Другая жизнь

Кэрол выглядела потрясающе.

Это вовсе не повод ее ненавидеть.

– Привет, Глин! – завыла Флика, раскидывая руки в стороны.

Глинис казалось, что она обнимает саму себя. Выпирающие, тонкие, словно птичьи, косточки на спине. Да, они одного поля ягода. Флика была чуть ниже ростом, но такой же комплекции.

– Флика не вполне здорова для поездок в Уэстчестер, – вмешалась Кэрол, – но она так настаивала.

– Поднимемся наверх в мое гнездышко? – предложила Глинис.

– Конечно. – Флика говорила так, будто у нее во рту каша. – Но только если ты выключишь этот чертов кулинарный канал.

К счастью, Глинис легко разбирала гнусавое бормотание Флики; например, низкий голос Шепарда порой звучал для нее как монотонный гул газонокосилки.

– Ладно. Но только ради тебя. – Глинис цепко ухватилась за балясину. – Остальные пусть учатся готовить яичный салат с карри.

– Фу.

– Тебе хоть что-то нравится из еды?

– Мороженое. – Флика ковыляла за Глинис. Добравшись до четвертой ступеньки, она остановилась и, посмотрев сверху вниз на мать, выругалась. – Конечно, мне оно запрещено, но иногда я успеваю откусить кусочек у Хитер, когда мама не видит.

– А мне иногда кажется, что мне чего-то очень хочется. Потом оказывается, что нет. – Они еще не проделали и половины пути, но Глинис опустилась на ступеньку. – Давай передохнем.

Наблюдавшая за двумя калеками Кэрол, стоящая в холле, крикнула:

– Я ненадолго оставлю вас, ладно? Глинис, не беспокойся, я почитаю газету.

– Хоть кто-то может себе это позволить, – произнесла Глинис, довольная, что Кэрол не будет стоять у них над душой. Флика считала мать деспотичной, в ее присутствии становилась подавленной, хмурилась и замолкала.

– Хорошо, хоть мы нашли подходящие канюли, – проскрипела она, усаживаясь рядом с Глинис, – и мне не придется каждый раз тащиться в больницу, когда они ломаются.

– Ты не заметила, что со временем начинаешь чувствовать себя в больнице как дома.

– Да, типа того. Тренировка. Например, начинаешь понимать, что медсестра принесла шприц с иглой как дырокол. Я ничего не чувствую, просто знаю, она полчаса ищет вену, а я лежу и скучаю. Эй, а ты все еще их боишься? Уколов?

– Ужасно. Шепард надеялся, что со временем фобия исчезнет, но становится только хуже. После каждой химии ему приходится делать пять уколов, чтобы повысить уровень белых кровяных телец. Понятия не имею, как он это выдерживает. Я даже смотреть не могу на иглу. Заставляю его готовить все, пока я не вижу, и предварительно принимаю таблетку лоразепама. «Марципана», как мы его здесь называем. В первый раз я не приняла «марципан» и упала в обморок. Просто как ребенок.

– Тогда ты выбрала не ту болезнь. Надо было найти такую, при которой медицина бессильна. Что-нибудь неизлечимое.

– Мезотелиома и есть неизлечимая болезнь, – мягко сказала Глинис. Она впервые произнесла это вслух.

Флика смущенно взглянула ей в глаза:

– Извини. Это не совсем подходящее слово, я хотела сказать, для которой еще не придумали лечения.

– Мне все равно, каким словом это называть. Не старайся быть со мной деликатной. – Она встала и принялась подниматься по лестнице: нога вверх, вторую приставили рядом. Отдохнули.

– Тебе не надоело? – спросила Флика. – Деликатность. Знаешь: «Ох, ох, не дай бог расстроить Флику! Надо быть мягче с Глинис!» Они ведут себя так, будто ты тормоз.

– Не думаю, что стоит в дальнейшем употреблять слово «тормоз».

– Но ведь мы можем говорить о себе что хотим. – Флика слегка улыбнулась. – Все-все.

– Иногда меня угнетает необходимость говорить правду. Я поссорилась с Шепардом на День благодарения. Из-за того, что он позволяет, чтобы мне сходили с рук любые выходки. Это не гуманность. Это опека.

– Да… Время от времени мы тоже ругаемся с мамой, хотя она старается сдерживаться. Мне хочется, чтобы она была обычной мамой, а не святой мученицей.

Оказавшись наконец в своей спальне, стенами которой последнее время и ограничивалась для нее вселенная, Глинис повалилась на огромных размеров кровать и устроилась на пяти подушках. Флика схватила пульт.

– Извини за беспорядок, – сказала Глинис. Все свободное пространство комнаты было завалено лекарственными пузырьками, грязными стаканами, на тумбочке стоял поднос с остатками завтрака, который Шепард, не придумав ничего лучше, притащил ей наверх. На стульях висели пледы, накидки, свитера, по краям кровати лежали скрученные легкие и теплые одеяла. Гнездо – очень точное определение.

Не спросив разрешения, Флика выключила телевизор. В ее характере присутствовало своеволие, свойственное детям, которым все пытаются угодить.

– Так-то лучше.

– Благодаря ему создается иллюзия действия.

– Ой, да ладно, я тоже пыталась так делать в больнице. Представляла, что жизнь бьет ключом. Тишина всегда лучше. Чище. – Едва не потеряв равновесие, Флика плюхнулась в кресло-мешок. Потом она всегда с трудом из него выбиралась. – Итак, ты устала от всего этого? Когда приходится разговаривать с людьми, а тебе нечего сказать?

– Мне не нравится, когда ко мне приходят гости и ждут, что я буду их развлекать.

– А когда они начинают нести всякий бред о том, как живут, тебя начинает трясти.

Глинис пожала плечами:

– Я сама не знаю, чего хочу. Меня не радует общение. Как ни смешно, только тебя мне приятно видеть.

– Еще бы, – задумчиво сказала Флика. – Страдания объединяют.

– Знаешь, несколько дней назад со мной произошел случай.

– Так, значит, тебе есть что рассказать.

– Только одна история. Никто еще не знает. В тот вечер Шепард – извини за подробности, об этом не принято говорить – делал мне клизму.

– Все нормально. Мама постоянно мне делает. Что до меня, так я бы предпочла вообще пропустить процесс переваривания пищи, но этот способ в нашем доме не очень популярен.

– Так вот, о Шепарде… Я не уверена, что люди должны быть настолько посвящены в столь интимные дела друг друга.

– Но вы же муж и жена. Ты должна была привыкнуть, что он вставляет кое-что. Какая разница куда?

Глинис рассмеялась и закашлялась.

– Секс все же немного приятнее клизмы.

– Ну, я пока не знаю.

– Можешь мне поверить. Ты иногда общаешься с мальчиками?

– В прошлом году один парень пригласил меня на танец на школьном балу. Но он определенно просто хотел показать всем остальным, какой он великодушный. Зарабатывал себе очки, чтобы родители и учителя могли гордиться прекрасным ребенком. Не представляешь, какое у него было лицо, когда я отказала. Мне понравилось. Я не прочь помочь друзьям улучшить анкету для поступления в колледж. – За последний год манеры Флики очень изменились, стали дерзкими, порой даже нахальными. – Вернемся к твоему рассказу.

– Клизма не привела к желаемому результату и, ну, дерьмо… оно осталось твердым. Как глина. И он… ему пришлось… все выковыривать. Я изо всех сил старалась скрыть стыд. Я лежала на краю ванной попой кверху – как тут не стыдиться. Мой муж всегда считал меня прекрасной. Он не привык к тому, что после прикосновения к моему телу его пальцы перемазаны калом. Он просто молодец, отнесся к этому как к медицинской процедуре, но все же… Мне отвратительно то, к чему свелась наша жизнь, я сама себе противна.

– Это и есть твой «случай»?

– Нет, главное произошло позже. Было три часа ночи. Я не могла уснуть. Мы встали, но я не хотела вставать. Не хотела – вообще не хотела там быть. После клизмы я, наверное, целый час провела в душе, чтобы унять дрожь и перестать чесаться, но сыпь не проходила. Из-за язв во рту мне трудно говорить и глотать, даже улыбаться – хоть я этого давно и не делаю. Я была без сил, совершенно опустошенная, в легких внезапно возникло такое ощущение… Что я не могу вздохнуть, словно тону…

– Ты мне рассказываешь. После воспаления легких со мной бывает еще хуже. И постоянно.

– Я… мне захотелось вырваться. Захотелось так страстно… Казалось, я разваливаюсь на кусочки. Потом сдавило все тело. Это напомнило, как сестры однажды набросились на меня, когда мне было двенадцать. Они потащили меня в маленькую комнатку в подвале, затолкали там в старый шкаф и заперли на щеколду. Сестры посмеялись и ушли. Это самое яркое воспоминание из детства. Я пронзительно кричала, но родителей не было в доме, меня никто не слышал. Я орала, пока не охрипла. С силой колотила по стенкам, потом руки и колени были в синяках. Между досками были широкие щели, не думаю, что я бы задохнулась, но в какой-то момент показалось, что мне не хватает воздуха. Я просидела в шкафу часа два. Мне до сих пор иногда снится тот случай.