Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

Annotation

В сборник «Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою» входят рассказы румынских писателей 70—80-х годов о прошлом и настоящем Румынии, психологические, сатирические, исторические, рассказы-притчи и рассказы-зарисовки, дающие представление как о литературе, так и о жизни современной Румынии.

Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

ПРЕДИСЛОВИЕ

НОВЕЛЛЫ

AHA БЛАНДИАНА

ЗА ГОРОДОМ

АЛЕКСАНДРУ ИВАСЮК

ОХОТНИЧИЙ РОГ

ДЖОРДЖЕ КУШНАРЕНКУ

КОРАБЛЬ ГЛАДИАТОРОВ

ИОАН ЛЭКУСТЭ

СОН ПРО ВОЛКА

ТЕОДОР МАЗИЛУ

ПРОСТОКВАША И ПОЗНАНИЕ МИРА

НОРМАН МАНЯ

СВИТЕР

НИКОЛАЕ МАТЕЕСКУ

ВИНОВАТЫЕ

ГЕРТА МЮЛЛЕР

ВЕСЬ ДЕНЬ ЛЕТО

ЗНАКОМОЕ ЛИЦО

МИРЧА НЕДЕЛЧУ

ИСТОРИЯ ПОХОДНОГО ХЛЕБОЗАВОДА № 4, «УВИДЕННАЯ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ» КАПРАЛА Г. П. ПО ПРОЗВАНИЮ «ПРОСТОТА»

СОРИН ПРЕДА

ОТТО ШМИДТ

МИХАЙ СИН

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ЛЕГКОАТЛЕТ ВСПОМИНАЕТ…

ХАНИБАЛ СТЭНЧУЛЕСКУ

РЫЦАРЬ ФУРТУНЭ И ОРУЖЕНОСЕЦ ДОДИЦОЮ

ИОН Д. СЫРБУ

МЫШЬ «Б»

I

II

III

IV

ЭУДЖЕН УРИКАРУ

АНТОНИЯ

МАРИЯ ХОЛМЕЯ

ПОКОРИТЕЛЬ МИРА

ФРАНЦ ШТОРХ

ВИНОГРАД И ЛИМОНЫ

ПОЮЩИЕ ЧАСЫ

СОРОКОНОЖКА

КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН

ПРИЗНАКИ ЖИЗНИ

БЕЗЫМЯННЫЙ ПРАХ

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

ПРЕДИСЛОВИЕ

Рассказ, конечно, малая форма, но емкость его не знает ограничений. Подвижный, меткий, отзывчивый, этот жанр счастливо сочетает в себе достоинства лирической поэзии и аналитической прозы. Я бы сказал, что рассказ всегда первым производит «разведку боем» по всему фронту действительности перед обстоятельным наступлением романа. Оттого по рассказу и можно прежде всего судить о новых тенденциях в развитии литературы, а тем самым и о реальности, которую она выражает.

Около двадцати лет назад мне довелось написать предисловие к сборнику румынских рассказов «Лето и вьюга», вышедшем в издательстве «Художественная литература», и я отчетливо вижу, как много воды с тех пор утекло… Преемственность очевидна, но налицо и разительная перемена. Сегодня рассказы румынских писателей намного разнообразней прежних по форме, их тематический диапазон гораздо шире. Доминирующие в пятидесятых — шестидесятых годах темы социального переустройства села, осмысления недавнего прошлого страны, крутого поворота ее судьбы в середине сороковых годов сменил интерес к нравственной проблематике современного мира, к философским вопросам бытия и тревогам человечества.

Я не хочу утверждать, что развитие литературы идет прямолинейно, исключительно по восходящей. В пути бывает всякое. Но разомкнутость писательского восприятия, стремление включиться в борение передовых умов современности, почувствовать пульс мировой культуры, ее растущую ответственность за жизнь на земле — тенденция, безусловно, плодотворная и весьма актуальная.

В этом сборнике наряду с реалистическими картинами румынской действительности читатель встретит и условную притчу, и фантастическую новеллу и метафорику. Разные инструменты для разных целей: бытовая достоверность помогает писателю раскрыть социально значимые грани того или иного характера, а художественная условность позволяет в образной форме обнажить сущность определенного общественного явления или философского вопроса. Литературный прием сам по себе не обеспечивает творческой удачи. Она определяется серьезностью замысла и цели, которую поставил перед собою писатель.

Устранение социальных барьеров — это начальное условие для становления свободы человека. Но человек долго еще может оставаться рабом жестоких предрассудков прошлого. Читая самый что ни на есть традиционный рассказ Николае Матееску «Виноватые», видишь глубоко и ярко обрисованные два человеческих типа — солдата Панти и девушки Ливы. Первый подан крупным планом, а вторая, хоть и остается за кадром, освещает весь рассказ. Лива в порыве сострадания готова пожертвовать собой, своей честью ради чужого, незнакомого парня, попавшего, как ей кажется, в беду. А тот — душа примитивная, изуродованная, злобная — в каждом добром, бескорыстном побуждении подозревает подвох и скрытый расчет. Пантя выписан так резко и с такой беспощадностью, что кажется, прочти он этот рассказ, содрогнется и прозреет… Бытовая сценка, а за нею стоит многое. С тревогой думаешь о том, что душевная неразвитость тлетворна, как паранойя.

Возьмем другую крайность. Перед нами явление, исследованное почти документально, методом, как будто чурающимся любой претензии на художественность. Это «одиссея» капрала Г. П. по прозванию «Простота» («История походного хлебозавода № 4» Мирчи Неделчу). Прямая противоположность вышеупомянутому солдату Панте, капрал предельно пассивен, он живет словно бы с отключенным сознанием. Но в данном случае писателя интересует не психология определенного характера, а типология, своеобразная защитная реакция простого человека, оказавшегося в противоестественной для него обстановке. Речь идет о том, что капрал волею судеб втянут в водоворот войны, чьи цели и смысл ему совершенно чужды. Он смиряется с войной, как со стихийным бедствием, которое надо пережить. Убогие, однообразные записки капрала Г. П. на восточном фронте демонстрируют полную бессмысленность преступного «похода на Дон», куда фашистское командование гнало румынских солдат, как бессловесное стадо. Капрал Г. П. день за днем выпекал хлеб и ни разу не выстрелил…

К этим двум портретам «героев», один из которых думает шиворот-навыворот, а второй старается не думать вовсе, можно присоединить третьего, умеющего думать весьма целенаправленно, но именно этим внушающего вполне обоснованные опасения. Тут перед нами уже и не характер (как Пантя), и не роковые обстоятельства (как в истории капрала), а философски обобщенная модель, где некий ученый Фрониус одержим идеей научно обосновать новый порядок в обществе («Мышь Б» Иона Д. Сырбу). Фрониус экспериментирует с мышами, дрессируя их таким образом, чтобы они вынужденно «сотрудничали» друг с другом. Благообразные теории о борьбе против животных инстинктов все больше и больше отдают чем-то похожим на фашистский «новый порядок»…

Румынские писатели по-разному и с разных сторон возвращаются к этой теме. Происходит это не только потому, что фашизм и сегодня угрожает миру, а еще и потому, что самой Румынии пришлось при режиме Антонеску столкнуться с рыцарями «нового порядка», пережить национальную трагедию. Полны сарказма новеллы Марии Холмея «Покоритель мира» и Джордже Кушнаренку «Корабль гладиаторов» — в обеих беспощадный сатирический гротеск, страшный и нелепый образ диктатора, чем-то напоминающий чудовище из «Осени патриарха» Г. Г. Маркеса и видения Ф. Кафки…

Условность, притчевость, сгущенность красок призваны с наибольшей убедительностью достичь намеченной цели. Это, если можно так выразиться, философская фантастика. Но есть и другая. Перейдя к рассказу Аны Бландианы «За городом», невольно вспоминаешь вопрос М. Рощина «Фантастика или поэзия?» — так называлось его послесловие к рассказам писательницы, опубликованным в журнале «Иностранная литература» (1985, № 3). Рощин не без оснований считает этот рассказ сродни многим нашим произведениям «деревенской прозы» (надо непременно добавить: по сути, а не по форме!). Он пишет: «Несомненна социальность и актуальность этого рассказа, есенинская, можно сказать, печаль об «уходящем»… Но какая здесь замечательная и мощная метафора гремящего над миром колокола, который разбудила героиня…»

Фантастика здесь действительно особая: полуявь, полусон или и то и другое вместе, где неразрывно слиты воспоминания, страхи и предугадывания. И несомненность поэтической правды. Неудивительно, ведь автор рассказа — известная поэтесса, ее стихи не раз печатались в наших журналах и сборниках…