Соль земли

Только вот метелка не на месте и мель с камней не убрана. Свежая мель. Не его. Синица на палец попробовал — соль.

Тогда-то он их и увидел впервые, когда домой возвращался. Не то чтобы увидел, толком их не разглядеть, а так, определил присутствие. Боковым зрением движение уловил. Вроде как тени от птиц скользят по земле, быстро, бесшумно. Такие сгустки мрака в темноте. Черти, в общем. Много их — десятки. Заперся Синица, забаррикадировал окно и до утра не сомкнул век.

На следующую ночь картина повторилась. Синица на нервах спал вполглаза, вскочил, едва зарокотало колесо. Опять, значит, да?… Ладно… Но до мельницы не дошел. Вообще никуда не дошел — заперли его в собственном доме. Тени эти, мутотени… Будто каменный валун подкатили снаружи. Тем интереснее, что открывалась дверь вовнутрь. Бился Синица, колотился — бестолку. Думал в окно вылезти, так узкое больно, не пролезет. Раму высадил, пострелял для острастки — все без видимого эффекта. Схватился он тогда за топор и принялся собственную дверь высаживать. Доски толстые, сухие. Измочалил Синица всю, в щепу разнес, а с первыми лучами та сама отлипла. Как в сказке, блин. Только крика петуха недоставало для пущего антуража.

Разобрало Синицу зло. Не телок он какой-нибудь, чтобы его в стойле прикрывать. Он срок на красной зоне оттянул, по сравнению с которой чтецу Хоме показался бы Вий детским шептуном. И пободаться ему есть за что, потому как отступать некуда. Позади, сука, Вера Алексеевна…

Двинул тогда Синица на мельницу и скрутил к едреней фене передаточную шестерню, домой отнес, на гвоздик под потолком подвесил. Иди, помели без нее — вспотеешь.

Новую ночь проспал Синица, как убитый. Оно и понятно, двое суток на ногах. Только поутру ждало его горькое разочарование: пропала лошадь. Была и нет. Ни следов, ни крови, ни вырванных шерстинок не нашел Синица. Испарилась. К слову сказать, шестерня с гвоздика исчезла тоже. А кто виноват? Дверь с окном он порушил собственнолично… Хорошо самого не сожрали, как кобылу…

Синица перешел к глухой обороне. Заколотил окно, дверное полотно восстановил и с наступлением сумерек не показывал наружу носа. Сидел, кусая губы, слушал рокот мельничного колеса да тюкание дробилки. Спать боялся. Баюкал на руках винтовку и потихоньку сходил с ума. Ждал, когда придут за ним.

Синица не помнил, сколько времени прошло. Но однажды, поглядев на свое отражение в воде, понял, что дальше так продолжаться не может. Иначе он правда рискует повредиться рассудком. Решил западню врагу устроить. Совершенно, правда, при этом, не представляя, с кем имеет дело. Но рассудил он просто: если эти черти вылезают ночью — значит, нужен свет. Нужен огонь, много огня.

На приготовления ушло несколько дней. От дома до мельницы Синица прорыл траншею. На дно уложил желобок из распиленных вдоль еловых бревен с выдолбленной сердцевиной. Сверху натаскал сухого до звона стланика, прикрыл хвоей. Едва засерели сумерки, слил в желобок все имеющиеся запасы скипидара. С краю установил светильник, подрезал до минимума фитиль, чтобы огонек не бросался в глаза. И поспешил на облюбованную заранее сосну, откуда открывался прекрасный вид на все его владения. Или, сказать по чести, уже не совсем на его.

Ночь упала на землю, окутала округу чернильной мглой. Звенел над ухом комар, стрекотали свою песню сверчки. Тихо. Спокойно. Синица поежился и зевнул. И в тот самый момент что-то отчетливо щелкнуло и закрутилось, набирая обороты, мельничное колесо.

Приперлись…

Синица поймал на мушку крошечное светящееся пятнышко и выстрелил. Огонек погас. По замыслу разлившийся скипидар должен воспламениться, поджечь закладку. Синица поморщился досадливо: изобретатель, туда-сюда!.. Но спустя секунду землю разрезала огненная змея. Пламя крепло, ревело, и вот уже встало сплошной стеной, безжалостно высвечивая пожаловавших на заимку ночных гостей. Вторую, млять, производственную смену…

Синица беззвучно матерился. Такое он видел впервые. Бесформенные черные комки проворно расползались прочь, время от времени делая стойку в рост, будто зайцы. И были они плоские, как наволочки. И размером примерно под стать.

Синица ловил эти наволочки в прицел и хладнокровно жал на спуск, сливая пачку за пачкой. Распишитесь, твари, в получении!

Опомнился он только тогда, когда стрелять оказалось не по кому. Синица мог поклясться, что попал, и не раз, не мог не попасть, но ни трупов, ни подранков нигде не наблюдалось. Ссыпавшись с дерева, Синица осмотрел поляну более внимательно, благо, огонь позволял. Ничего. Никаких следов, будто он стрелял по бесплотным фантомам.

Наметанный глаз уловил какое-то шевеление перед домом. Синица вспомнил, что вроде бы оставлял там сушиться небольшую сеть. Ага! Есть прибыток. Такую рыбу ловил он впервые.

Синица вынул из костра головню, посветил поближе. В петле билось нечто. Подрагивающее, переливающееся образование неясных очертаний. Короче, чертяка!

— Ну, что, сынку? Допрыгался?…

Ни глаз, ни рта, ни носа Синица различить не мог. Да и большой еще вопрос, были ли они вообще. Он не знал, боялась ли эта хрень пули, но огня, судя по всему, она боялась точно.

— Сожрали лошадку мою… Рады?

Существо затихло, обреченно ожидая своей участи.

— Эхх, — Синица вздохнул, — срань ты господняя… Постой…

Наклонившись, обрезал ножом лесу, неосторожно коснувшись существа рукой. На ощупь оно было холодное и гладкое.

— Вали давай к мамке!..

Не дожидаясь повторного приглашения, существо заструилось над травой, поплыло, как придонная камбала, и скрылось во тьме.

Вернувшись к себе, Синица достал поллитровку брусничной настойки, сделал глубокий вдох и всосал залпом, без закуски. Разум отказывался воспринимать пережитое, рискуя перегореть. Вот, Синица и заземлился. Там же, где и сидел. До утра…

Наступление нового дня преподнесло очередной сюрприз. Собственно, сюрприз этот стоял перед крыльцом и мирно хрупал траву. Синица сглотнул и поскреб затылок, в голове после вчерашнего немного шумело. Обошел кобылу кругом, похлопал по крупу. Внешне выглядит, как живая. Даже бока, вон, покруглели… Для себя Синица решил более ничему не удивляться. Ну черти… Ну сожрали лошадку. Теперь отрыгнули. Бывает…

Так и стал жить. Бок о бок с наволочками с этими. Не трогал их. И они его не трогали. И лошадь больше не ели. Что им по большому счету делить? Окурков они после себя не оставляли, по углам не ссали. Пускай себе крутят свою соль, не жалко.

Кстати, соль эта имела престранную природу — Синица случайно выяснил. Когда опившись чаю, несколько раз кряду бегал смотреть на луну. Бегал смотреть, конечно, в переносном смысле, но светила луна в прямом. Заметил он, что штаны его и рубашка как-то странно в лунном свете поблескивают, переливаются серебристой пылью. Ну а что на нем за пыль-то? Знамо, с мельницы! Высыпал Синица на ладонь соль из солонки, в пальцах размял — мать-перемать! Часть крупинок блестит. Он тогда выволок во двор корзины с соляными камнями, на траве рассыпал. Некоторые слитки будто светились молочно-белым изнутри. Если их взять и в руке помусолить, то на коже оставались серебристые следы. Повинуясь смутной догадке, Синица вывел из стойла кобылу и с удовлетворением констатировал, что та вся в фосфоресцирующих пятнах. От копыт до гривы. И выходит, не есть ее брали наволочки, а пользовать по прямому назначению. То есть в качестве тягловой силы.

Синица мог поклясться, что обычная соль плоскую звездобратию интересовала вряд ли. Для каких-то своих нужд они собирали именно эту, лунную. Может, ловили с нее цветные глюки, может, распаляли тягу к размножению. Беспокоило другое. Неизвестное светящееся вещество он и сам принимал в организм вместе с пищей в преизрядном количестве. Да еще и людей им кормил. Потому как молол все без разбору. Кто знает, может оно того, радиоактивное? И хоть хрен у него до сей поры не отвалился и сиськи не выросли, решил Синица впредь минералы не смешивать. На всякий случай.

Неладное Синица почувствовал еще на подступах к поселку. По низинам тянуло горьковатым дымом пожарищ, выла вдали сирена, слышались хлопки выстрелов. Совсем уж Синица напрягся, когда в овраге узрел навзничь лежащий труп с пулевыми отверстиями в спине.