Отпечатки

Джейми сделал, как ему было велено. Пригубил свое вино — протянул Джуди ее бокал.

— Они дрочат, — сухо продолжила она. — Конечно, дрочат. Для этого и звонят. Эти мужчины. Намного дешевле, чем секс по телефону. Намного. Но суть в том, Джейми… — И она вновь уставилась на него этим всепоглощающим взглядом, без которого Джейми, если честно, прекрасно мог обойтись. — Суть в том, видишь ли… что я тоже это делаю. Да. Мне это необходимо. Говорю же, это единственный известный мне способ… связаться. Видишь ли.

Джейми уставился на свои руки. Хотелось закурить: почему-то казалось, что сейчас не время. Джуди вздохнула.

— Думаю, — сказала она, — ты хочешь уйти. Поверь, я ничуть тебя не виню.

Джейми ухмыльнулся ей прямо в лицо; ему было страшно неловко. Затем поставил бокал, внезапно вскочил и на негнущихся ногах направился к двери. Джуди догнала его и коснулась рукой.

— Я знаю, Джейми, что у всех нас есть свои… сомнения и секреты. Просто они так долго хранились, а сейчас… выплывают на свет. Они всегда были, разумеется, — просто сейчас мы снова их видим. И, может, нам это не нравится. Как твой брак, Джейми, да? Не расстраивайся из-за него. Я хочу сказать, я ни секунды не думаю, будто он тебя расстраивает. Жить с женщиной… может не всякий мужчина. На самом деле вопрос в том, чем тебе придется пожертвовать, чтобы справиться. Меня больше всего беспокоит, конечно, — вполне могу тебе рассказать, все остальное ведь уже рассказала. Уйти отсюда. Не в смысле, понимаешь, навсегда, нет, не в этом смысле… хотя и это само по себе высасывает из меня силы. Нет… я о том, чтобы сделать хоть шаг наружу. Хотя бы до реки. Потому что я не знаю, в курсе ли ты, Джейми, заметил ли ты — а с какой стати замечать, — но с тех пор как мы сюда переехали, с тех пор как мы с Тедди впервые очутились здесь, не считая «Самаритян» — а Джон, он отвозил меня прямиком к ним, а потом прямиком обратно, — я никогда — никогда, ни на миг — отсюда не выходила. Я просто больше не знаю, каков внешний мир.

Джейми смотрел в пол. Хотел было коснуться ее плеча, но не собрался.

— И… — заключила Джуди. — Мне страшно… страшно, Джейми. Очень. Но. Все это, наверное, из-за того, что я знаю, чем мне придется пожертвовать, чтобы справиться…

Это запах утра, заключил Джейми: это запах утра, а не яркость его, напоминает мне. Мм — резкий аромат новизны и возбуждения в солнечных бликах и искрящихся отражениях. Но как он неуместен сейчас: совершенно неуместен, о да, совершенно. Ибо в то утро, которое я вспоминаю, в день, когда я впервые приехал сюда, я лихорадочно думал совсем о другом: я предвкушал в некотором роде будущее — может быть, даже ничтожный шанс на стабильность. Но то, как я выгружал свои жалкие и немногие, быстро побросанные в сумку пожитки из багажника этого кошмарного таксиста (разглагольствующий идиот, несмотря на всю свою болтовню, понятия не имел, куда меня везти) — это ведь совсем другое, нежели вид крепких и неулыбчивых профессиональных грузчиков, которые перетаскивают настоящие горы барахла в гигантский, похожий на пещеру фургон. Они экономят силы, эти решительные и коренастые мужчины — никаких лишних движений, аккуратно и точно приседают и поднимают груз. Они с легкостью несут вещи, при одной мысли о весе которых у меня дрожат коленки. Как тот филенчатый шкаф с резным узорчатым навершием, смотрите, — Кимми только что сказала мне, что он битком набит банками краски и стопками трехгранных коробок, кажется, она выразилась именно так, которые когда-то должны были стать основой некой инсталляции — в общем, очередная куча дерьма, беззаботно заключила Кимми, — но барахла так много, что проще перевезти все вместе, чем тратить время и нервы на то, чтобы тщательно разобрать и выкинуть ненужное.

— Как ты, Кимми? — осмелился Джейми (она наблюдала за грузчиками, бранила их — и, похоже, наслаждалась этим). — Ты ведь наконец это делаешь. Уезжаешь.

— Послушай, Джейми, о'кей? Все, типа, говорят, что хотят уехать, но так здесь и болтаются. Не в моем стиле, детка. Надо валить — значит, надо, понял? Эй! Эй, ты, в идиотской кепке! Да, ты, — я с тобой говорю. Поосторожнее там, о'кей? Эти крошки — искусство.

Да, думал Джейми: она права. Большинство из нас в основном праздно слоняется — неразумно надеясь, что очень скоро (быть может, завтра?) все внезапно неким чудесным образом вернется на круги своя: все станет по-прежнему.

— И все же. Ты очень решительна. Чем-нибудь, гм, — могу я тебе помочь? А? Чем-нибудь?

— Можешь оттащить свой зад наверх и посмотреть, как у них там дела — у До и Мэри-Энн. Они здорово переживают. Но я должна приглядеть за этими парнями, ага? Я — я могу жить где угодно. Сюда я переехала только из-за До. Ты в курсе? Да наверняка. Она так рвалась переехать сюда с Мэри-Энн и придурком, которого называла своим мужем, — все эдак уютненько. Но потом придурок передумал, а я просто запрыгнула на ходу. К тому же я люблю ее. Она, возможно, не знает…

Джейми уставился на нее:

— Ты хочешь сказать?..

— Да. Да. Конечно, хочу. Я без ума от нее. Но я не — давила на нее, ничего такого, знаешь. Я подумала, если она захочет изучить свою сек-сальность, то, может, ну, знаешь: поймет. Однажды. Послушай — кто знает? Может, когда-нибудь мы выберемся из этого мрачного места, если все пойдет хорошо. Эй, ты! Не ты, мистер, — а ты! Сигарету погаси, ясно? Там холсты! Это искусство, золотко!

Это напомнило Джейми, что пальцы его уже тлеют. Он уронил окурок на землю и крепко растер носком ботинка, а сам тем временем рылся в карманах в поисках следующей.

— Мы собираемся переехать в, как его — Челси? [99] — вернулась к разговору Кимми. — Ты бывал в Челси, Джейми? Там прикольно. Адрес я оставила Элис. Заходи, если хочешь.

Джейми кивнул.

— Может быть, — сказал он.

— Я думаю… знаешь, что я думаю, Джейми? Мы с До прекрасно можем воспитать маленькую Мэри-Энн, как по-твоему? Я могу, ну — обеспечить нас? Кому нужен небритый тупица с членом? Надо просто верить в то, что у тебя есть. А До, когда-нибудь она пустит в свою жизнь Псы Дрожжи, и кто знает, что дальше будет? Джейми — сходи, посмотри, чего они там валандаются? Хорошо? А я буду пинать этих ослов.

Джейми улыбнулся и наклонился легонько ее поцеловать.

— Увидимся, Кимми, — сказал он, хотя думал, что вряд ли, да, вряд ли он когда-нибудь снова ее увидит. (Эрн, его звали, этого гребаного таксиста — он уже двадцать два года в этом деле, исполнилось на Рождество; теперь, значит, будет двадцать три.)

Какой удар — видеть это место пустым, как сейчас (опять напомнило, как я впервые сюда пришел). В смысле, эти комнаты — ну да, мы знаем, что они огромны, конечно, — но когда все вещи и мебель внезапно исчезают… И я даже не замечал никогда, что у Кимми и Дороти так много вещей (да вы только посмотрите на этот фургон: он размером с дом и уже набит почти под завязку). Есть здесь кто-нибудь?.. Ах да — Дороти сидит на гнутом стуле в самом конце под высоким окном и лениво перебирает пальцами густые, рыжевато-коричневые, распущенные волосы Мэри-Энн (а та скорчилась рядом и, похоже, ничто на всем белом свете не интересует ее больше, чем пустая стена).

Джейми направился к ним, проклиная стук каблуков по бескрайнему, безграничному полу.

— Ну, с вами обеими… — тихо сказал он, приблизившись. — С вами все хорошо? Вы готовы, гм?.. Кимми, ну… Да, вы не против, если я?.. — Он быстро зажег сигарету и глубоко затянулся. — Что ж… — сказал он. — Что ж. — Он даже подумывал было хихикнуть, но вскоре, слава богу, оставил эту идею.

— Бенни понравились его подарки?

Джейми на миг застыл. Приятный и холодный солнечный свет свободно струился сквозь множество окон, и когда Джейми вновь упрямо побрел к ним, их лица (по-прежнему такие далекие) упорно расплывались перед его глазами, а потом его на миг ослепила яркая вспышка света — и тут же померкла. И голос Мэри-Энн был тонким и слабым — слова ее, едва вылетев изо рта, целиком растворялись в громадной и гулкой громадной пустоте вокруг.