События глазами очевидцев

Как сделать так, чтобы благородные воины в порыве великого гнева не превратились в палачей, пусть даже врагов народа. Ведь война списывает все, и “ярость благородная” при потере родных и близких перерастает в ярость звериную.

История нашего народа в большой мере написана кровью несчастных, испытавших нечеловеческие муки в застенках обеих сторон баррикад гражданской войны.

Потому, проводя ночь пленником у Баркашовцев, всматриваясь в их суровые не по их вине лица, он задавал себе один и тот же вопрос:

- Если бы на его месте был не он, а настоящий враг, скажем, боевик из “Бейтара”, - молодежной еврейской военизированной организации, которая активно принимала участие в конфликте на стороне Ельцина? Конечно, он враг и подонок. Логика такова, что все враги - подонки.

А после того, как люди из охраны Ельцина вчера изуверски избили Терехова - председателя Союза офицеров, смогли бы они, с захваченным пленным обращаться в полной мере в соответствии с конвенцией международного права? Ответа на этот вопрос Василий дать себе не мог.

Поэтому, хотя в этот тяжелый для Родины момент он был готов вместе с ними отдать жизнь за общее дело, их радикальная теория для него оставалась, не понята.

И в своих мыслях он опять останавливался на наших истоках - на православии. Да, конечно, история знает, что и православные казаки зверствовали, но это уже не правило, а исключение, это грех, отступление от теории православия: “милость к падшим прояви”.

Мысли его прервали двое, идущих с лестничной площадки. Один - небольшого роста, в черной кожанке и черных очках, средних лет мужчина, другой - молодой, кудрявый и долговязый, еще совсем мальчуган. По всему видно, тоже корреспонденты.

Василий с недружелюбным видом встал и пошел им навстречу, в плане своей выбранной “доктрины” заранее оповещая, что уделить время им никто не сможет. Но мальчишка, по-детски радостно улыбаясь, с каким-то многозначительным восторгом, глядя через плечо первого, оповещал Василя:

- Это же Лимонов! Ли – мо - нов...!

Первый достал удостоверение и показал. “Эдуард Лимонов”, - прочитал Василий. Затем тот снял черные очки, обнажив худое, остроносое и бледное лицо. Он смотрел в упор холодным, пронзительным взглядом. Да, это был он, Лимонов.

Василий пристально всматривался в его лицо, пытаясь хоть как-то понять внутренний мир этого известного писателя - эмигранта, гражданина Франции российского происхождения. Ему в нем непонятно было все, прежде всего его литературное лицо, и его политическое лицо тоже.

Василь послал дневального за дежурившим на первом посту Андрюшей, потому что читал статью Лимонова в его “ЛИМОНКЕ” про случай недавнего ареста Андрюши властями. Лимонов увидел Андрея, обрадовался ему, как старому знакомому, и они пошли, разговаривая, по коридору, к первому посту.

Глава IХ

Васины два часа на посту прошли. Его сменили, и он ушел к себе, в приемную Макашова. Некоторое время сидел с “мужиками”, обсуждая последние новости, которые, к сожалению, не предвещали изменений к лучшему.

За исключением той, что “Альфа” отказалась выполнить приказ о штурме Дома Советов прошлой ночью.

Потом пришла женщина - депутат, представитель комиссии по женским вопросам, и устроила всем им скандал за то, что они перешли сюда без согласования с нею. Скандал она закатила “добрый” и продолжительный, и Василий не стал дослушивать её, ушел от греха подальше в столовую, надеясь там пообщаться с более интересными личностями.

Но на этот раз никого из знаменитостей не встретил. А первыми, кого он повстречал там, были земляки с Украины (он с ними познакомился вчера), жители Харькова: мальчишка, по годам чуть старше его сына, и с ним такая же девчонка. Парень, по-детски радостно улыбаясь, доложил, что их приняли в число личной охраны исполняющего обязанности президента - Руцкого. - Да, могучая охрана, - подумал Василий не без иронии. Стоя в очереди, он опять размышлял о Руцком.

Как президент, он многих устраивал в переходный период.

Но политика - дело, конечно, политиков, они приходят и уходят, а вот, отстоять право закона - это святая обязанность каждого гражданина, и поэтому эти совсем еще дети, но граждане своего Отечества сейчас там, где нужнее всего.

И они это понимают. Как это и хорошо понимают те замаскированные иуды, которые сумели расколоть славянский мир и уже на “полную врубили” машину своей пропаганды в “освободившихся от Российского ига” республиках. Чтобы уже следующее поколение никогда не могло разделять идеи славянского единства, а люто ненавидело Российскую империю и обязанность гражданина понимало в борьбе за “идеалы западной демократии” против стран изгоев, террористов и прочих “негодяев” которые осуждают агрессивную политику Израиля.

Пришли и Женя с Андреем, убежав также от гнева женщины. Всю длинную очередь они с Андреем проговорили на этот раз с незнакомыми для них депутатами. Василий отчаянно доказывал свое понимание “нулевого варианта” как очередного маневра команды Ельцина и призывал их ни в коем случае, не соглашаться.

Когда они шли назад, повстречались с большой группой военных, которых возглавлял сам Министр обороны. - Пошли с нами! - на ходу сказал Ачалов, обращаясь к Жене. Женя велел Василию с Андреем идти к себе и присоединился к военным.

У Василия было свободное время. Он спустился вниз: там, на трибуне второго этажа увидел Ачалова, тех военных среди них Женю. Генерал выступал перед народом.

Вся площадь радостно гудела, приветствуя министра обороны. Шли съемки первого канала телевидения. Потом этим же вечером Женю смотрела вся аудитория первого канала Останкино.

После обеда Василий опять дежурил на том же посту. Дневальный у него был другой - рядовой Моисеев, парень по-деревенски простой, видно он близко воспринимал к сердцу все происходящее и, сидя на стуле напротив, сокрушался о происшедшем в ту ночь:

- Как все неорганизованно! Вас арестовали, а нам говорят: “Если вдруг начнется, бросайте все и бегите во внутренний коридор”. А другие говорят: “Вы не вздумайте во время тревоги приближаться к нам, всех положим на месте...” Затем он ушел обедать, его сменил другой - высокий и худой парень. Должно быть, он покидал свою часть спешно и теперь нес наряд в “повседневке”, с затертой пилоткой без звездочки. Приветствуя проходящих офицеров, он постоянно вставал.

Но офицеров было много, и Василь дал ему указание приветствовать вставанием только генералов: они проходили нечасто, и он, в знак уважения к высоким званиям, вменил также и себе этот ритуал. Правда, они просили, чтобы те сидели, но сознание гражданского уважения все же не позволяло ему беспечно сидеть, когда мимо проходил военный министр или его замы.

С лестничной площадки появился очередной представитель западной прессы, молодой коренастый парень небольшого роста с магнитофоном. Он попросил пропустить его к Ачалову, но министр недавно ушел куда-то вниз. Да и дел сейчас у него хватало по горло и без корреспондентов, поэтому Василь сказал, что приведёт его зама.

Недалеко по коридору была комната Союза офицеров. Оставив вместо себя дневального, он зашел к офицерам. Те сидели, курили, обсуждая последние события. Он объяснил им, что, по его мнению, не мешало бы воспринять на себя часть атаки прессы на Министерство обороны. Офицеры согласились с его предложением и для этой миссии выбрали самого представительного на внешний вид офицера.

Это был небольшого роста, но внушительной полноты морской офицер с представительным лицом. И, если бы не его погоны капитана второго ранга, он внешне легко мог бы сойти за адмирала. Офицер оказался вдобавок еще и на редкость очень корректным и политически эрудированным человеком - парень остался очень довольным, прощаясь с ним.

Офицер ушел, парень собрался тоже, но тут вошел с площадки Макашов - парень буквально “поймал” его у входа. - Один только вопрос, только один! - твердил он, приставив микрофон к лицу генерала. Зная, что Макашову сейчас совсем не до этого и что он вообще не любитель интервью, Василий старался как-то втиснуться между ними, и, когда корреспондент начал задавать вопросы, он громко отчитывал в микрофон: “Это уже второй вопрос! Это третий вопрос!” и т.д. Закончив запись интервью, парень, недовольный им, ушел не попрощавшись. Что же касается того морского офицера*, то он уже потом основательно вошел в свою роль и постоянно выступал перед кинокамерой, а его лицо как личного представителя Министра обороны обошло телеэкраны всего мира.