Дело о ртутной бомбе

го сперва поломайте себе ноги!..

Встречный народ веселился. А Мите хотелось провалиться.

– Елька! Брошу, честное слово! Вместе с телегой!

– Больше не буду… – И примолк.

Ну да, примолк. А почему у встречных прохожих все то же изумление и смех? Митя оглянулся.

Этот олух стоял на руках! Да, опирался ладонями о край ящика и о доску, а ногами писал в небе коричнево-белые кренделя. Рубашонка съехала на грудь, и Митя заметил почтовый конверт – он косо торчал за резинкой пояса.

Митя сделал зверское лицо. Елька перевернулся в воздухе и ловко уселся на доске. Гипс – опять на краю коробки.

– Сейчас врежу тебе от всего сердца…

– Я же инвалид!

– А я же не по ноге, а…

– Всё! Я пе-ре-вос-пи-тался.

– Что за конверт у тебя на пузе?

– Письмо… Я вчера из ящика достал и теперь везде с собой ношу… Я хотел тебе показать, только не тут, а дома…

"Смотри-ка, до чего быстро сработала почта!"

– Ну-ка, дай…

– Сейчас… Думаешь, почему я веселюсь? Что в школу ходить не надо? Нет! Мить, я из-за письма. На…

Все было как надо, и все же сидела в Мите виноватость. С этим чувством он и достал из конверта мятый бланк телеграммы.

На обороте были печатные слова. Одни – вырезанные из газеты целиком, другие – собранные из букв. Приклеенные желтым клеем. Так, что сразу ясно: письмо это человек спешно мастерил на какой-то сельской почте.

СпАсИбо тебе братишКа

МОЖЕТ КОгда нибудь ув?димся

Митя сложил бланк, затолкал в конверт. Покачал письмо на ладони. Адрес был написан корявыми печатными буквами. На месте обратного адреса – пусто. А на марке – штемпель почтового отделения "Остаткино".

Позавчера, по дороге в Мокрушино, когда проезжали через Остаткино, не так-то легко было уговорить дядю Сашу, отца и маму завернуть на площадь, к почте, чтобы Митя мог бросить приготовленное заранее письмо в ящик.

"Что за фантазии? Почему нельзя было отправить письмо в городе?"

"Папа, нельзя! Надо отсюда!"

"А что это за письмо?"

"Это секрет! У нас игра такая! Могут у меня быть свои секреты? Да не бойся, мама, тут ничего плохого!"

"Поехали, здесь всего-то пять минут", – решил дядя Саша, у которого был "такой же фантазер-придумщик".

Письмо ушло в ящик с коротким шелестом – будто со вздохом. И в этот же миг Митю ознобом тряхнула мысль:

"А может быть, это не я, а он отправляет письмо?"

"Как же так?"

"Или… он и я – это одно и то же… Он – это я через несколько лет!"

"Нет… Нет! Лучше уж… лучше уж как Жанкин брат Стасик!" – Это Митя крикнул себе с тем же, наверно, ужасом, что Елька свое: "Пусть живет Андрейка!"

"А ты уверен, что это л у ч ш е?"

"Я… не знаю… А может, и он, и Стасик, и я – всё одно?"

"Но п о ч е м у?

"А почему на свете вообще есть т а к о е?

Он передохнул, прислонился лбом к теплому железу ящика.

"Нет! Я Митя Зайцев. Я буду жить и писать сказки!"

"Да? – словно услышал он со стороны. – Ну… живи". – И пришло непрочное облегчение.

…Конечно, лучше было бы отправить письмо из какого-нибудь приморского