Последнее приключение

Сеньор Руй улегся на оттоманку и закрыл глаза. Снова он ощутил, как и прежде в зале, тот же вкус на языке, горьковато-свежий вкус трав, что растут в глубоких зеленых долинах, прорезанных ручьями. Даже не поднимая век, он почувствовал, как переменилось освещение, будто стало оно скупее, но и чище и ярче. Одновременно замок Монтефаль совсем съежился и поблек в этом сиянии, разлившемся вокруг, стал маленьким, как камешек на пути, что оставляет за собой человек.

Не успели они задремать - сеньор Руй на своем ложе, Патрик в своем большом кресле, - как явился камергер Лидуаны с известием к сеньору де Фаньесу, что герцогиня желает особо напутствовать его перед отбытием.

И еще раз пришел он в канун своего отъезда в залу серебристых и белых тонов, и стоял на этот раз в оконной нише, а напротив него сидела женщина, которая должна была стать целью великого подвига, но не смогла, ибо за этим подвигом уже не виделось больше никакой другой цели. Пока она говорила - говорила все то, что полагалось сказать, дабы не сказать именно того, чего ей нельзя было высказать, - пока она говорила о том, что канцлеру ведено изготовить грамоту для сеньора де Фаньеса, каковая предписывала бы всем подданным герцогини, горожанам и рыцарям, оказывать ему во время его странствий в пределах герцогских владений любую поддержку и помощь, в какой только возникнет нужда, - пока длилась эта речь, взгляд сеньора де Фаньеса неотрывно был прикован к лесным далям.

Они простирались до самого горизонта - серо-зеленый прибой лиственных крон вблизи, уже пронизанный кое-где теплым коричневатым свечением, а за ним, чуть выше, темная полоса хвойных.

- Куда вы намерены держать путь? - спросила Лидуана и перевела взгляд на окно. Слова ее звучали так, будто она, замечтавшись, высказывала вслух собственные раздумья, а не задавала вопрос.

Сеньор Руй тоже ответил не сразу.

Он снова взглянул на лесные просторы за окном, и ему вдруг почудилось, что из невидимого источника за этими лесами хлынул слепящий зеленый свет, - но лишь на мгновение. Синим парусом натянулось небо над кромкой лесистых валов. Воздух застыл в полном безмолвии, и мир в нем был заключен, будто в стекле.

- Почем мне знать? - коротко ответил он.

Осень, подумалось ему вдруг, это же осень. В последние дни множились ее приметы - насколько возможно было почувствовать здесь, в этой стране, напоминавшей южный сад, смену времен года. Все так же пестрели яркие соцветия в садах, но свет, но воздух вокруг - вот что менялось, мягко, еле уловимо.

Два пажа вошли в залу. Они несли на подушке длинный тонкий меч.

- Это для вас, сеньор Руй, - сказала Лидуана. - Владейте им к вящей вашей чести и славе. А когда остановится на его рукояти ваш взгляд, вспомните о приключении, что привело вас сюда.

Она приветствовала его легким кивком, чуть дрогнуло ее тонкое лицо, она протянула ему руку, и не успел он поднять почтительно склоненную голову, как она уже повернулась и быстро пошла прочь, удаляясь в глубину залы.

Он постоял еще немного в оконной нише, потом взял меч с подушки, протянутой пажами, и отстегнул клинок от перевязи. То была дамасская сталь - благороднее оружия он, пожалуй, до сих пор не держал в руках. А на крестообразной рукояти он заметил врезанный в нее кусочек фиолетового рога, сбитого им с головы змея. И этот крохотный осколок драконьего рога странным образом казался почти прозрачным, обработанный и отшлифованный в форме овала, как жемчужина. Поднеся рукоять к окну, сеньор Руй поднял ее на свет, на осенний солнечный свет. И в самой сердцевине отшлифованного рога, теперь вдруг напомнившего ему бледный лунный камень, вспыхнул на мгновение слепящий зеленый луч.

Наутро у тоста во внешнем дворе его поджидали друзья, сеньор Гамурет и сеньор Говен, чтобы попрощаться.

Уже вывели стремянные лошадей, верховых и вьючных, и прогуливали их взад и вперед, и Патрик придирчиво еще раз все осмотрел - копыта, уздечки, седла для всадников и для поклажи. В глубине двора показался сеньор Руй.

День занимался ясный и теплый.

Уже опустили подъемный мост. За массивной аркой надвратной башни из желтого камня виднелся кусочек извилистой белой дороги, а дальше зеленые леса, и горизонт, и легкая дымка над ним, а в этой дымке очерчивались контуры далекого и, похоже, довольно большого города.

Друзья обнялись.

Гамурет провел рукой по рыжим кудрям Патрика.

- Будь здоров, малыш, и верно служи своему господину.

Кони беспокойно переступали с ноги на ногу, пора было в седла - Патрик подержал сеньору де Фаньесу стремя и потом быстро взмахнул на Божо, подаренного ему сеньором Говеном.

Еще раз пожали руки друзьям, наклонившись с беспокойных коней, еще раз бросили друг другу ободряющие слова, и уже гулким эхом отозвался под аркой надвратной башни цокот копыт. Сеньор Говен и сеньор Гамурет обнажили мечи и ударили клинком по клинку над головами. То было их последнее приветствие. Когда же всадники выехали из ворот и уже проскакали мост, высоко над ними, со всех передних башен грянула истинная гроза, беспрестанным немолкнущим громом, водопадом низвергаясь на оставшихся в замке и заглушая все и вся: фанфара вольных рыцарей де Фаньесов, не раз скликавшая более ражих предков Родриго на веселую охоту. Так слала ему последнее приветствие герцогиня, ибо фанфару повелела играть она.

А совсем издалека, оттуда, где плоская лента дороги змеилась по лесистым этим краям, послышался отклик серебряных рогов: стремянные подхватили старый мотив.

Поверх конских голов они смотрели на дорогу. Лента дороги рассекала буро-зеленый массив леса. Впереди, как натянутый парус, синело небо. Его рассекало алой полосой древко копья, примкнутого к правому стремени сеньора де Фаньеса и снова равномерно покачивавшегося в движении медленно, когда кони шли шагом, быстро, когда трусили рысцой. Слева по отлогому холму поднимались заросли молодняка, за ними луг, живые изгороди, а там и островерхие кровли, дома, селение.

Завернули они и в город, который видели прежде на горизонте, и остановились в нем на ночлег. В ратуше, где как раз устраивалось празднество, сеньора де Фаньеса и его пажа приняли радушно и с почестями, когда они появились в танцевальной зале. Там бургомистр поднес Родриго кубок почета, серебряный и такой вместительный, что он скорее походил на небольшой бочонок. Поэтому Родриго, не будучи в состоянии его осилить, передал кубок Патрику, стоявшему позади него слева в праздничном камзоле цветов сеньора. Маленький англичанин обеими руками поднял кубок, и в нем совсем исчезло его серьезное лицо. Дамы и девушки города, до сих пор украдкой разглядывавшие сеньора де Фаньеса, обратили умиленные взоры на пажа, и все наперебой стали расхваливать безупречные манеры будущего рыцаря, столь очевидные вопреки даже тому, что ему пришлось поднести к своему ясному личику серебряный бочонок. Все, похоже, сразу в пего влюбились. А тут еще сеньор Рун рассказал, что Патрику перейдет по наследству на его английской родине большое графство - владение, в котором наберется несколько таких городков, как этот.