Тоска (СИ)

Он растолковал мне, что для познания себя и понимания, чего я хочу, нужно из своей собственной зоны "К" выйти, а значит лишиться привычных точек опоры в жизни.

Сначала я ходил голым в метро. Люди тыкали в меня пальцем, полицейские норовили меня забрать в отделение, а многочисленные нищие, и те, нет-нет, да пытались сунуть монетку мне, бедолаге.

Затем мы били мерзавцев. Ночами ходили по городу и искали нехороших подозрительных личностей, а потом я пытался с переменным успехом благородно начистить им морду. Полицейские норовили меня забрать в отделение, а немногочисленные прохожие в зависимости от того, за кого болели, пытались начистить морду либо мне, либо полицейским.

Потом я пытался работать детским аниматором. Страшное дело. Ходил в клоунском костюме, уже знакомые полицейские норовили сплавить мне своих чад, а многочисленные дети, нет-нет, да каждый праздник пинали и унижали меня.

В конце концов, доктор Долдон пригласил меня в свой кабинет и заставил напиться до полусмерти.

Когда я уже отключался, он сообщил мне следующее:

- Вы можете не знать, но нет ничего хуже, чем сплести около себя паутину, и запутаться в ней так сильно, что позабыть про целый непознанный мир вокруг. В каждом из нас есть паутинный заряд, и страх положения в том, чтобы сотворить маленькую паутиночку от дома до работы, израсходовав всего пять процентов, а потом каждый день потихоньку выплескиваться наружу, все больше и больше погружаясь и путаясь, так и не узнав, какую красоту могли создать. Вы же, мой дорогой друг, подсознательно ощущаете нетронутый потенциал и ищете его воплощение. Вы молодец. Вы хотите расширять вашу зону "К", вашу паутину. Завтра, как проспитесь, быть может, поймете в какую сторону.

И вот, я очнулся в общественном туалете города Страсбурга.

Удивительное место, никогда здесь не был. Полицейские не норовят забрать в отделение, а многочисленные посетители даже внимания не обращают.

Я встал с унитаза и внимательно посмотрел в зеркало.

- Отвратительный дизайн, - показал я Долдону на шляпу. - А знаете что, я создам фабрику по производству головных уборов, нельзя допустить, чтобы люди носили такую гадость.

Долдон пожал мне руку, поклонился, вытер галстуком стульчак и покинул помещение.

Спустя год я прислал Долдону свою первую шляпу в форме будильника.

Пожалуй, я нашел свое кредо и был счастлив.

И мы совсем не о шляпах.

Очень серьезный человек

Я плачу по четвергам и иногда по понедельникам. А вы как думали? Серьезный, вдумчивый человек должен позволить себе минутку слабости. Иначе он перестанет быть человеком.

Все эмоции расписаны у меня по дням. Смеяться во вторник после шести, испытывать светлую печаль в среду, ругаться матом в субботу с восьми до одиннадцати утра.

Я продуман до мелочей. Ничто не может выбиться из кропотливо составленного на основе опыта, метода проб и ошибок, жизненного плана - на любой случай в голове имеются четкие инструкции быстрого реагирования.

Я не боюсь случайностей - они модернизируют, обогащают мою сущность.

И я люблю, когда все идет вровень моим ожиданиям - это доставляет радость.

Которую я испытываю в пятницу с девяти до десяти вечера.

Моя ода всегда посвящена логике - словно мантру, я читаю её день ото дня, скрупулезно шлифуя входящие данные, сортируя по папкам, структурируя все, что вижу, слышу и осязаю.

Я стремлюсь стать истинным, совершенным, идеальным человеком.

Сверхчеловеком.

Мне нипочем ураганы и атомная бомба - теория заложена в фундамент моей головы, и я всегда лягу на дно канавы, прикрыв голову портфелем, а мое завещание лежит в ячейке самого защищенного банка в мире.

Плевать на сложности и проблемы - это всего лишь ситуации, в которых надо искать наиболее эффективное решение согласно текущим целям моего Я.

Я готов ко всему, смерти, стуже, бурану и кошачьему гриппу.

Но вчера...

Я шел по улице. Собранный и готовый, серьезный и продуманный.

Как раз проходил мимо шестого столба от моего дома, как увидел девушку двадцати лет. Она подошла ко мне и сказала:

- Простите, вы не курите?

Стандартный ответ на уличный вопрос номер шесть:

- Нет, не курю.

- Я тоже, - девушка вздыхает и идет прочь от меня.

Ошибка. Ошибка. В инструкциях ошибка.

Я догоняю девушку.

- Что вы сказали? - спрашиваю совершенно обескуражено.

- Я тоже не курю, как и вы, молодой человек, - через плечо бросает она.

- Тогда зачем вы...

- Спросила вас? Просто так.

Просто так. Вот и ответ. Просто так.

- Как это может быть? - меня колбасит от нелогичности.- Как это может быть "просто так"? Это же бессмысленно!

- Простите, что отняла у вас время, - она скользит по мне взглядом и ускоряет шаг.

- Постойте! - я вдруг что-то чувствую, совершенно не по графику, что-то любопытствующее, жгучее. - Вы же не могли совершенно без цели подойти ко мне и попросить сигарету?

- Я не просила у вас сигарету, - она смотрит на мои ботинки, и мне вдруг становится неудобно. - Я спросила, курите ли вы.

- А я ответил, что нет, - медленно произношу я. - И что теперь? Это плохо?

- А теперь ничего. Это так, как есть, - и она идет дальше.

- Постойте! - снова кричу я. - Кто вы?

Она оборачивается, внимательно смотрит на меня и спрашивает:

- А вы?

Я переминаюсь с ноги на ногу.

- Разве вам интересно, кто я? - спрашиваю и сам почему-то боюсь.

Она, наконец, заглядывает мне в глаза и отвечает:

- Нисколько.

И уходит.

Логический аппарат ломается. Я пытаюсь понять, но не могу. Во мне вдруг беснуется ураган и взрывается атомная бомба.

- Постойте! - в третий раз кричу я.

Она останавливается, но не оборачивается.

- Как вам можно помочь? - к черту инструкции, кажется это ЧП.

- Я сегодня...- она смотрит по сторонам, как будто сканирует местность на лишние уши. - Я сегодня разбила любимую копилку. Она была в виде маленькой собачки. Очень тяжелые настали времена. И я подумала - может пора закурить? И вот тут вы.

В этот момент я почему-то заплакал. Хотя было воскресенье, а я плачу по четвергам и иногда по понедельникам.

- Что это вы? - спросила она подозрительно.

- Я сегодня не должен был плакать, - ответил я сквозь слезы.

Мы обнялись, а через десятилетия умерли в разные дни, потому что нельзя же продумывать все до таких мелочей.

Безосновательно впустую убитые мгновения тяжкого бремени существования

Григорий страдал.

Душой и телом. И даже в пятке у него чесалось страдание.

Ему бы впору к врачу, но так оно ж всё обычно на авось, как-нибудь само.

Григорий страдал. Он не приемлел решительно всё: начиная с собственного имени, и заканчивая волосочком в левой ноздре. Всё было не так. Всё это не то.

Григорий страдал. Даже куриные котлетки перестали быть отрадой. Что уж тут говорить о близких.

Хотя и близких у него было негусто. Вот как страдал Григорий.

Григорий выстрадывал весь последний месяц, был угрюм, нелюдим, но трезв. Над ним без устали квохтали мама с папой: то супчику нальют, то в бар поманят. Но Григорий решительно отмахивался - есть дела поважнее. Пострадать надо вдоволь.

Григорий страдал. Упоенно, с чувством, причмокивая во сне и беспрестанно нарезая лук наяву - так ему нравилось героически сдерживать слезы и громко шмыгать носом.

Григорий страдал. За предыдущие сорок лет он рыдал, быть может, трижды, и то в младенчестве. Но тут такой великолепный повод - день григорьева рождения.

В тот миг Григорий почувствовал себя на рубеже, на пике, вознесённым до небес.

40 лет. Вот уже сколько он прожил. И всё пресно, одинаково, как-то без чувства.

Но ещё 40 впереди, - и это только по скромным прикидкам самого Григория.

Ах, сколько же всего он уже не сделал! Как многое мог совершить.