Машина памяти

Мне, например, достался пароль: «Дорогая, таких, как ты, не было, нет и не надо!» Обхохочешься. Когда такси проехало поворот «Трест зеленого хозяйства», я вдруг стал чувствовать себя Штирлицем, которого хитроумное советское правительство заслало в стан не менее хитроумных немцев…

Автобусы сюда не ходят. Дорога плохая.

Такси переваливается неуклюже, как утка. Останавливается у цветочного магазина, замаскированного под украинскую хату. Здесь уже не развернуться.

Затор.

На псевдосоломенной крыше цветочного магазина зияет проплешина. По периметру треста зеленого хозяйства бетонный забор; за ним — дом местного нувориша, чудовищное нагромождение башенок, он возвышается над одноэтажными деревянными постройками, как замок феодала или графа Дракулы.

Говорят, излишне громкая музыка раздражает графа. Пару раз, говорят, он даже хватался за ружье…

Я расплачиваюсь, выхожу из машины. До начала party минут двадцать, у входа в оранжерею (это и в самом деле застекленное помещение для растений в брезентовой драпировке) курят, встав полукругом, приглашенные. Девочки: короткие курточки на кошачьем меху, стрекозиные солнечные очки (время: 23:00 — солнцепек, блин!) и лакированные сапожки, в плане обуви предпочтение отдается ярко-красному цвету. Мальчики: аккуратные стрижки, ремни с большими пряжками, украшенные стразами; у некоторых — стильные медальончики с группой крови и резус-фактором, как у американских солдат из фильмов про войну во Вьетнаме. Ребята пахнут всеми теми изысканными ароматами, которых они достойны. Курят и громко разговаривают. Зубы у ребят — белые и ровные, а вот смех почему-то некрасивый.

Консервированный смех.

Я приписан к музыкальной группе, которая здесь будет выступать. Намечена увлекательная программа. На входе в основной зал клуба жизнерадостный грек-устроитель (темно-волосый, с характерным греческим шнобелем) собственноручно угощает вновь прибывших шампанским. В коридоре белая доска и маркеры: оставь свой след! И биотуалет с уже обоссанной крышкой.

На обороте пропуска девиз: «Ecce Homo! Оглянись, кругом — люди!» Я залпом выпиваю шампанское, ставлю пустой бокал на поднос и прохожу в зал. Для почетных гостей — столы с именными табличками. Для тех, кто попроще — скамейки. Пол устлан ковровым покрытием бордового цвета. Треугольная крыша. Небольшая сцена с аппаратом, стол диск-жокея. И главное: длинная, как исповедь великого грешника, стойка бара. Все поместятся. Специально для гостей: пиво без наценки. Зато порция абсента на полтинник дороже…

— Пиво, пожалуйста.

С бутылкой «Туборга» усаживаюсь за стол группы «DTD». Это сокращение рецепта: da tales doses — дать таких доз столько-то.

Там в гордом одиночестве бухает Денис Страчунский. Он тоже гость. Историк, двадцать семь лет, работает в администрации, играет древний rock-n-roll. У него квадратные снобистские очки и бакенбарды. Что ж мне так не везет-то?

Настроен Страчунский на критический лад:

— Здорово.

— Привет.

— Читал я давеча тебя…

— Ну и чего?

— Да полная лажа. Херню ты написал, улавливаешь, херню! Ты только не обижайся. Правду тебе только я скажу…

И как-то сразу начал говорить мне правду.

Я слушал, кивал и пил отвратительно теплое пиво.

А какой смысл с ним спорить? Смысла нет.

Народ рассаживался. Я пил, время бежало вперед… или назад?

— Кто не пьет, тот вонючка!

Парень по имени Петя (белая футболка с аршинным лейблом «D&G», драные джинсы) — конферансье. Представляет гостей из ближнего и дальнего зарубежья, рассказывает занимательные истории, объявляет номера. Вспышки камер бьют по глазам. Я уже посмотрел сценку про знаменитую телеведущую, которая берет интервью у дальнобойщика, сценку про футбол и про придурка в «Макдоналдсе». Совсем не смеялся. Может, у меня ненормальное чувство юмора?

Страчунский ушел блевать.

— Как здорово, что мы сегодня все тут собрались. Творческие, креативные люди! Отдыхайте, пейте, расслабляйтесь! Помните: это party в стиле Ecce Homo! И следующими на этой сцене…

В переводе с латыни «экцэ хомо» значит «вот человек!» С этими словами Понтий Пилат выводил увенчанного терновым венцом Христа к иудеям, требующим его казни.

«DTD» не употребляют алкоголь до выступления. Из-за этого беседа продвигается туго. В составе группы: басист, клавишник, флейтист, вокалист и африканец Тай, умеющий играть на джамбо и делать бит-бокс. Джамбо — народный африканский (?) инструмент из рода бонгов. Бит-бокс — это когда при помощи рта и микрофона имитируешь барабаны. Все, кроме Тая, скрываются за сценой.

Я уговариваю африканца хлопнуть стопку водки.

Хлопнув, он разрешает мне постучать в евонное джамбо.

— Тай, — ору я. — Эй, Тай! Ты про Иисуса Христа что-нибудь слышал?

Он кивает.

— А ты знаешь, что показал генетический анализ?

Он отрицательно мотает головой.

— Генетический анализ крови с плащаницы показал, что Иисус был худощавый, метр восемьдесят два и довольно приятной наружности! Он был хороший человек, понимаешь, выше тебя и меня! И его никто не понимал! Это не ваше сраное вуду!

— Та, та!

— Я с девушкой поссорился, Тай!

Он проворно вскакивает со своего места и, схватив джамбо, убегает за сцену. Кажется, я его заколебал.

На бордовом покрытии около сцены танцуют брейк-данс. Ноги танцоров почти задевают лица сидящих на полу людей.

— Поаплодируем команде «Фристайл»! У нас перерыв! Дансинг, дансинг! — Петя крутится волчком и говорит без остановки.

Девочки в стрекозиных очках выходят к сцене, топчутся вместе с мальчиками, которые в ремнях с большими пряжками. Наклоняются друг к другу, что-то говорят на ухо, загадочно улыбаются, снова топчутся.

Ко мне обращается незнакомец в черном пиджаке. Похожий на столетнего ворона-наркомана. Ему, видно, тоже охота поп…ть.

— Как ты относишься к грибам?

— Каким грибам? Я к ним не отношусь…

— Ну, к этим грибам… псилоцибам… хотел бы?

— Где ты их возьмешь? Псилоцибы едят свежими, а щас — весна. Их нигде нет! — говорю я, обводя указательным пальцем зеленые квадратики на скатерти.

— У меня есть.

— Откуда?

— Приятель специально выращивает. Ты будешь или не будешь?

— Извини, я не кредитоспособен.

Вывернув карманы, нахожу мятую сторублевку.

— Это все. На обратную дорогу.

— К черту обратную дорогу. Купи два пива. А грибов я тебе дам безвозмездно, то есть даром!

— Почему?

— Одному в тот мир нельзя, — многозначительно говорит незнакомец. — А ты вызываешь доверие…

— Ага.

Я пробираюсь к стойке.

Мне рассказывали про чувака, который умял штук сорок псилоцибов и отправился на городскую свалку. На свалке он отрыл треснутый унитаз, выволок его на проезжую часть, снял штаны и решил облегчиться… Еще вспоминаю одиннадцатилетнего мальчика, умершего по осени в больнице. Отравление пантерными мухоморами. Помните, они растут за заводом по производству шоколадок: обычные и пантерные. Он съел десяток грибов. Мальчик был отличником, у него на книжной полке стоял роман Пелевина: Generation «П». Он вздумал расширить сознание…

— Два пива.

Зажав в каждой руке по бутылке, возвращаюсь к этому Ворону. Вообще-то, алкоголь лучше не мешать с галлюциногенами.

— Плевать, давай!

— На что плевать? — спрашивает он.

— Да на все.

Он ныряет под стол, извлекает из сумки газетный сверток. От серых грибков во рту вкус земли. Я принимаю двадцать штук. Особенных мировых изменений не происходит.

— Подожди, скоро начнется.

— Ты сам-то кто?

— Я? — Ворон всплескивает руками. — Я — композитор!

— Прикольно.

— А ты в переселение душ веришь, союзник? Я открою тебе тайну. В прошлой инкарнации я был Грибоедовым!

— Да ты что! Очень интересно!

— Он был писателем, — уточняет нарик.

— Горе от ума.

— О, я вижу, что не ошибся в выборе союзника! — Ворон повторно ныряет под стол. — Я протащил сюда пузырек портвейна! — он выдирает пробку. — Вещь!