Жила-была старушка в зеленых башмаках

Юлия Вознесенская

Жила-была старушка в зеленых башмаках…

История первая Этот дивный день рождения

В семьдесят пятый день рожденья, под самое утро Агнии Львовне Пчелинцевой был ниспослан чудесный сон. Снилось ей, будто лежит она на летнем лугу, дышит теплыми запахами разнотравья и смотрит бездумно в глубокое синее небо, а над головой у нее колышутся ромашки да маки, васильки да лютики, плотные белые щитки тысячелистника и малиновые шапочки клевера. Потом вдруг на чистое небо набежала серая тучка с темным брюшком, и на запрокинутое лицо Агнии Львовны упали первые капли летнего дождя. И от ласкового этого дождика Агния Львовна проснулась, сожалея об уходящем дивном сне. Но… сон покидал ее как-то странно — фрагментами: ни луга, ни синего неба с тучкой посередине уже, конечно, не было, а вот запах цветов остался; под головой у нее была любимая подушка, но теплый дождик все так же продолжал капать ей на лицо. Она почувствовала в этом некоторую… несообразность, что ли, удивилась и проснулась окончательно. И открыла глаза. Над ее головой колыхались цветы! Правда, это были уже не маки и ромашки, васильки да лютики, а разноцветные осенние астры и между ними — три большие белые хризантемы. А на лицо ее падали капли с мокрого букета.

Агния Львовна отвела цветы от лица и увидела за ними довольные лица своих подружек и соседок, Варвары Симеоновны Комиссаровой и Лики Казимировны Ленартович, Варежки и Лики. Варежка держала букет, слегка им помахивая, а у Лики в руках был поднос, на котором стояли парадные фарфоровые чашки Агнии Львовны, синие с золотом, Ломоносовского завода, серебряный кофейник и тарелочка с печеньем «Курабье татарское». Увидев, что Агния Львовна открыла глаза, Варвара Симеоновна бросила мокрый букет на подушку рядом с ее головой, достала из кармана халата открытку и торжественно объявила:

— Ода на день рождения Агнии Пчелинцевой! Автор Ангелина Ленартович, читает Варвара Комиссарова! — И с выражением прочитала:

Восстань, внемли, о Львова дщерь!

Уже стучатся гости в дверь,

Уже рассвет, уже цветы!

Но их пока не видишь ты,

Поскольку спишь без задних ног.

А день рожденья на порог

Меж тем вступил, и ждут друзья —

И долго их томить нельзя,

Ведь кофе стынет.

Поднимись, Протри глаза и оглянись!

«Восстань и виждь!» — сказал пророк,

Он лучше выдумать не мог.

Окончив чтение, Варвара решительно отодвинула к стене подушку вместе с букетом и головой Агнии Львовны, чтобы освободить в изголовье кровати место для самой обширной части своей фигуры, и уселась, переводя дух. Худенькая Лика Казимировна деликатно, по-кошачьи, примостилась в ногах виновницы торжества, пристроив поднос у нее на животе — она устала его держать. Тут же на постель с ликующим лаем взлетел Танька, песик Лики Казимировны (полное имя Титаник, порода йоркширский терьер, характер восторженно-истерический). Шелковистые черно-рыжие космы Таньки-Титаника на макушке были собраны в пучок красным бантиком в белый горошек — в честь праздника. Хитрый пес, быстро виляя мохнатым хвостиком, начал деловито разгребать одеяло в ногах Агнии Львовны с таким озабоченным видом, будто у него где-то там была зарыта вкусная косточка или любимая резиновая игрушка, а не то чтобы ему просто захотелось понежиться под теплым нагретым одеялом, как могли бы подумать некоторые чересчур сообразительные люди. В конце концов, он таки приподнял одеяло, развернулся, протолкнул под него округлый лохматый зад, а затем протиснул в теплую пещерку и все свое тельце, оставив снаружи только бантик, хитрые глазенки да черный нос.

— Титаник! А совесть? — строго спросила его Варвара. Но пес сразу же отвернулся в другую сторону: не вижу, не слышу, и совести никакой у меня тоже нет — какая может быть у собаки совесть?

— Да оставь ты его, Варежка, пускай понежится! — смеясь, сказала Агния Львовна. — Уж сегодня-то можно. А вам спасибо, мои дорогие! Но, может быть, я все-таки встану и мы перейдем за стол?

— Ни в коем случае! — отрезала Варвара. — По протоколу ты сегодня должна пить кофей в посте ли, как аристократка.

— Вот именно! — поддержала ее Лика. — Скажи, Агуня, часто тебе случалось пить кофе в постели?

— Случалось, и не раз! Подруги переглянулись.

— Это когда же? — недоверчиво спросила Варвара.

— Да в больницах же, глупые! В прошлом году, например, когда лежала с радикулитом…

— Скучная ты старуха, Агния! Разве ж такое кофепитие подразумевалось? Ты вот скажи прямо: муж твой покойный тебе часто кофе в постель подавал?

— Честно говоря, девочки, я такого не припоминаю…

— А вот мы — подаем! Так пей же и будь признательна и счастлива.

— Я вам весьма признательна и благодарна, но кофе я пить не стану, вы уж меня простите, милые!

— Это еще почему?! — возмутилась Варвара. — Чем это тебе наш кофе не угодил или «Курабье татарское»?

— Да потому, что я сейчас поднимусь, реанимируюсь и отправлюсь в храм на литургию и там буду причащаться. А вы сами пейте, пейте! Чего ж добру остывать?

— Мы, значит, начнем праздник; в твою честь, а ты будешь на нас взирать, утопая в цветах, как… как… — начала было Лика, но, споткнувшись о сомнительное сравнение, умолкла.

— Как Офелия! — выручила подругу Варвара, подняла с подушки букет и одним широким взмахом разбросала астры по всей кровати. — Предупредить не могла?

— Простите, я как-то не подумала… Да разве же я могла предусмотреть такое торжественное пробуждение? Да вы пейте, не стесняйтесь, девочки! А я на вас погляжу и порадуюсь.

«Девочки» стесняться не стали. Подняв свои чашки, они чокнулись и запели дуэтом: Варвара переходящим в бас контральто, а Лика трогательным, чуть надтреснутым сопрано:

С днем рожденья тебя!

С днем рожденья тебя!

С днем рожденья, Агунюшка,

С днем рожденья тебя!

После этого подруги немедленно начали торжественное кофепитие, а виновница торжества с улыбкой поглядывала на них, собирая разбросанные по постели астры и хризантемы обратно в букет.

— Гостей у тебя вечером много будет? — спросила Варвара.

— Только семья и вы.

— Слышишь, Ангелина? Семья и мы. Семья — отдельно, мы — отдельно. Так что мы с тобой, выходит, ей не семья!

— Это она оговорилась, Варежка!

— Хорошенькие оговорочки в день рождения! — пожала полными плечами Варвара.

— Ну простите, девочки, согрешила я, не подумавши! Конечно, конечно же, вы — тоже семья! Может быть, теперь уже самая близкая часть моей семьи. Сколько же лет мы тут вместе живем, а, милые? Я с самого детства, и ты тоже, Варенька. А вот Лика поселилась в нашем доме позже, но сразу же пошла с нами в один класс, хоть и была старше нас на год.

— Была и осталась, — резонно заметила Вар вара.

— Могла бы не напоминать в такой день! — сказала Лика.

— Больше не буду, прости, старушка!

— Вот — опять!

— Успокойся, Ликуня, ты не выглядишь старше нас ни на один день! — сказала Агния. — Лика, а ты в какой класс к нам поступила, в четвертый или в пятый?

— В четвертый, по-моему. Вы обе еще так удивились, когда узнали, что я не только с вами учиться в одном классе стану, но и живу в одном доме с вами и на одной площадке. Ревновали ко мне друг дружку… А вот Варенька не только тут родилась, но и все ее предки тоже здесь жили. Так что, можно сказать, мы все живем в твоем родовом гнезде, Варежка! С детства прожить в одном и том же доме, в доме своих предков, никуда не переезжая, — это мало кому удается в наше неспокойное время. Ну да и я уже тут старожилка, можно сказать. Наверное, тут мы и помрем все трое, каждая в свой срок… А лучше бы вместе! Да нет, я, пожалуй, хотела бы уйти из жизни первой, чтобы не тосковать по вам.

— Хорошенькую ты нашла темку для размышлений в день рожденья! — фыркнула Варвара.

— Ой, правда, что это я? Не надо, не надо о грустном, девочки! — сказала Лика и даже ручка ми замахала.

А ведь тут и вправду мое родовое гнездо, вернее, его уголок, — вздохнув, сказала Варвара. — Вы-то знаете, что этот дом построил еще мой прадед. А другие соседи и не догадывались, нам таиться приходилось… Конечно, в стародавние годы семья наша жила не во флигеле, а в угловом бельэтаже и занимала весь этаж: шесть окон на Кузнечный и восемь — на Коломенскую. Тогда номеров не было, и дом наш назывался просто — «дом дворянина Комиссарова».