Дрожь и оцепенение

А поскольку, более того, этот феномен усугублялся моей редкой бестолковостью к цифрам, зрелище, которое являла собой моя склоненная над калькулятором фигура, могло позабавить кого угодно. На каждую новую цифру я начинала смотреть с таким же удивлением, как Робинзон, встретивший индейца на необитаемом острове, затем моя окоченевшая рука пыталась воспроизвести ее на клавиатуре. Для этого я то и дело смотрела то на бумагу, то на экран, чтобы удостовериться, что ни одна запятая или ноль не затерялись по дороге, но тщательные проверки не мешали появлению колоссальных ошибок.

Однажды, с трудом стуча по кнопкам, я подняла глаза и увидела удивленный взгляд моей начальницы.

- В чем ваша проблема? -- спросила она меня.

Чтобы ее успокоить, я рассказала ей о синдроме картофельного пюре, парализующего мои пальцы, решив, что эта история вызовет симпатию ко мне.

Но единственным результатом моей исповеди был вывод, читавшийся в величественном взгляде Фубуки: "Теперь я поняла, она действительно умственно-отсталая, этим все объясняется".

Приближался конец месяца, а папка оставалась все такой же толстой.

- Вы уверены, что не делаете этого нарочно?

- Абсолютно уверена.

- Скажите, много ли... в вашей стране таких людей, как вы?

Я была первой бельгийкой, которую она встретила. Всплеск национальной гордости заставил меня сказать правду:

- Ни один бельгиец на меня не похож.

- Меня это успокаивает.

Я засмеялась.

- Вы находите это смешным?

- Вам никогда не говорили, Фубуки, что мучить умственно отсталых стыдно?

- Говорили. Но меня никто не предупреждал, что один из них окажется у меня в подчинении.

Я еще пуще рассмеялась.

- Я все-таки не понимаю, что вас так веселит.

- Моя веселость также результат моего психомоторного заболевания.

- Сосредоточьтесь лучше на вашей работе.

28 числа я объявила о своем решении не уходить вечером домой:

- С вашего разрешения я проведу несколько ночей на своем рабочем месте.

- Ваш мозг более эффективно работает в темноте?

- Будем надеяться. Возможно, в новых условиях я буду трудиться более производительно.

Я получила ее разрешение без всяких затруднений. Случаи, когда работники оставались на работе по ночам были нередки, если необходимо было уложиться в срок.

- По-вашему, одной ночи будет достаточно?

- Конечно, нет. Я рассчитываю вернуться домой не раньше 31-го.

Я показала ей рюкзак:

- Я принесла все, что мне нужно.

Когда я оказалась одна в стенах Юмимото, меня охватило легкое опьянение. Оно быстро прошло, когда стало ясно, что ночью мой мозг работал не лучше. Я трудилась без передышки, но мое рвение не давало никакого результата.

В четыре часа утра я быстро умылась и переоделась в туалете. Выпила крепкого чаю и вернулась на рабочее место.

Первые служащие прибыли в семь утра. Час спустя пришла Фубуки. Она кинула быстрый взгляд на папку затрат с проверенными досье и, увидев, что она также пуста, покачала головой.

Одна бессонная ночь сменилась другой. Ситуация оставалась прежней. В голове у меня был все такой же туман. Однако, я не отчаивалась. Необъяснимый оптимизм придавал мне храбрости. Так, не отрываясь от моих расчетов, я затевала разговоры с моей начальницей на совершенно отвлеченные темы:

- В вашем имени есть слово "снег". В японской версии моего имени есть слово "дождь". Мне кажется это знаменательным. Между вами и мной такая же разница, как между снегом и дождем, что не мешает им обоим состоять из одной и той же материи.

- Вы действительно думаете, что вас и меня можно сравнивать?

Я смеялась. На самом деле, это был нервный смех от недосыпания. Иной раз меня охватывала усталость, приступы безнадежности, но, в конце концов, все заканчивалось смехом.

Бочка Данаид не переставала заполняться цифрами, утекавшими сквозь мой дырявый мозг. Я была Сизифом бухгалтерии, этаким мифическим персонажем, я никогда не отчаивалась и в сотый и тысячный раз бралась за неумолимые вычисления. Между тем в этом было какое-то колдовство: я ошиблась тысячу раз, это напоминало повторение одной и той же мелодии, если бы мои ошибки не были каждый раз разными, при каждом пересчете я получала разный результат. Я была гением.

Нередко между двумя расчетами я поднимала голову, чтобы посмотреть на ту, что обрекла меня на этот каторжный труд. Ее красота захватывала меня. Единственная вещь, вызывающая у меня сожаление, были ее опрятно прилизанные средней длины волосы, уложенные неподвижной волной, их непреклонность, казалось, говорила: "Я -- исполнительная женщина". Тогда, я предавалась моему любимому занятию: мысленно ерошила ей волосы. Я давала свободу этой иссиня-черной шевелюре. Мои невидимые пальцы придавали ей изящно-небрежный вид. Иногда, я, совсем расшалившись, приводила ее прическу в такой состояние, словно она только что провела бурную ночь любви. Такая жестокость придавала ее красоте возвышенность.

Однажды Фубуки застала меня за моим воображаемым причесыванием:

- Почему вы на меня так смотрите?

- Я думала о том, что по-японски слова "волосы" и "бог" звучат одинаково.

- "Бумага" тоже, не забывайте. Займитесь своим досье.

Мой мозг все более размягчался. Я все меньше и меньше понимала, что можно говорить, а что нельзя. Однажды когда я пыталась найти курс шведской кроны на двадцатое февраля 1990 года, мой рот заговорил сам по себе:

- Кем вы хотели стать в детстве?

- Чемпионом по стрельбе из лука.

- Вам бы это очень пошло!

Поскольку она не спросила у меня о том же, я заговорила сама:

- А я, когда была маленькой, хотела стать Богом. Богом христиан с большой буквы "Б". В пять лет я поняла, что мои амбиции неосуществимы. Тогда я, слегка разбавив вино водой, решила стать Христом. Я воображала свою смерть на кресте на глазах у всего человечества. В возрасте семи лет я осознала, что и этого со мной не произойдет. Тогда я скромно решила стать мучеником. На таком выборе я остановилась на долгие годы, но этого тоже не случилось.

- А потом?

- Вы знаете: я стала бухгалтером в компании Юмимото. И думаю, что ниже пасть я уже не могла.