опущенный ус, что было плохим предзнаменованием. - За что это?

Торопыга мог трижды за один день пригрозить рабочему, что прогонит его, но на него никто не обращал внимания.

- Может, дадите мне сначала поесть? - смеясь, сказала Рита. Она сняла шляпку и улыбнулась своему отражению в зеркале над камином. Улыбка была странной, словно то, что она увидела в зеркале, ее позабавило. Потом она пригладила густые черные волосы:

- Я уже сказала Паскелу, пусть тащит все, что есть. Ехала в поезде с десяти утра. С отоплением, как всегда, что-то случилось. Я изжарилась.

- Странно, что ты не дала нам телеграмму, - сказала миссис Ломасни, когда Рита села за стол и накинулась на хлеб с маслом.

- Денег не было, - ответила Рита.

- Но все-таки, Рита, что же произошло? - оживленно спросила Китти.

- В свое время все узнаете. Игуменья вам непременно напишет, как я испортила свою репутацию.

- Что же ты натворила, дочка? - с улыбкой спросила миссис Ломасни. Не раз пережив подобное с Торопыгой и с Китти, она твердо знала, что господь добр и ничего особенно страшного случиться не может.

- Там один парень собрался на мне жениться, - сказала Рита. - Он кончает колледж, а я не понравилась его мамаше, вот она и уговорила игуменью вытурить меня.

- Игуменье-то какое дело? - спросила Нелли.

- Ровно никакого, моя милая, - ответила Рита.

Но Китти смотрела на сестру с подозрением. Рита вела себя необычно, вроде она не владела собой. А главное, это был ее первый роман, и Китти не верилось, что у Риты он такой же, как у всех других.

- Быстро ты обзавелась женихом, - заметила она.

- Там медлить нельзя, - отозвалась Рита, - на весь город только один стоящий мужчина - служащий из банка. Мы его так и прозвали - Единственный. Я у них и недели не прожила, как монахиня поставила мне на вид, что я катаюсь с ним на мотоцикле.