Полезное с прекрасным

Директриса отпускает его домой, дав совет хорошенько заняться здоровьем и снова приходить только тогда, когда он вновь будет чувствовать себя в форме. И пусть не усердствует на работе, говорит она, а то не оберешься неприятных последствий, которые на всю жизнь могут привязаться. Она смотрит чуть ли не весело, чуть ли не радуется тому, что избавилась от него. Может, боится заразы? Думает, у него не с желудком проблемы, а что-нибудь похуже? Эта женщина с самого начала показалась ему странной, причем вначале она как-то подозрительно симпатизировала ему, а теперь опять же подозрительно во всем идет ему навстречу. Или они еще не обнаружили пропажи редкого животного? Нет, исключено, — рано утром зверей кормят, их всегда кормят ни свет ни заря, и пересчитывают, и проверяют, все ли живы-здоровы. В этом смысле служители — народ аккуратный, до педантизма. Фиат решил обойтись без расспросов, да и о чем бы он мог спросить? Любой вопрос только навлек бы на него подозрения, потом, когда пропажу все-таки заметят.

Животное в доме — это катастрофа. Мусанг почти не пьет, но лужи оставляет, можно сказать, не переставая. Фиат купил кошачий лоток. «Кошки всегда находят укромный уголок, где делают свои делишки, — вот так он еще несколько дней тому назад бахвалился непонятно где почерпнутыми познаниями. — Все дикие звери ведут себя так же. Они, конечно, метят свою территорию, но это другое дело, к тому же их мусанг — самка, а самки своей территории не имеют. Как только заметим, в каком углу она чаще всего оставляет лужу, поставим туда лоток». Такой вот возник у Фиата план.

Прошло три дня и три ночи. Мелкий, наполненный песком ящичек остался чуть ли не единственным сухим пятачком в комнате. И обнаружилось, что у мусанга под хвостом есть два шарика, вроде яичек, от которых распространяется сладковатый запах, и распространяется он по всей квартире. Сладковатый, но противный.

— То самое вещество, которое используют в парфюмерной промышленности, — Финценс ухмыляется. — Мускус.

— Если это мускус, значит, я терпеть не могу запах мускуса, — отвечает Фиат. — Кстати говоря, я ошибся. Это самец. И он метит свой участок. Жаль, я вовремя не сообразил. А ведь Майя все время говорила: он, ему…

— До разведения мусангов у нас пока что дело не дошло, следовательно, пол особи не играет роли. — Финценс по-прежнему полон оптимизма. А вот Фиат его оптимизма не разделяет. И на беду опять настала треклятая жара. С тех пор как снег растаял, столбик термометра лезет и лезет вверх. В полдень он добирается до +31, ночью не опускается ниже +28.

— Мой мир превратился в зловонную сауну, — говорит Фиат, но этим наблюдением он делится лишь с самим собой и кофейной кошкой.

Еще несколько дней разнообразных практических исследований, и зверек ест то, что ему дает Фиат. Фиат наконец установил, что мусангу по вкусу. Курица, а еще лучше — куриные сердечки. Фиат заталкивает в них кофейные зерна, специально отобранные, зеленые, дорогого южноамериканского сорта, которые продаются в шикарной, единственной на весь город лавке. Но, увы, это не кофе, выращенный на индийских плантациях, — именно его Фиат искал, так как мусанг родом из Индии, — о таком в лавке и не слыхивали.

Поначалу он экспериментировал и каждый день брал у мясника что-нибудь новенькое: баранину, легкие, говяжью печенку, бычачьи хвосты, свиные уши. Угодить капризной животине не удавалось. Мясник уже начал с любопытством поглядывать на Фиата, словно хотел спросить: что за диковинная у тебя диета, парень? Что-то с тобой не так, сдается мне. Недоверчивый взгляд — а все потому, что Фиат покупает не то, что все нормальные покупатели; Фиату чудится, что в глазах мясника мелькает подозрение, — чего доброго, он запишет Фиата в маргиналы или в уголовники, из-за таких вот экстравагантных запросов. Или это сам Фиат чувствует себя уголовником? А мяснику до него и дела нет, мясник знай себе рубит туши на куски, интересна ему только цена, какую он получит с покупателя.

— Все внимание на объект! — напоминает Финценс, когда Фиат делится с ним своими опасениями. — Не отвлекайся, сосредоточься на главном! Соображения мясника — вне круга наших интересов. Нас интересует лишь то, что выходит наружу из кишечника мусанга.

— Ничего. Ничего оттуда не выходит. Нас интересует то, чего нет.

— Не будь таким пессимистом.

Финценс, когда ему кажется, что его друг слишком забивает себе голову, сопровождает свою речь ленивыми жестами. Своеобразная манера, — думает Фиат, — ни у кого другого такой не замечал, — Финценс помахивает обеими руками влево-вправо, точно отбивает контраргументы противника. Фиат, напротив, вертит в руках что-нибудь маленькое — крышку пивной бутылки, шарик, скатанный из фольги, которую он ободрал с горлышка. Пальцы Фиата тем проворней и крепче, чем больше он волнуется.

В последующие дни Фиат постиг всю глубину известного выражения «Сизифов труд». Какое облегчение, найти наконец точное название для этой растраты, этого транжирства драгоценного времени! Он кормит и кормит, он шпигует кофейными зернами кусочки курятины, он без конца бегает то к мяснику, то в кофейную лавку. Мусанг ест. Но больше ничего не происходит.

Можно подумать, в брюшке у него дыра в открытый космос.

— Лужи оставляет, а гадить не гадит, — каждый вечер подводит итог Фиат. — И все такой же тощий.

— Мы же не откармливаем его на убой, — говорит Финценс, — зачем ему жиреть?

— Сизифов труд, — вздыхает Фиат и чувствует облегчение, как и всякий раз, когда произносит эти слова. Он стал настоящим рабом пятнистого мусанга, он, как прислуга, ходит за ним по пятам с половой тряпкой.

И еще два дня зверек ест, но не гадит, становясь все апатичнее и теряя аппетит. Чаще всего он лишь обнюхивает кусочки мяса, или разок лизнет угощение и отходит в сторону, к стене, вдоль которой по ночам бегает туда-сюда. До самого утра бегает. Фиату вспоминается муравьед. От чего запор у пятнистого мусанга? Может быть, виверровые отличаются чувствительной психикой?

— Наверное, это оттого, что ты чересчур усердствуешь, наводя чистоту — говорит Финценс в ответ на непрестанные жалобы друга: дескать, с тех пор как в доме животное, он целыми днями занимается уборкой, мытьем полов, мусанг не желает приучаться к лотку, да и сам по себе ужасно воняет; он, Фиат, уже по горло сыт этим проектом, который все равно провалится.

— Посмотри, — говорит Финценс, — комната кошки имеет такой вид, что хоть сейчас опять поселяйся. Ты перебарщиваешь с чистотой. А сколько моющих средств изводишь! Можно подумать, у нас тут карантинная станция. В комнате кошки должно пахнуть кошкой, дикой природой. Иначе кошке плохо живется.

— Но если ей будет хорошо, плохо станет мне. А ты подумал о других людях, живущих в этом доме? Нам надо соблюдать конспирацию. Управляющий домом мигом примчится, если кто-нибудь учует, чем тут пахнет. Я пользуюсь только экологически чистыми моющими средствами. Думаю, этой паршивке они не вредят.

— Выбирай выражения, животное все замечает. Даже если оно не понимает слов, оно воспринимает вибрации. От тебя исходят негативные вибрации. А между прочим, ты должен быть ему благодарен, ибо в нем наше спасение.

— Эзотерик ты. Тебя бы на мое место. Уходишь рано утром, а я должен тут сидеть в кошачьем хлеву. Я же не кошка!

Под глазами у Фиата темные круги, он плохо спит. Но Финценс ничего не замечает, — не видит, что сообщник на грани истощения, или не хочет этого видеть. Во всяком случае, он ни единым словом не выдает, что замечает что-нибудь, кроме хода эксперимента.

С тех пор как зверек в доме, Фиат спит ночью от силы два часа кряду. Спать ему не дает ночная активность мусанга. Слышно, как он прыгает. Через закрытую дверь, через стену, которая отделяет комнату Фиата от комнаты мусанга, слышно, как глухо и мягко лапки ударяют по полу. А так как звуки тихие, то раздражают они особенно сильно, они едва различимы, и потому непрерывно прислушиваешься. Топоток, шорох… Царапанье когтей по стене. Фиат попытался все эти звуки перенести в свои сновидения. Как бы не так! И лежит он ночи напролет без сна, и перед его мысленным взором не прекращаются скачки и прыжки пятнистого мусанга, ведущего активный ночной образ жизни. Он положил мусангу картонные катушки от туалетной бумаги и еще кое-какие предметы, которые, с его точки зрения, могут служить игрушками: завязанные узлом лоскутки, играющие роль мышек, (виверры, хоть и не настоящие кошки, наверняка неравнодушны к мышам!), старые полотенца, обтянутый бархатом мягкий подлокотник, найденный Фиатом в подвале.