Человек рождается дважды. Книга 2

— Та-ак… — протянул Краснов. — А с бараками?

— Тут хуже. Распорядился я сам. Это брошенные постройки сплавбазы на Молтане. Там ни хозяина, ни концов. Чего им гнить, пусть принесут пользу горнякам.

— Горнякам? Кто же это у вас горняк?

— Три барака мы отвезли на комсомольский прииск. А два меньших взяли себе. Так сказать, за комиссию…

— Когда же вы успели всё это перевезти? — удивился Краснов.

— Чего это мы будем сами возить? Есть у нас шефы. Помните, на митинге выступал начальник колонны Горшков и предлагал свою помощь. Ну, вот я Его и разыскал и попросил помочь.

— По существу может и правильно, а по форме — анархия. Что получится, Если каждый начнёт рыскать по трассе? Ну. что же, придётся писать тебе выговор, а в Дальстрой просьбу о передаче Югу этих помещений. Как ты это находишь?

— Шёл сознательно и обижаться не буду.

— Коль так, то решено. А с тобой, товарищ Дымнов, мы как-нибудь заглянем в лагерь. Познакомишься с новым начальником Фоминым. Коммунист… Так ничего. Да заодно и посмотрим, как он готовит людей для молодёжного прииска.

Дымнов согласно кивнул и спросил Колосова:

— Как у тебя с глубинным завозом на отдалённые прииска? Пора этим заняться вплотную. Скоро будем слушать на парткоме.

— Да-да. Ты это учти, — поддержал Краснов, — Да и с лесом на приборы не затяни.

— Чего там тянуть, когда мы уже возим лес в глубинку на ключ Приискатель. А потом пустим машины и вверх по Оротукану.

Краснов внимательно посмотрел на Юрия. В распадке ключа Приискатель большие массивы строительного леса. Управление собиралось туда перебазировать лесоучасток, но всё упиралось в строительство дороги.

— А чего вы смотрите так, будто я вру? Ездим, и всё. Сперва, конечно, сделали дорогу, и не сами, а рабочие-дорожники с прииска «Скрытый». Им лес тоже нужен. А участок почти рядом. Затея это Татьяны. Всё хлопочет за комсомольский прииск. В субботу она условилась с трактористами выехать на «Нечаянный» и одновременно пробить дорогу. От дорожников Таня уже звонила.

— Эх вы, комсомолия. Отпустили девушку одну? — забеспокоился Дымнов.

— А вы не смотрите, что она с виду такая. Я имею в виду — не могучая. Во-первых, попробуй не пусти, во-вторых, Ей-то наверняка не откажут. Знают и уважают нашу Таню.

— А чего же ты молчал? — с укором посмотрел на него Краснов.

— Зачем торопиться? Как будто я не знаю вас. Сразу бы заставили возить лес и на другие прииски…

— Чёрт тебя знает, Юрка. Не то тебя ругать…

Дымнов сразу перебил Краснова:

— И ругать и, когда надо, хвалить. А выговор за дело. Такие нарушения нельзя обходить молчанием. — Он направился к вешалке и снял шубу. — Давай пройдём в лагерь. Есть у меня ряд вопросов, которые следует решить.

Колосов тоже встал.

— Да разве дело в приказе? Мне, например, кажется — в совести. А я вот совсем не чувствую, чтобы она была у меня нечиста.

ГЛАВА 4

Всё лето Фомин провёл в разъездах. Сначала занимался организацией лагерных пунктов на приисках. А потом началась переброска людей на участок дороги Колыма — Берелёх. Неустроенность личной жизни и бесконечные командировки вымотали вконец. Он вынашивался, как Его старенькая шинель.

Несколько раз удалось встретиться с Ниной. На все Его предложения Нина отвечала, что они только знакомые. Он попросил начальника управления перевести Его в другое место.

— Пожалуй, ты решил правильно. Всякая форма стареет от времени, и надо Её менять, — согласился тот и предложил на выбор любое лагерное подразделение. Фомин остановился на комендантском.

С Аллой Васильевной расстались по-хорошему.

Комендантский лагерь имел пересыльное отделение. Работы было много, и он редко отлучался в посёлок.

Всё это утро он просматривал списки бригад для приисков. В кабинет вошёл мальчишка-почтальон.

— Вам телеграмма, товарищ начальник. Распишитесь, пожалуйста.

Фомин прочёл. Левченко сообщала о своём решении приехать погостить.

Написать, чтобы не приезжала? Бесполезно, приедет всё равно. Остаётся одно — найти для неё угол. Иначе заявится к нему. Но где найти комнатку? Что же делать? Какое-то наказание.

Фомин вспомнил Каца. Тот вышел на колонизацию. Построил себе домик рядом с механической базой. Лучшего и не придумаешь. Он тут же позвонил диспетчеру и попросил пригласить к телефону старика.

Не прошло и пятнадцати минут, как в дверь заглянул Кац.

— Гражданин Фомин, вы просили позвонить. Я пришёл сам. Кто знает, что вы можете сказать мне.

— Проходите, Исаак Маркович. Напрасно беспокоились. Дело-то, знаете, пустяковое. — И Фомин попросил на время комнатку. Кац вскочил.

— Ой, маменька! Так чего же вы молчали? Жить вам да радоваться тысячу лет. Переезжайте на здоровье. Я сейчас побегу за подводой. — И он схватился за шапку.

— Вы не так меня поняли, — смутился Фомин. — Женщина приезжает временно и жить будет одна…

— Вы думаете, Исаак не понимает?

Чёрт знает что вышло. Хотел, просить о личном одолжении, а получилась зависимая услужливость. Он хотел объясниться, но в кабинет вошли секретарь парткома и Краснов.

Кац тихонечко выскользнул в дверь. Краснову бросилась в глаза бледность Фомина.

— Ты что же, заболел? Или в лагере не ладится?

— Да вот. Бывают и на небе тучи.

— Парень ты в годах. Обяжем в порядке партийной дисциплины заняться вопросом семьи. А то гляди как бы и верно не вымок под тучами.

Фомин начал подбрасывать в печь дрова.

— Ну, брат. Это совсем ни к чему, и так дышать нечем, — засмеялся Краснов. — А может, и верно попал в точку? — Фомин смутился, — Хватит, пошутили, а теперь доложи о делах.

Краснов слушал внимательно и делал заметки в записной книжке. Дымнов молча просмотрел Ежедневные сводки о работе бригад.

— Нас интересует отношение заключённых к труду. Хорошо бы познакомиться с состоянием дел на лагпунктах. И в частности, на «Таёжнике» у товарища Шулина.

— «Таёжник» — лучший лагпункт. Отказчиков от работы почти не бывает. Нарушений режима нет. Всё там до странности хорошо. Это по официальным сведениям.

Дымнов взял отчётную форму прииска.

— М-да-а… Показатели отличные. Чем бы вы могли это объяснить? Вы сомневаетесь в их правдивости?

Фомин пожал плечами.

— Инспекторские проверки подтвердили достоверность показателей. Но, видите ли, товарищ Шулин своеобразный человек. Заключённые относятся к нему с уважительной покорностью.

— Ты что-то недоговариваешь. Давай-ка, брат, поясней, — нахмурился Краснов.

— Договаривать нечего. Порядки у него, так сказать, патриархальные. А человек он крутой.

— Имеются факты? — насторожился Дымнов.

— Пытались проверить, да где там? Если заключённые кого-то полюбят, до правды не докопаешься. Все в один голос: «Да чтобы дядя Володя себе позволил? Он скорее последнюю рубаху снимет».

Краснов молчал. Любил он Шулина за характер, прямоту и знание горного дела. Да и многому у него научился, и Ему было бы неприятно, что на прииске что-то неладно.

— Вы сами-то понимаете причину таких взаимоотношений? — спросил Дымнов.

— Шулин никогда и ни на кого не жалуется. Человек волевой, держит своё слово крепко. Кроме всего, по-настоящему заботится о рабочих. Питание на «Тёжнике» лучше, нежели на любом другом предприятии управления. Люди тепло одеты, в бараках чисто. Нет у него ни драк, ни воровства. Все происшествия расследует сам.

— Что вы хотите этим сказать?

— После таких разбирательств некоторые из Его собеседников имеют не совсем бодрый вид. А установить что-либо бесполезно. Вот это порождает разные слухи.

Краснов поднялся.

— Тут надо проверить. Мы не потерпим никаких нарушений революционной законности. Пусть это будет даже Шулин…

Встал и Дымнов и попросил проводить их в бараки.

— Стоит ли? Еще наслушаетесь грубостей. Есть тут такие «огоньки», для которых всё трын-трава, — пытался отговорить их Фомин.