Из современной английской новеллы

Ящик виски

Когда работаешь для небольшого клуба, без хитростей не обойдешься, а уж тем более в наши дни. До войны все было проще: тогда, собственно, никто, кроме майора Бакли и "Волков", не разыскивал будущих игроков по всей стране, и мальчишек в витринах тогда не выставляли, не то что теперь — и международные встречи школьных команд на Уэмбли, и юниоры, и сборные графств. Так что вопрос не в том, чтобы откапывать подающих надежды пареньков — вот они, пожалуйста, все перед вами, и, конечно, маленькие клубы тут в невыгодном положении: кто же пойдет в маленький клуб, если его приглашают в большой?

А уж всяких закулисных махинаций развелось! Я вовсе не утверждаю, будто до войны ничего такого не было, но только теперь вдесятеро хуже стало, с нынешней-то рекламой и конкуренцией. Особенно в этом отличаются два ведущих клуба — их и называть не надо, все и так знают. Они ни перед чем не останавливаются — машины, шубы, противозаконные выплаты родителям, работа в штате для папаши, когда он только приходит по пятницам расписываться в ведомости. Просто тошнит.

Конечно, некоторые родители, папаши, словно с аукциона своих сынков продают, смотрят, кто дороже даст. Но тут больше клубы виноваты, это они такую моду завели.

А потому, едва я прослышал про этого паренька в Южном Лондоне, так не стал времени зря терять. Ему как раз исполнилось пятнадцать, и если он действительно на что-то годился, то должен был в этом сезоне играть во встречах сборных школ. Он был правый полузащитник, и тот, кто мне сказал про него, очень его хвалил: настоящая находка, бьет с обеих ног, а обманные движения телом — одно загляденье.

Я навел справки, где играет его школа, и как-то днем поехал в тот парк. Подхожу, словно прогуливаюсь, потому что клубам запрещено вербовать школьников и многие учителя страшно за этим следят. Если бы они заметили, что я с ним заговорил, могли бы выйти большие неприятности.

Ну, он действительно был хорош, просто прелесть: так и рвался к мячу, а когда его получал, всякий раз распоряжался им очень дельно. Я разговорился с мужчиной у боковой линии, отцом кого-то из его товарищей, и узнал, что в субботу они тоже будут играть. Я не стал ждать конца встречи: я был почти уверен, но все-таки хотел еще раз его посмотреть.

Приезжаю в следующую субботу, а его там нет — ни его, ни команды, хоть я все поля обошел. Я поспрашивал кое-кого из зрителей, но никто толком ничего не знал. В конце концов я отыскал сторожа, и он сказал, что они сегодня играют не здесь, а как будто в Клэпем-Коммон.

Я пошел к своей машине, и вдруг прямо мне навстречу идет Бобби Крэкстон собственной персоной. Вот уж без кого я в эту минуту обошелся бы! Я просто убить себя был готов: зачем, думаю, я тянул, почему сразу же не подписал с ним контракт. Ведь Бобби работал для "Роверс" и ни перед чем не останавливался — хоть полторы тысячи фунтов наличными, место для папочки, меховое манто для мамочки, ну что угодно. Клуб этот снимал сливки по всей стране, и главным у них был Крэкстон.

Он удивился не меньше, чем я, — встал как вкопанный, оглядел меня с головы до ног и говорит:

— Привет, Том.

Я говорю:

— Привет, Боб. Наверно, пришел поглядеть того же игрока, что и я?

— Игрока? — говорит. — Я никаких игроков специально смотреть не собирался.

— Конечно, — говорю. — Просто ты сюда приехал погулять.

— Совершенно верно, — говорит. — Я часто тут гуляю во время матчей. Вдруг да подвернется что-нибудь интересное.

— Конечно, — говорю, — вдруг да подвернется. Ну а я приехал поглядеть этого паренька, Николсона. — Это была его фамилия, и по лицу Боба я сразу понял, что он про него знает. Не сумел притвориться. — Но только сегодня он здесь не играет, — говорю. — У их школы сегодня встреча на "Уормвуд-Скрабс".

— Ты туда едешь? — спрашивает, а сам весь насторожился.

— Да, — говорю, — наверно, съезжу, но у меня кое-какие дела, и раньше второго тайма я туда вряд ли успею.

Тут он поворачивается, идет со мной к воротам, прыг в машину и на полном газу мчится на запад, а я посмеялся про себя и поехал в Клэпем.

Мальчик там действительно играл, да снова так, что засмотришься. Когда он уходил с поля, я его остановил и говорю:

— Хорошо играл, сынок. Ну и удар у тебя! — А потом спрашиваю: — Ты где живешь?

— В Саутуорке, — говорит, а я говорю:

— Вот так совпадение! Даже странно. Я же как раз в ту сторону еду и могу подвезти. Ну-ка садись.

В машине я его спрашиваю:

— А о профессиональном футболе ты не думаешь?

А он говорит:

— Не думаю? Да я дни и ночи напролет только об этом и мечтаю.

— Даже странно, — говорю. — Я ведь тут могу тебе помочь. У меня есть кое-какие связи в одном профессиональном клубе.

— Правда, сэр? — говорит. — Вот было бы здорово! Да только тут есть одна трудность. Мой отец против.

— Давай я с ним потолкую, — говорю. — В наши дни футбол — хорошая профессия.

Тут я начал его расспрашивать про него самого — как он, пьет или курит. Он говорит:

— Нет. Мы же "плимутские братья", и отец все такое запрещает. Потому-то он и против профессионального футбола.

Когда мы подъехали к его дому, я спросил, можно ли мне зайти. Он помялся, но в конце концов ответил, что можно. Отец и мать были дома — и лица у обоих самые постные. Они поглядывали на меня очень подозрительно, но я знай расписываю, как их мальчик прекрасно играл да какой у него талант, так что в конце концов они пригласили меня выпить у них чаю.

— Я ему советовал, — говорю, — всерьез этим заняться.

— Стать профессионалом? — говорит отец. — Я не допущу. Я ему никогда не разрешу. Разве это занятие для человека — гонять мячик за деньги?

— Да, — говорю, — совершенно с вами согласен. Играть следовало бы только для развлечения. Но не думаете ли вы, что, раз человеку дарован талант, на него возложен и долг этот талант развивать? В конце-то концов, от кого мы получаем наши таланты?

Понимаете, я привык со всякими людьми разговаривать: сначала вызнаешь, чем они дышат, а потом и подъезжаешь к ним. Помню, как-то в Йоркшире я перехватил паренька под носом у полудюжины клубов, потому что отец у него был заядлый голубятник, а я узнал про это заблаговременно. Мы до трех утра проговорили о голубях, а я-то в жизни голубя близко не видел, не то чтобы в голубиных гонках участвовать.

— К тому же, — говорю, — ему ведь не обязательно заниматься только одним футболом. У футболиста-профессионала то преимущество, что у него остается достаточно досуга, чтобы, например, учиться. Во вторую половину дня они почти всегда свободны.

— Да, — говорит, — но в какой среде он окажется? Я не желаю, чтобы он имел дело с людьми, которые бранятся, кощунствуют и пьют.

— Футболисты не пьют, — сказал я и поглядел ему прямо в глаза. — Им это строжайше противопоказано, а те, кто хоть что-то соображает, и не курят.

К тому времени, когда я собрался уходить, он уже заметно смягчился, но я знал, что должен действовать быстро и подписать контракт прежде, чем Бобби Крэкстон до него доберется.

Дня через два я поехал вечером посмотреть матч "Хотсперс". Там был Бобби. Он увидел меня и подошел.

— Спасибо, — говорит, — за тогдашнее.

— Это за что же? — спрашиваю. А он говорит:

— Сам знаешь. За то, что послал меня на "Уормвуд-Скрабс". Я там чуть не до темноты разгуливал.

— Неужели? — говорю. — А я так туда и не выбрался. Все освободиться не мог.

— Этому, — говорит, — я легко поверю.

— Во всяком случае, — говорю, — паренек что надо, верно? — Но он ничего не ответил, и тогда я сказал: — Старика его видел?

— Нет, — говорит, а я говорю:

— Пьет как сапожник.

В ту неделю я там два раза побывал, все уламывал старика. Я ему сказал, что иногда подбираю игроков для клуба, чисто по-дружески конечно. Во второй раз он меня спрашивает:

— А вам известен такой мистер Крэкстон?