Нонкина любовь

И она рассказала все, что слышала о Нонке, добавив и от себя кое-что. Пинтез слушал, слушал и вдруг набросился:

— Не смей так говорить о девушке! Я раз гляну на человека и уж насквозь его вижу. Многие на нее зарятся, потому и болтают. А мне такие, как она, нравятся.

— Подумаешь! Свет клином на ней сошелся. Куда лучше есть. Вот хоть Марийка Кутева. С ума сходит девка по нем. И красивая и домовница. А эта? Небось, и глаз не кажет домой.

Пинтез нахмурился, брови его совсем нависли над глазами.

— Наш сын уже не маленький. Кто ему по сердцу, пусть ту и берет. Ведь он будет жить с ней! А ты держи язык за зубами. Слышишь!..

Он встал и пошел спать, не сказав больше ни слова. На другое утро, увидев Петра, позвал его во двор и стал бранить:

— Чтоб ты не смел позорить девушку, она тебе сердце отдала, а ты ее мучишь. Я такого в моем доме не потерплю.

— Мы с Нонкой уже договорились, отец, — сказал Петр взволнованно. — Но мать не хочет ее в снохи. Уже с каких пор мне это твердит.

— А ты сердце свое слушай, — прервал его Пинтез. — Что оно тебе подскажет, то и делай. А на мать не обижайся. Она мать, боится, как бы ты не попал на плохую женщину. Потому и говорит так. Ну, а теперь делай свое дело, а завтра пошли весточку сестре, пусть приедет там со своими, поможет к свадьбе готовиться.

Теперь Пинтезиха по целым дням не присаживалась. Побелила дом, убирала, стирала. Как увидела она, что не оторвать ей Петра от Нонки, не перетянуть старика на свою сторону, сразу примирилась. Бегала туда сюда в каком-то особенном возбуждении, и никто не слышал, чтобы хоть раз сказала: ох, уморилась. Стала угождать Петру еще больше, чем раньше, советовала ему, что как сделать к свадьбе, будто никогда и не думала ей противиться. Только, оставшись одна в кухне или наверху в комнате, опускала руки и задумывалась о чем-то. Тогда две морщины, как два серпа, появлялись по обеим сторонам ее высохшего рта. А Пинтез словно помолодел. Этот семидесятилетний старик и раньше никогда не сидел сложа руки, в кооперативе вырабатывал по сто, а то и по полтораста трудодней, а теперь его просто нельзя было удержать на месте. Отнесет посуду лудить, починит столы и стулья и принимается двор приводить в порядок. Двор у него был не очень большой, но ровный и чистый, отгороженный от сада дощатым забором, а со стороны улицы — красивой каменной оградой. Там не было никаких других построек, кроме деревянного амбара на каменных подпорках. Летом под ним лежала собака и куры прятались от жары или дождя. Пинтез построил овчарню, свинарник и курятник в саду — не хотел, чтобы скот ходил по двору и пачкал его. В саду росли яблони-петровки, сливы и абрикосы, там было и гумно, дальше — огород, а в глубине — колодец. Но вода в нем не питьевая, а для поливки и для скота. Все это было обнесено проволочной оградой и поддерживалось с любовью и заботой. Амбар стоял фасадом к дому. Дом был двухэтажный. На верхнем — три комнаты и маленький открытый балкончик с парапетом из буковых досок, побуревших от времени, с вырезом в форме сердца посередине. Внизу — хлев с небольшим навесом над дверью и чулан. Фасад дома был выкрашен в темно-оранжевый цвет с белыми полосами по углам и вокруг окон. Перед домом — палисадник. Пока дочки не вышли замуж, они заботились о садике, а потом Пинтез сам занялся этим. Он и теперь с палисадника начал уборку двора. Перекопал клумбы с пышно расцветшими астрами и еще не отцветшей геранью, починил изгородь, заколотил расшатавшиеся доски, осмотрел плитки на дорожке к калитке и наконец взялся за метлу. Чем ближе подходила свадьба, тем веселее и разговорчивее становился Пинтез. Однажды вечером, когда вся семья собралась в кухне ужинать, он спросил Петра:

— Что, есть у тебя новое платье для свадьбы?

— Есть.

— А ну-ка, иди оденься, я посмотрю.

— Эх, отец! Ну чего там одеваться да смотреть.

Но Пинтез властным жестом указал на дверь.

— Оденься, раз отец так хочет!

Когда Петр вошел в кухню в темно-синем костюме, в белой рубахе с алым галстуком, Пинтез встал, оглядел его с просиявшим лицом и сказал:

— Человек раз в жизни женится, сынок! И одежда у него должна быть красивая и душа чистая.

Встал рядом с ним, выпрямился, усы у него дрогнули. Постоял с минутку, прямой и высокий, потом размахнулся и так сильно ударил Петра по плечу, что тот со смехом покачнулся.

— Ах, черт, до чего хорош! Тьфу, чтоб не сглазить!

— Совсем спятил старый хрен с этой свадьбой, — рассердилась Пинтезиха.

Приехали из соседних сел обе замужние дочери с детьми, взялись за работу, и дом наполнился гамом и суетой. В среду утром Пинтез налил в баклажку вина и подал Петру со словами:

— Найди себе дружку и пошли его по селу приглашать гостей на свадьбу.

— Эх, отец! — вскрикнули в один голос его дочки. — Да кто же теперь ходит с баклагой приглашать на свадьбу. Засмеют нас люди.

— Как это засмеют! — нахмурился Пинтез. — Что ж тут смешного?!

— Теперь на свадьбу приглашают самых близких, — сказала младшая дочь. — Уж не собираешься ли ты созвать все село?

— Да мы что, болгары или турки, хотел бы я знать, — рассердился Пинтез и, подбоченясь, посмотрел в упор на дочерей. — Что-то вы слишком скоро забыли дедовы обычаи! Как это можно болгарину без свадьбы. Да потому-то он и остался болгарином, что свадьбы справлял такие, каких нигде на свете нет, и песни поет такие, каких нигде не поют. Свадьба для человека это все равно, что второе рождение, потому что тогда он связывает свою жизнь с другой жизнью. Свадьбу справлять нужно так, чтобы запомнилась она до самой старости. Любо-дорого вспоминать наши прежние свадьбы. Просто сердце радуется. Какое это было веселье! какие песни пелись! Если есть человеку чем прошлое помянуть, тогда и вся жизнь его будто полнее. А теперь молодым нечего и вспоминать, потому так легко и рвутся узы, которые их связывают. Я свадьбу своего сына, если сил хватит, справлю так, как знаю от деда и отца, а вы не мешайтесь!

— Да оно, конечно, хорошо, мы знаем, но чем ты будешь угощать такую уйму народа, — отозвалась Пинтезиха. — Да и время ли теперь поднимать столько шуму? За трудодень в этом году, может, лева по два, по три получим, неизвестно еще.

— В этом деле не только деньги — душа нужна, — сказал Пинтез и вышел.

Уважили старика, позвали соседского мальчика, навязали ему на рукав белый платок и послали приглашать гостей:

— Начнешь с первого же дома и так до самого конца, — наказывал Пинтез. Когда кончится вино в баклаге, не возвращайся домой. Тебе ее наполнят те, у кого в это время будешь. Так положено.

Кто не любит свадеб! Ну, а у наших земляков при этом слове глаза разгораются.

Наши, уж коли работают, так работают, а коли веселятся, так дым коромыслом. Земля дрожит. Ну, а винцо наше за себя постоит, хоть и домашнее. Да это не вино, а просто живая вода. Глотнешь, резанет тебе горло, как бритвой, слезы из глаз так и брызнут, огонь побежит по жилам, до самых пяток доберется! И будто не ты его пьешь, а оно тебя. А как выпьешь кувшин, да будь у тебя с три короба печалей, все испарятся, развернется душа, как Добруджанская равнина, в мышцах почуешь силу молодецкую и, кажется, были бы крылья — полетел бы по белому свету. Вот такое трехлетнее вино было и у Пинтеза. Когда Петр привел из сельсовета молодую жену, старик вышел во двор и крикнул:

— Эй, люди добрые! Двух дочерей я выдал замуж, ушли в чужие дома, привел бог и мне в своем доме сноху встретить. У кого сил достанет, пусть спустится в погреб и принесет бочку с вином, поставит ее здесь, и кто меня уважает, пусть выпьет и знает, что Пинтез женит сына!

Веселые гости кинулись в погреб, подняли бочку и на руках, как царицу, вынесли на середину двора. Пинтез встал рядом и угощал каждого, кто подходил. Не ожидали наши, что старик справит такую свадьбу, знали, какой он бережливый и нелюдимый, да и времена теперь не те, чтоб так расходиться. Поэтому все обступили его и смотрели с веселым любопытством. Некоторым из них в другое время вряд ли удалось бы обменяться хоть парой слов с этим суровым и молчаливым стариком, а теперь он сам шутил с ними. Как все непьющие люди, Пинтез охмелел от одного-двух стаканчиков, и язык у него развязался. А гости шли да шли, кажется все село тут перебывало. Во дворе началось «хоро». Пришли дядя Коля, тетка Колювица, Петко с женой. Пинтез их встретил с полной чашей вина в руках: