Современная филиппинская новелла (60-70 годы)

— Сначала я, сказано тебе, — продолжал Огор.

Импен нерешительно тронул свое ведро и немного отодвинул в сторону.

— Пойду домой, — еле слышно проговорил он сам себе. — Пойду домой. Потом наберу еще воды… — Он отступил на шаг, чтобы захватить свое коромысло, но путь ему преградил Огор, подставив ногу.

— Что ты там еще шепчешь, а?

Импен даже не успел расслышать его вопроса, как полетел на землю. Падая, он сильно ударился правой щекой о ведро, которое вырвалось у него из рук. Громко вскрикнув, почувствовал, как закружилась у него голова, в глазах потемнело. Обеими руками мальчик прикрыл лицо. От испуга дрожали даже пальцы. Очень осторожно он медленно поднялся на ноги, весь мокрый, с пунцовыми щеками, перепачканный кровью. Он был до смерти перепуган и несколько мгновений даже не ощущал, что у него порезана щека. Казалось, он вот-вот заплачет.

— О-гор… О-гор… — Он взглянул на обидчика и крепко сжал ладони. Голова у него слегка дрожала. Зубы скрипнули от накатившей вдруг ярости. — Огор! — наконец крикнул он что есть силы.

Огору не по нраву пришелся этот окрик, и он так пнул ногой Импена, что тот отлетел назад. Загремели разлетевшиеся в разные стороны ведра, выстроившиеся у колонки, огласив округу дребезжащим эхом. Послышался смех. Лежа плашмя на земле, Импен осознал свою полную беспомощность, увидав около себя покрытые пылью босые ноги. Их становилось все больше и больше. Они окружали его… Он быстро перевернулся на спину и увидел над собой ненавистную фигуру Огора, который грозил ему кулаком.

— О-гор… — почти шепотом проговорил он дрожащими от страха и злости губами.

Огор громко рассмеялся. Импен закрыл глаза и словно оглох. Неожиданно в уголках его глаз заблестели слезы. И в тот же момент, не дав ему опомниться, кто-то сильно пнул его в правую ягодицу. Импен вскрикнул от боли и, воя, закружился по мокрому цементу. Еще один удар настиг его с другой стороны. Чернокожий парень согнулся пополам, лицо его исказила страдальческая гримаса.

Прошло некоторое время, и боль утихла, дыхание успокоилось. Он открыл глаза и оперся руками о цементный настил. Огор… С первой встречи Огор сделался его врагом. Что он такого сделал этому Огору? Что? Что? Импен дрожал всем телом от злости и ненависти. От долго копившейся злости. И когда увидел, что Огор замахнулся, готовясь снова пнуть его ногой, словно бешеная собака бросился на своего обидчика и стиснул его в железных объятиях. Не помня себя от ярости, он пребольно укусил Огора.

Потеряв равновесие, Огор грохнулся наземь. Они сцепились друг с другом, катаясь по земле. Огору никак не удавалось вырваться из цепких рук разъяренного негритенка. Как только он окажется сверху, уж он отыграется на нем. Будет бить, бить, бить. Бить без пощады. Изобьет до смерти.

И надо же этому случиться в этом месте. В этом проклятом месте, где все смотрят на них. Это тебе за «грязную бабу» — мою мать, это тебе за «разных братьев и сестер»! — приговаривал Импен, с остервенением лупцуя своего грозного противника. А это за «черного негра», которого ты все время презирал и над которым измывался! Все тут его ненавидят. Так он убьет этого Огора… Убьет. Убьет!

Импен бил кулаками изо всей силы. На руках и шее у него набухли и рельефно обозначились жилы. Огор извивался под ним, как побитая собака, прижатый к земле железным прессом. И вдруг в какой-то миг ему удалось все-таки скинуть с себя Импена и оказаться сверху. Теперь уже Импен старался выскользнуть из-под него, сбросить с себя врага, но это ему никак не удавалось. На него градом посыпались удары Огора. Он вывернулся на правый бок, и в лицо ему ударили лучи солнца, заставив на мгновение зажмурить глаза. Вот он уже лежит лицом вниз, «целуя» землю. Но Импен не ощущал боли. Он ее совсем не чувствовал. Казалось, что в ударах Огора уже не было прежней силы. Внезапно, собрав всю свою мощь, Импен рванулся в сторону и сумел подмять под себя Огора. Лицо противника оказалось прямо перед ним. Импен замолотил по нему кулаками. Бил куда попало. Бил в лицо. Бил в грудь. Бил, бил, бил…

Огор обессилел. Руки его плохо слушались. Он уже почти не в состоянии был сопротивляться и тяжело дышал. Только глаза его по-прежнему горели злым огнем. Импен ударил его еще несколько раз. Разбитые губы Огора слегка зашевелились, и он с трудом разлепил их, приоткрыв рот. Руки задиры потянулись кверху.

— И-импен… — еле слышно простонал побежденный Огор. — И-импен… Твоя взяла… Я с-сдаюсь… С-сдаюсь…

Рука Импена застыла в воздухе. Ему расхотелось бить поверженного врага. Сам Огор запросил у него пощады! Он поднял голову вверх и глубоко вздохнул. Прошло еще несколько мгновений, прежде чем он смог осторожно подняться на ноги и взглянуть сверху на распростертого в пыли Огора.

Кругом стояла непривычная тишина: никто не решался нарушить покой победителя. Все сгрудились вокруг, еще не веря в то, что произошло, и разглядывали Импена со всех сторон. Один за другим ребята становились рядом с ним. В их взглядах уже не чувствовалось враждебности. Но он никак не мог поверить в то, что они теперь с ним заодно, и в свою очередь молча глядел на них.

Сердце чернокожего мальчика замирало от радости. Он испытывал настоящее счастье. Теперь все заговорят о нем по-другому! Он потер свои кулаки один о другой, почувствовав, что у него как бы прибавилось сил. Прибавилось уверенности, смелости. Его станут теперь уважать и побаиваться в их округе. И он вновь осознал, каким беспомощным и жалким выглядел сейчас Огор. Импен гордо поднял голову.

Освещенный жаркими лучами полуденного солнца, словно раненый воин, он твердо стоял на ногах — настоящий победитель.

Хосе К. Умали

РЕЧНОЙ ДЬЯВОЛ

Она внимательно прислушалась к шороху, донесшемуся от рисового снопа. Не разгибаясь, чуть приподняла голову и посмотрела вокруг. Мамы еще нет. Наверное, шуршит ящерица, выискивающая корм.

Она расслабила затекшую правую ногу. Уже довольно давно она сидит на нижней ступеньке их бамбуковой лестницы, упираясь в землю вытянутыми носками. Потом снова наклонилась, подперла ладонью подбородок и щепкой, которую держала в другой руке, потыкала в буквы, только что написанные ею на сухой земле.

«Помни, Ненет, что я тебе говорю, не ходи к причалу на реку». Мать строго наказывала ей это, уходя из дома. Ненет знала, что такими вещами мама не шутит. Сколько раз ей сильно доставалось за то, что она ходила к причалу.

Ненет скоро будет восемь лет. Ей уже ясен смысл многих вещей и событий. Она не строптива. Но когда речь идет о причале, когда запрещают ходить на реку, в ней все бунтует.

«Ты гадина, ты дьявол! Гадина! Гадина!» Она внезапно встала и начала быстро стирать ногой буквы, которые только что снова и снова писала. «Дьявол!» Казалось, каждая буква смотрела в упор, в каждой был вызов: «Гадина! Гадина!»

В небе пылало раскаленное солнце. Его лучи обжигали кожу. Вот так же сияло солнце, когда хоронили ее друга Эмпина. Эмпин разозлил дьявола и стал его жертвой.

Невдалеке она увидела приближающегося к ней дядюшку Ильо. Он направлялся к реке. На плече у него была большая сеть, у пояса висела посудина для улова.

— Дядя Ильо, дьявол еще там, у реки?

— Дьявол? — Дядюшка Ильо был озадачен.

— Да, дьявол, который ест песок.

— Песок ест?

От удивления кожа на лбу дяди Ильо собралась в глубокие складки.

— Да, дьявол, который ест песок, дьявол, который съел Эмпина.

При последних словах девочки дядюшка Ильо понимающе кивнул головой.

— А, тот самый! Он еще не ушел. Ты не ходи на причал. Как бы снова жертв не было.

Дядюшка Ильо свернул на тропу, ведущую к реке.

«Опять жертва». Теперь она хорошо знает, что это значит. Когда утонул в реке малыш тетушки Бестре, по всей деревне разнеслась весть: «Снова жертва». То же самое было, когда утонул сын Берто Тинапая, — снова была «жертва». Она знала: все это началось с тех пор, как появился дьявол.