Баллада о предместье

— Моя жена... — сказал Друс, — да, в нашу жизнь закралась ложь. Мы даже ни о чем не разговариваем. Мы не разговариваем уже почти пять лет. Однажды — это было в воскресенье — мы сидели за завтраком. И я непринужденно беседовал, вполне обычно, знаете, так непринужденно. И вдруг она сказала: «Кря-кря». Она сказала: «Кря-кря». Она сказала: «Кря-кря» и сделала ладонью вот так. — Мистер Друс раскрыл ладонь и показал, как утка хлопает клювом.

Дугал тоже сложил пальцы в утиный клюв и показал, как крякает утка.

— Кря-кря, — сказал Дугал. — Вот так?

Мистер Друс уронил руку на стол.

— Да, вот так, и она сказала: «От тебя только это и слышно: кря-кря».

— Кря, — сказал Дугал, изображая ладонью утиный клюв, — кря.

— И она, моя жена, сказала это мне, — сказал мистер Друс. — Она сказала: «От тебя, кроме кряканья, ничего не услышишь». Да, и с этого дня я рта не раскрыл в ее присутствии. Я не могу, Дугал, это уже чистая психология, я просто не могу — ничего, что я называю вас Дугалом?

— Да что вы, Винсент, — сказал Дугал. — О, как я вас понимаю. Как же вы общаетесь с миссис Друс?

— Пишу записки, — сказал мистер Друс. — Ну, можно ли это назвать браком? — Наклонившись, мистер Друс выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда книгу в ярко-желтой суперобложке. Она называлась «Психология супружеских отношений». Друс полистал и отложил книгу. — Это не для меня, — сказал он. — Любопытные истории, но мой случай не охвачен. Я было думал, не пойти ли мне к психиатру, но потом рассудил: почему это я должен идти? Пусть она идет к психиатру.

— Подарите ей букет цветов, — сказал Дугал, разглядывая свою руку и кокетливо скрючив мизинец. — Заключите ее в объятия, — сказал он, превратившись в сотрудницу дамского журнала, — и начните все сначала. Зачастую нужен лишь один маленький шаг навстречу...

— Дугал, я не смогу. Не знаю почему, но я не смогу. — Мистер Друс положил руку на желудок. — Что-то останавливает меня.

— Вы должны расстаться, — сказал Дугал, — хотя бы на время.

Мистер Друс быстро убрал руку с желудка.

— Нет, — сказал он, — о нет, я не могу покинуть ее. Я должен остаться с нею во имя счастья прежних дней.

Зазвонил телефон.

— Я занят, — резко сказал он в трубку.

Он швырнул трубку и, подняв глаза, обнаружил перед самым носом указательный палец Дугала. Тощий и мрачный Дугал превратился в следователя.

— У миссис Друс, — сказал Дугал, — есть деньги.

— Имеется известное количество акций страховых компаний, держателями которых, — сказал мистер Друс, не сводя взгляда с пальца Дугала, — мы являемся совместно с миссис Друс.

Дугал слегка погрозил указующим перстом.

— Она не позволит вам уйти от нее, — сказал он, — из-за этих денег.

Мистер Друс явно испугался.

— У нее есть также, — сказал Дугал, — компрометирующие вас сведения.

— Не понимаю, о чем вы говорите?

— Мои глаза видят сквозь землю. В моих жилах струится кровь горца. — Дугал опустил вытянутую руку. — Можете считать, что я вам всячески симпатизирую, Винсент, — сказал он.

Мистер Друс уткнулся головой в стол и заплакал.

Дугал уселся и закурил сигарету из пачки мистера Друса. Он вздохнул, и плечи его еще больше перекосились. Он откинулся на спинку стула, как выдохшийся медиум после спиритического сеанса.

— Малость всплакнуть, — сказал Дугал, — это всегда полезно. Лет сто назад все парни плакали почем зря.

Вошла Мерл Кавердейл с бумагами на подпись. Увидев, что происходит, она остановилась и щелкнула каблуками.

— Благодарю вас, мисс Кавердейл, — сказал Дугал и протянул руку за бумагами.

Тем временем мистер Друс выпрямился и стал сморкаться.

— У вас, случайно, нет расчески? — спросил Дугал, пожимая под бумагами руку Мерл.

Она сказала:

— Ужас, что у нас творится.

— По какому вы делу, мисс Кавердейл? — спросил мистер Друс, изо всех сил стараясь не всхлипывать.

— У мистера Друса побаливает голова, — сказал Дугал, выходя из кабинета вслед за нею.

— Да расскажите же, что случилось, — сказала Мерл.

Дугал посмотрел на часы.

— Простите, не могу задерживаться. Мне сейчас предстоит важная встреча, тесно связанная с исследованиями персонала.

Дугал сидел в солнечной приемной, глядя на тюльпаны в глиняных горшках.

— Мистер Дуглас Дугал?

Дугал не поправил ее. Наоборот, он сказал:

— Совершенно верно.

— Пройдите, пожалуйста.

Он проследовал за ней в кабинет мистера Уиллиса, директора-распорядителя фирмы «Дровер и Уиллис, пекхэмские фабриканты текстиля».

— Добрый день, мистер Дугал, — сказал человек из-за стола, — присаживайтесь.

Услышав голос мистера Уиллиса, Дугал на ходу перестроился, ибо он понял, что мистер Уиллис — шотландец.

Мистер Уиллис держал перед собой заявление Дугала.

— Кончали в Эдинбурге? — спросил мистер Уиллис.

— Да, мистер Уиллис.

На фоне кирпичного личика мистера Уиллиса ярко выделились голубые глаза. Они вглядывались и вглядывались в Дугала.

— Дуглас Дугал, — прочел человек за столом в заявлении Дугала и спросил с кривой улыбочкой: — Состоите в каком-нибудь родстве с Ферджи Дугалом, игроком в гольф?

— Нет, — сказал Дугал. — К сожалению, не состою.

Уголки губ мистера Уиллиса опустились в улыбке.

— Почему вы решили пойти на производство, мистер Дугал?

— Думаю, что здесь хорошие заработки, — сказал Дугал.

Мистер Уиллис снова улыбнулся.

— Это правильный ответ. Когда предыдущему кандидату был задан тот же вопрос, он ответил: «Индустрия должна идти рука об руку с культурой». Он ответил неверно. Скажите мне, мистер Дугал, почему вы решили поступить именно к нам?

— Мне нужна была работа, и на глаза попалось ваше объявление, — сказал Дугал. — Я также обратил внимание, что вам требуются инструкторы по автоматике и ткачи высокой квалификации; кроме того, чесальщики для работы на станках двухигольчатой горизонтальной системы, чесальщики и инструкторы для работы на плоскозамочных станках. Я сделал отсюда вывод, что вы расширяете производственную базу.

— Вы что-нибудь знаете о текстильном производстве?

— Я знаком с постановкой дела на фабрике фирмы «Мидоуз, Мид и Грайндли».

— «Мидоуз, Мид» далеко отстает от нас.

— Да. Именно этот вывод я и сделал.

— Теперь я скажу вам, чего мы ждем, чего мы требуем...

Дугал сидел выпрямившись и вмешался, лишь когда мистер Уиллис закончил:

— Рабочий день с девяти до семнадцати тридцати.

— Мне нужно будет отлучаться для исследований.

— Исследований?

— В области производственных отношений. Исследование психологических факторов, обуславливающих прогулы и так далее, согласно изложенному вами...

— Курс производственной психологии вы сможете пройти вечерами. И разумеется, вы получите допуск на фабрику.

— Изыскания, которые я имею в виду, — сказал Дугал, — будут отнимать у меня первую половину дня в течение минимум двух месяцев. Двух месяцев, пожалуй, хватит. Нужно будет обследовать окружающую среду. Домашние условия. Пекхэм, несомненно, имеет свой специфический моральный облик.

Голубые глаза мистера Уиллиса фиксировали каждое слово. Дугал выдержал этот взгляд и продолжал говорить с той размеренностью, какая подобает серьезному, кривобокому и потому особенно усидчивому выпускнику Эдинбургского университета.

— Я поговорю с Дэвисом. Он у нас заведует кадрами. Мы с ним обсудим кандидатуры и, возможно, вызовем вас еще, мистер Дугал. Если мы остановимся на вас, не беспокойтесь, никто вашим изысканиям препятствовать не будет.

Фабричные ворота как раз открылись, когда Дугал сошел с крыльца конторы в тень и тишину проулков Нан-роуд. Кой-кого из девушек встречали мужья и ухажеры с автомобилями. Другие отъезжали на мотороллерах. Остальные шли к станции пешком.

— Дугал, привет, — позвала одна из них. — Ты что здесь делаешь? — Это была Элен, которая уже неделю работала у Дровера и Уиллиса. — Что ты здесь делаешь, Дугал?