Клевер и Трубка Мира (СИ)

Итак, проволочная лестница сброшена вниз. Она состоит из трех скрепленных карабинами стандартных 20-метровых отрезков. Сложность была в том, что склон горы в том месте, где находилась нужная пещера, имел обратный уклон. Свободно висящая лестница на уровне пещер находилась метрах в двух от стены. Надежда была на то, что буровики находятся поблизости, поймают специально захваченный конец веревки и смогут притянуть лестницу к себе. Первым начал спускаться Дима. Через несколько минут он оказался перед круглым, диаметром около двух метров входом в пещеру. Ни одного человека, вблизи него видно не было. Дима попробовал было кричать, но быстро понял, что занятие это совершенно бесполезное, потому что из темноты усиленное гулким эхом слышалось фальшивое и дружное пение.

Солнце закатилось спать за облака,

Тянется ночная смена,

Я держусь за шпиндель, грязного станка,

Хочется уснуть мгновенно.

Станок гудит, ревет со страшной силой,

И, нарушая повсюду тишину,

По сантиметрику, по сантиметру,

Коронка лезет, лезет в глубину.

Выбрали не зря мы Горный институт,

Славную судьбу бродяги.

Лучше с рюкзаками прокладывать маршрут,

Чем всю жизнь марать бумаги.

Мы будем петь и пить со страшной силой,

И нарушать повсюду тишину.

По сантиметрику, по сантиметру,

Коронка лезет, лезет в глубину.

Смерть придет, как призрак, грязный и босой,

Где-нибудь в горах Бырранга.

Стукнет из каприза даже не косой,

А шестиметровой штангой.

И заревет станок со страшной силой,

Когда под гробовую тишину,

По сантиметрику, по сантиметру,

Нас на веревках спустят в глубину". (Автор Юрий Траубе).

Дима висит на лестнице в двух метрах перед входом в пещеру, ниже - около 200 метров пустоты, выше - 40 метров трудного подъема... и слушает "Гимн РТ". Руки у него начинают затекать, и слова он произносит такие, что и боцман с пиратского брига покраснел бы, как девушка. Дождавшись окончания песни, Дима все же докричался до певцов, бросил им привязанную к лестнице веревку и был, наконец, втянут в отверстие пещеры.

- Все живы-здоровы?

- А то?- отвечают хористы.

Дима показывает большой палец наблюдателю у нижнего теодолита, тот передает условный знак на вершину горы, Одесский облегченно произносит несколько крепких выражений и все вокруг начинают улыбаться.

Однако девочки из альпсекции, отвечающие за страховку, напоминают, что ничего еще не закончено. И даже, возможно, наоборот, самое трудное только начинается. Леня с двумя запасными концами веревок и пятью репшнурами (веревка диаметром 4-8мм) без приключений спускается вниз. Каждому буровику делают из репшнура грудную обвязку. Опыта лазанья по проволочной лестнице у них нет. А условия для первой попытки совсем непростые: высота подъема большая; из-за отрицательного наклона, лестница в месте перегиба плотно прижимается к стене и за тонкую ступеньку трудно ухватиться. И, наконец, просто раскачиваться на такой высоте не каждому доставляет удовольствие.

Но сколько в пропасть не заглядывай, крылья не отрастут - надо самим выбираться.

Первому из поднимающихся карабинами пристегнули к грудной обвязке два

страховочных конца. Сзади привязали длинный репшнур, второй конец которого остался в пещере. Пара неприличных выражений и человек уже раскачивается над пропастью. Глядя, как он неловко попадает ногами в узкие ступени, зависая почти в горизонтальном положении, Дима покачивает головой и объясняет остальным, что держаться нужно как можно вертикальнее, тогда нагрузка на руки будет меньше. Надежда была на страхующих. Они должны были в случае чего просто вытянуть человека наверх. Поэтому и решено было страховать каждого поднимающегося двумя веревками.

Сигнальщик внизу делает знак - первый пошел. Стоящие на страховке ребята напряглись и начали выбирать веревки. Прошло все на удивление гладко: страхующие, возможно, в силу своей неопытности, не стали дожидаться экстремальной ситуации и делали то, что обычно при страховке считается ошибкой - тянули изо всех сил. Леня только присвистнул, когда висящий каракатицей буровик вдруг принял вертикальное положение и, почти не касаясь ступеней, быстро полез наверх. Там его отцепили от страховочных концов, привязали их к репшнуру, который он вытянул на спине, и сбросили страховочные веревки вниз. Репшнуром их вновь затянули в пещеру.

Остальные подъемы прошли точно также, то есть безо всяких осложнений. Только, Андрей Чупруненко, последний из буровиков, перед тем, как оторваться от стенки, как будто, между прочим произнес:

-А что же вы про клад ничего не спрашиваете?

А что спрашивать,- отвечает Дима,- сейчас сами и посмотрим.

Несмотря на строжайший запрет Одесского, не могло быть и речи о том, чтобы упустить такой случай и не проверить пещеры. О причинах задержки потом можно было что-нибудь насочинять. Андрей взглянул серьезно:

-Вы там, Димыч, поосторожнее...

-А что там такое?

-Сами увидите, тут недалеко - второй поворот направо и вверх.

Отправив Андрея, Дима и Леня включили закрепленные на касках светильники и пошли в глубину пещеры. Основной ход был сырым, под ногами чавкала грязь, на стенках по налету глины было видно, до какой высоты поднимается в паводок вода. Прошли первый поворот, подошли ко второму. Повернули и попали в резко поднимающийся вверх, совершенно сухой ход, дно которого было устлано белым песком. Метров через тридцать ход привел их в зал, диаметром около пятидесяти метров и высотой не менее десяти. Весь он был уставлен деревянными с металлическими защелками ящиками, между которыми были оставлены ровные проходы. На каждом ящике красовался немного угловатый орел, держащий в когтистых лапах свастику. Дима щелкнул замками, поднял крышку и увидел ряд аккуратно обернутых промасленной бумагой артиллерийских снарядов.

Когда через полчаса Дима вылез наверх, к нему подошел Одесский:

- Там, что, правда, снаряды? Вы видели?

-Да, Игорь Абрамович, правда, хоть вы и не разрешили, но нужно же было удостовериться, - схитрил Дима, решив не говорить, что Андрей им про снаряды ничего не рассказывал.

Оставшиеся три недели практики работа шла своим чередом, только военных в Куйбышево стало много. Приезжали и уезжали экскаваторы и тяжелые грузовики, даже вертолеты на "Утюг" садились. Со стороны пологого склона входы в пещеры вначале откопали, затем укрепили склон выше них, а после окончания работ залили бетоном. На что Александр Иванович философски заметил: "Могли бы и не стараться - через пару сотен лет все равно промоет".

Около костра по вечерам только и разговоров было, что о немецком складе. Непонятного в этой истории было, конечно, много. Прежде всего - как это буровики так легко нашли и пещеры, и склад, а местные там так ни разу и не побывали. Известно, конечно, что... буровикам... всегда везет, но все же всем хотелось знать подробности. Об этом Григорий и спрашивал Свету. Она сказала, что о том, что на дальней стороне "Утюга" могут быть пещеры, в поселке догадывались, но никто их, как место, где мог быть спрятан татарский клад, всерьез не рассматривал. Во-первых, это было далеко от поселка. Так можно было предположить, что клад спрятан в любом месте в Крымских горах - пещер в них немало, все не облазаешь. Во-вторых, классических входов в пещеры в виде гротов или более-менее больших отверстий там не было. В лучшем случае это были щели между глыбами, которые могли закрыться в любой момент. По этой причине место это считалось очень опасным, и никто туда не совался. Предполагалось также, что, если даже там и есть пещеры, то они очень сырые - очень уж много воды втекало туда во время паводков. Так что, скорее всего, права народная мудрость, и буровикам просто повезло.

У Светы, была подружка, а у той сестра, муж которой был военным и участвовал в эвакуации немецких боеприпасов. Подружка эта сказала, что военные собираются послать письмо от Министерства обороны в Ленинградский Горный институт с благодарностью за находку немецкого склада оружия и с просьбой поощрить отличившихся студентов и преподавателей. Было ли такое письмо, поощрили ли преподавателей, история умалчивает. Студентов точно не поощрили. Наверное, в воспитательных целях. Обо всей это истории старались никогда больше не вспоминать. Может быть, компетентные органы поспособствовали.... Попробуйте сейчас поспрашивать о тех событиях их участников - никто не сознается.