Служба - дни и ночи

Теперь он должен был заменить Дегтярева, который после приезда из города словно прилип к Славуку.

Максим вышел из переулка и увидел Дегтярева, бегущего по направлению к дому, в котором они проживали. Дегтярев так спешил, что даже не заметил Максима. Ларин негромко окликнул его:

— «Т — тридцать четыре», куда прешь?

Дегтярев остановился и, прерывисто дыша, проговорил:

— А я за кем-нибудь из вас бегу. Славук к лесу подался, наверняка к тому типу на свидание пошел.

— Пошли! — решительно сказал Максим.

И они быстрым шагом направились к лесу. Благодаря Яськову они изучили дорогу так, что, казалось, даже с завязанными глазами землянку найдут. Путь через болото был короче того, по которому обычно ходил Славук.

Когда они прибежали к землянке, там никого не было. Залезли под раскидистые лапы ели и стали гадать: пришел уже Славук или нет. Было еще светло, и если он пришел, то вряд ли будут они сидеть в мрачной землянке. Славук появился минут через пятнадцать. Настороженно оглянулся у входа и вошел внутрь. Ларин и Дегтярев устроились поудобнее и приготовились ждать. Славук и житель землянки вскоре появились. Они сели на траву у входа. Славук пытался убедить своего собеседника:

— Ты столько лет терпел, а сейчас заволновался. Я тебе говорю, все будет в порядке, значит, так оно и будет.

— Ты об этом говоришь который уже год, а мне от этого не легче. Понимаешь ты, что у меня жизнь проходит, а я ничего о ней так и не узнал. То погреб, то сарай, то вот сейчас здесь яма в земле. Я в своей жизни только и вижу...

— Ничего, Антон, — перебил его Славук, — скоро женим тебя на этой девке, я уже говорил, правда, молчит пока, но главное уже сделано, и отец и мать согласие свое дали, а она может и молчать — это уже никакой роли не играет.

Его собеседник промолчал и, ковыряясь в земле, о чем-то долго думал. Но то, что Ларин и Дегтярев затем услышали, заставило их изумленно переглянуться. Незнакомец сказал:

— Папа, скажи, а почему ты меня уже почти тридцать лет от людей прячешь? Что я им плохого сделал, чтобы их бояться?

— Помолчи, Антон. Ты забыл уже свои проделки на дороге, ведущей к деревне?

— Так ты же сам мне говорил, чтобы я грабил тех людей.

— Для них это безразлично, главное то, что они помнят об этом.

— Неужели через столько лет меня бы за это повесили?

— От них всего можно ожидать.

— Папа, а почему тебя они не схватили, ты же служил в полиции? Я же помню, как ты боялся, что тебя схватят.

— Да, боялся. Поэтому мы с тобой и оказались в этих местах. А теперь я боюсь тебя потерять. Если бы меня посадили, то мы не смогли бы быть больше вместе.

— Как же мне жить дальше, документов у меня нет, даже имени моего никто не знает. Я вот сижу здесь, в этой норе, и думаю, что я сделал плохого людям, чтобы так жить? Неграмотный, не знаю даже, как называется место, где я живу. Зачем ты меня, папа, спрятал от людей? А может, было бы лучше мне пойти к ним, покаяться в своих грехах?

— Перестань болтать чепуху! — грубо оборвал его Славук. — Слушай, что я тебе говорю, и все будет в порядке.

Ларин и Дегтярев, боясь пропустить хотя бы одно слово, слушали, еле дыша. Наконец, перед ними раскрылась тайна Славука. Но это еще не все. Очевидно, сегодняшний день был для них удачным.

Антон спросил:

— А что с тем хлопцем, которого мы убрали там, не перехоронили?

— Надо бы его перехоронить, — хмуро ответил Славук, — но трудно это сделать. Ищут его, милиция в деревне рыскает, того и гляди набредут.

— Папа, а ты правда в бога веришь?

— На кой хрен мне этот бог, — угрюмо усмехнулся Славук. — Эта вера мне нужна, чтобы на всякий случай отбиться от ненужных вопросов да заодно держать в кулаке тех, кто мне нужен. Захотел женить тебя на пацанке, и батька с маткой ни гу-гу, родное дитя отдают.

— А как ты думаешь мне документы достать?

— Есть у меня кое-что на уме. Можно кого-нибудь, приблизительно твоего возраста, на тот свет отправить, а тебе взять его документы и в другое место переехать, но для этого надо человека без семьи и родственников отыскать, чтобы никто его не разыскивал.

— Его придется убирать?

— Конечно. Не могут же на белом свете два человека по одним и тем же документам жить. Для тех, кто его знает, он просто уехал в другие края, и концы в воду.

Ларин и Дегтярев лежали, сжав кулаки. Как им хотелось выйти из своего укрытия и взять за шиворот этих отщепенцев. Но пока еще рано. То, что они услышали о хлопце, которого надо перехоронить, не вызывало сомнения: речь шла о Раховском. Надо было выяснить, где Виктор захоронен, собрать необходимые доказательства и только тогда действовать.

Вскоре Славук и Антон закончили беседу, и Славук направился в обратную дорогу. Оперативники вынуждены были еще долго лежать под деревом, потому что Антон не уходил в свое убежище. Он стоял и молча смотрел вслед тому, кого называл папой. Трудно было понять, о чем думал этот добровольно заточивший себя на десятки лет в подземелье человек. Ларин, глядя на него, еще и еще раз запоминал приметы: высокий, сутулый, с большим крючковатым носом, хмурым взглядом узких бесцветных глаз. Его длинные руки, опущенные вдоль туловища, доставали почти до колен. Наконец он повернулся и пошел в землянку.

Ларин и Дегтярев выбрались из-под ели и направились в обратный путь.

Шли молча. Каждый думал о людях, чью беседу они недавно слышали...

Убийство

К вечеру Ларин и Яськов вычеркнули из списка фамилию последнего опрошенного человека. Они нашли много людей, которые видели Раховского ехавшим в автобусе, разговаривали с ним, замечали его во дворе. Но среди них не было ни одного, кто бы видел его в момент отъезда.

У Ларина и Яськова сомнений уже не было: Раховский убит этими извергами. Сейчас необходимо было осторожно найти главную ниточку и вытянуть основное. Яськов с досадой стукнул по столу кулаком:

— И надо же такому случиться у нас на участке. Уже все забыли, что такое секты, общины, а мне с этою холерою возися.

— Ничего не поделаешь, пока эта холера существует, так и будешь возиться. Здесь, брат, одним администрированием не возьмешь. Нужно улучшать разъяснительную работу среди верующих, умело опираться на людей, которые избавились от этого дурмана. Важно, чтобы они тоже взялись за это, ведь чем чаще они беседовали бы со своими бывшими «братьями и сестрами», тем быстрее многие бросили бы это занятие.

Наконец пришел Карпович.

— Только что от меня ушел Лепетюха. — Увидев взволнованный взгляд Ларина, он успокоил его: — Не волнуйтесь, Максим Петрович, я все сделал как нельзя лучше. Заговорил я с ним сразу о лошади, которую он привел, затем о домашних делах, о работе. Но когда он мне пожаловался на Славука, с которым вместе работает, я этим воспользовался и спросил его: «И чего это ты, Иван, мучаешь себя? Ты ведь сам прекрасно знаешь, что бога никакого нет. Взял бы ты и последовал моему примеру».

Он помолчал, ответил: «Ты знаешь, Алексей, я и сам к такому выводу пришел. И рад бы бросить все к черту, но боюсь их, они же, как сумасшедшие, а у меня дети...» — «А чего тебе их бояться? Возьми хотя бы меня. Бросил ходить к ним, и ничего они мне не сделали. Ты ведь и сам меня предупреждал, что они хотят что-то сделать со мной, но видишь — жив-здоров. Или возьми Виктора Раховского. Сам же помнишь, как он регулярно ходил на моления, а повзрослел, поумнел и плюнул на все это. Сейчас живет парень в городе и горя не знает». Помолчал Иван, а потом и говорит мне: «Что касается твоей персоны, то Славук до сего времени требует наказать тебя. А вот про Раховского ты, видно, ничего не знаешь. Ведь он же пропал. Милиция его ищет. Однажды, когда уже Виктор приехал к Марфе, я пришел на моление. Славук и говорит пророчице, что брата Виктора видел во сне в непристойном виде. А пророчица Люба объявила, что святой дух приказывает Славуку и сестре Марфе принести ему в жертву грешника Виктора». Вы знаете, Максим Петрович, как он сказал такое, так у меня все тело ознобом покрылось. Но виду не подаю и спрашиваю: «Ну и что, если они говорили. Виктору они могут только на хвост соли насыпать». А он мне отвечает: «Если Виктор цел и невредим, то почему его милиция ищет? Так что, брат, я тебя хорошо знаю и верю тебе, поэтому все и говорю откровенно. Если бы не Славук, ушел бы я от них. А его боюсь».