Поэмы Оссиана

Он входит с трепетом. Несчастный! что ж узрел?

Темнеет взор его, Мальвина содрогнулась,

Он зрит - в объятиях изменницы Звигнел!

И ярость дикая во взорах закипела;

Немеет и дрожит любовник молодой.

Он грозный меч извлек, и нет уже Звигнела,

И бледный дух его сокрылся в тьме ночной!

Мальвина обняла несчастного колена,

Но взоры отвратив: "Живи! - вещал Осгар,

Живи, уж я не твой, презренна мной измена,

Забуду, потушу к неверной страсти жар".

И тихо на порог выходит он в молчанье,

Окован мрачною, безмолвною тоской

Исчезло сладкое навек очарованье!

Он в мире одинок, уж нет души родной.

Я видел юношу: поникнув головою,

Мальвины имя он в отчаяньи шептал;

Как сумрак, дремлющий над бездною морскою,

На сердце горестном унынья мрак лежал.

На друга детских лет взглянул он торопливо;

Уже недвижный взор друзей не узнавал;

От пиршеств удален, в пустыне молчаливой

Он одиночеством печаль свою питал.

И длинный год провел Осгар среди мучений.

Вдруг грянул трубный глас! Оденов сын, Фингал,

Вел грозных на мечи, в кровавый пыл сражений.

Осгар послышал весть и бранью воспылал.

Здесь меч его сверкнул, и смерть пред ним бежала,

Покрытый ранами, здесь пал на груду тел.

Он пал - еще рука меча кругом искала,

И крепкий сон веков на сильного слетел.

Побегли вспять враги - и тихий мир герою!

И тихо все вокруг могильного холма!

Лишь в осень хладную, безмесячной порою,

Когда вершины гор тягчит сырая тьма,

В багровом облаке, одеянна туманом,

Над камнем гробовым уныла тень сидит,

И стрелы дребезжат, стучит броня с колчаном,

И клен, зашевелясь, таинственно шумит".

1814

С. Н. Глинка

ОССИАН И ВНУК ЕГО

Оссиан

Я живу средь вечной ночи,

Солнечных не зрю лучей;

Льют мои лишь слезы очи;

Чужд я стал вселенной всей.

Ты один, о внук мой милой!

Ты моих подпора дней;

В горести моей унылой

Ласкою живу твоей.

Внук

Приятно, сладостно подпорой старца быть;

Мое все счастие, чтоб жизнь с тобой делить.

Восполни прежни дни: сие воспоминанье,

Страдалец! облегчит души твоей страданье.

Умеешь жизнь свою возобновлять в стихах,

И голосом своим приемлешь жизнь в сердцах.

Оссиан

Ах! звуки громких арф давно уж онемели!

Чертоги сельмские! и вы осиротели.

Где прежде странник был с царями на пирах,

Где прежде обитал великий мой родитель,

Где славой он гремел и душ был повелитель,

Где звуки сладостны неслись от пышных стен:

Те стены заросли теперь печальным мохом;

Фингала, храбрых всех сковал могильный плен;

Как сирота влекусь к жилищу их со вздохом.

И я живу... и мой унылый, слабый глас,

Герои! из могил стремится вызвать вас.

Когда луна еще не всходит безмятежна,

Когда краса долин едва уже видна,

Когда зовет ко сну всеместна тишина,

Когда, опустясь в парах завеса белоснежна,

Застелет гор верьхи и воды и леса:

Померкших дней моих тогда блестит краса.

Горю желаньем петь, лечу в грядуще время,

И старости моей тогда мне легче бремя.

Внук

Воспомни песнь к луне: сколь сладостна она!

Ты в ней бессмертие свое сам предрекаешь.

Душа твоя всегда нежнейших чувств полна;

Во тьме твой взор, но ты - душой своей сияешь.

Оссиан

Как нежна красота, пленяюща сердца,

Покровом скромным облеченна,

Блистает кротостью лица,

Из облака так осребренна

Выходит, дщерь небес! луна.

В прелестной тишине ты мирно истекаешь

И свой престол сооружаешь

В кругу светил ночных.

Когда же в небесах тень мрачная густеет

И тихой луч твой побледнеет,

И наконец затмится в них,

В каких пределах дальных

От наших глаз скрываешься печальных?

Ужель, как Оссиан, тоскуя и скорбя,

В чертог уныния скрываешь ты себя,

Дщерь милая небес! ужель и ты скорбь знаешь?

Но ты в сии часы во всей красе блистаешь.

Над высотою гор ты медленно плывешь,

Унынье сладостно в сердца и души льешь.

Коль можно, о луна! продли свое теченье

И на лице морей лей кротко озаренье!

1820

В. Н. Григорьев

ТОСКА ОССИЯНА

О арфа! пусть твой слабый стон,

Исторгнутый десницей устарелой,

Пробудит хоть на миг бесславный сон

Родительской страны осиротелой!

Пусть с сей скалы, подножия дубов,

Ровесников моей седины,

Прольется старца песнь. Реви с борьбой валов,

Осенний ураган, взрывай дубрав вершины!

Надвинь на свод пустых небес

Громады туч свинцовых!

Ты, ночь, раскинь свой креповый навес

И мрачные набрось на мир оковы!

Свершилось! нет того, чья сталь меча в боях

Как бы звезда победная блистала

И в вражеских трепещущих устах

Прощание с сей жизнью вынуждала...

Свершилось, нет Фингала!

События минувших дней,

Пожранных вечностию жадной,

Проснитесь в памяти моей:

Да огласит сей холм Фингала подвиг ратной!

Я помню (и тогда кипела кровь во мне

И меч дрожал в руке нетерпеливой):

Сверкали копьями - и в шумной вышине

Свистали стрелы боевые...

Железо тупится; со строем сшибся строй;

Удар в ответ удару стонет;

Фингал далек от нас: бегу к нему стрелой

И что ж? врагов страх с тылу гонит!

Бегут лучей его копья:

Так утром дымные туманы,

Покрывшие восточные курганы,

Редит огнистая заря!

Катмора ищет взор Фингала,

Сошлись; уж рок колеблется меж них...

Конец взгремел... И гордо отлетала

Душа Катморова в страданиях немых.

Но будь утешен ты, Катмор!

Фингал жалел твоей погибшей славы

И с гордостью вперял свой храбрый взор

На труп твой величавый!

Но должен ли я днесь тебя, родитель мой,

В пылу побед венчать венком лавровым?

Нет, нет! Мне суждено настроить голос свой

В надгробну песнь над холмом новым.

Недаром стон глухой трикраты сон лесов

Смущал полуночной порою;

Недаром гром гремел, и вой зловещих псов

Мне сердце раздирал тоскою;

Недаром арфа в черный день

Сама собою содрогалась,

Как будто бы чья жалобная тень

Эфирными перстами к ней касалась.

О, сколько бедствий в жизни сей