Прометей, или Жизнь Бальзака

Он приходил к Ганской каждодневно около полудня. Никто на свете его больше не интересовал. Однако же знаменитый французский писатель вызывал любопытство. Княгиня Разумовская написала Эвелине из Петергофа, что узнала от императора о приезде "человека, который лучше всех понял и обрисовал женское сердце". Другая знакомая задавалась в письме вопросом: "Сумеют ли у нас оценить и принять знаменитого писателя? Дай Бог, чтобы он вынес благоприятное мнение о России". Все дамы умоляли Ганскую привезти к ним ее великого человека. Граф Бенкендорф распорядился пригласить его на парад в Красное Село. Там он видел царя в пяти шагах от себя. "Все, что говорят и пишут о красоте императора, правда: во всей Европе не сыщешь... мужчины, который мог бы сравниться с ним". На параде Бальзак получил солнечный удар - и настоящий, и метафорический.

Через неделю после приезда Бальзака жена канцлера Нессельроде написала своему сыну: "Бальзак осуждает Кюстина, это в порядке вещей, но не надо верить в его искренность". В русской газете "Северная пчела" напечатано было: "Россия знает себе цену и очень мало заботится о мнении иностранцев". Короче говоря, власти ничего не требовали от Бальзака, да и сам он больше не собирался опровергать Кюстина. Он не добивался в Санкт-Петербурге ни казенных субсидий, ни почестей, тешивших его тщеславие. Для него было таким счастьем видеть Эвелину, вести с ней бесконечные разговоры за чайным столом, где шумел самовар, этот "нелепый слон", или у камина, перед которым лежал коврик, стояли экран в стиле Людовика XIV и кресло, где, раскинувшись, отдыхала дорогая, смотреть на "глянцевый плющ" - листочек плюща он увез с собою, считая это растение символом их судьбы: "Где привяжусь, там и умру". В гостиной были козетка с двумя валиками и голубой диван, такой удобный для far niente [отдых, безделье (ит.)]; на этом диване он ждал, когда же скрипнет дверь и зашуршит ее платье - звуки, от которых он вздрагивал всем телом. А как ему запомнилось то платье, что было на ней в первый день, - синее, с желтой отделкой!

Позднее Анна Мнишек вспоминала в письме к матери, как Бальзак читал вслух в их гостиной "Дочь Евы" - изящный роман, где он показал, что опасная мысль, неотвязно преследующая мужчину, побуждает его к некоему замыслу и к действию, а у женщины она принимает форму любовной мечты. Мари де Ванденес, жена Феликса де Ванденеса (героя "Лилии долины"), влюбляется до безумия в талантливого и очень некрасивого писателя Рауля Натана. Но Феликс, испытавший на себе в юности влияние Анриетты де Морсоф, женщины прекрасной души, оказывается прозорливым мужем и предотвращает назревавшую драму. Обе Ганские, и мать и дочь, были очарованы этой превосходной повестью, трогательной и смелой, обе одинаково восхищались Волшебником и его чудесными рассказами. Бальзак вновь завоевал свою Эвелину. Незадолго перед их встречей она прочла переписку Гете с Беттиной Брентано (вышедшей замуж за Иоахима фон Арнима). Восторженная девица, писавшая к знаменитому поэту, с которым она не была знакома, напомнила госпоже. Ганской, как она сама, молодая романтическая женщина, когда-то завязала переписку с Бальзаком. Эта головная любовь даже вдохновила ее на новеллу, которую она сожгла, но ее содержание рассказала Бальзаку, и тот пожелал прочесть письма Беттины. "Дайте мне, пожалуйста, первый том книги "Гете и Беттина". А прочитав его, написал суровый отзыв. "Эта книга для добрых, а не для злых", - указывает в своем предисловии госпожа Арним, иначе говоря: "Позор тому, кто дурно об этом подумает". Бальзак оказался в лагере "злых". Почему? Потому что "это выходит за пределы литературы и относится к области фармацевтики".

"В самом деле, чтобы изображение любви (я разумею литературное изображение) сделалось произведением, и к тому же произведением возвышенным (ибо в этом случае допустимо лишь возвышенное изображение), любовь, повествующая о себе, должна быть совершенной, она должна выступать в своей тройственной форме, захватывая мозг, сердце и тело; она должна быть одновременно духовной и чувственной, и изображать ее следует умно и поэтично..."

Беттина (говорит Бальзак) не любит Гете; для нее он лишь предлог для писем; она вышивает ему теплые жилеты, домашние туфли. "Я надеялся, что попытки одеть Гете приведут... Но нет! Жилеты, так же как и проза, оказались малозажигательными..." Таким образом, внушает Бальзак Эвелине, настоящая и прекрасная любовь только у нас с вами, потому что мы любим и душой и телом. Но, высмеивая Гете и Беттину, он все-таки запомнил сюжет, который попыталась использовать его умная возлюбленная, и позднее вернулся к нему.

"Ваша новелла так мила, что, если вы хотите доставить мне огромное удовольствие, напишите ее еще раз и пришлите мне. Я ее выправлю и опубликую под своим именем. Вы, таким образом, не станете "синим чулком" и потешите свое авторское самолюбие, видя то, что я сохранил из вашего занимательного и прелестного рассказа.

Надо сперва описать провинциальное семейство, в котором среди грубой обыденности выросла восторженная, романтическая девица, а затем с помощью приема переписки перейти к характеристике поэта, проживающего в Париже. Приятель поэта, который будет продолжать вместо него переписку, должен быть человеком умным, но одним из тех, кто становится только спутником знаменитости. Может получиться любопытная картина, изображающая этих услужливых поклонников, которые добывают для своих кумиров похвальные отзывы в газетах; исполняют всякие их поручения и т.д. Развязка должна быть в пользу этого молодого человека - надо нарисовать поражение "великого" поэта и показать мании и недостатки большой души, пугающей мелкие души. Сделайте это, вы мне окажете помощь. Благодаря вам я получу несколько тысячефранковых билетов. А какая слава!.."

Из этого сотрудничества в скором времени (в 1844 году) получился роман "Модеста Миньон", последняя "Сцена частной жизни". "Это борьба между поэзией и житейской действительностью, между иллюзиями и обществом; это последнее наставление перед тем, как перейти к сценам зрелой поры..." Желание одержать верх над другим писателем нередко вдохновляло Бальзака. "Лилия долины" была написана в противовес роману Сент-Бева "Сладострастие", "Провинциальная муза" - в противовес "Адольфу". Бальзак считал, что в умении жить и любить он превосходит Гете: ведь вместо того чтобы принимать с олимпийским самодовольством поклонение юной девушки, он, Бальзак, постигал радости любви ценою страданий. Прометей вдохнул огонь в убогие наброски Ганской, и они ожили. Прототипами Модесты Миньон стала сама Эвелина в девическую пору своей жизни и отчасти ее кузина Каллиста Ржевусская.