Бремя чисел

Сэм, воя от боли, все так же прижимая к окровавленному лицу руки, наткнулся на могильный памятник и упал ничком. Один из бандитов подошел к нему и, схватив за волосы, потянул его голову, чтобы та оказалась над краем надгробия. Второй сел ему на ноги. Третий выхватил мачете и полоснул Сэма по шее. Затем, чертыхаясь и обвиняя свой инструмент в непригодности, попытался использовать мачете в качестве пилы. Его обступили жадные до крови мальчишки с автоматами.

На меня никто не обращал внимания. Я попятился к краю холма. Молодчики возле могильного камня расступились, и Сэм упал на землю. Его голова пока еще держалась на плечах, но быть ей там оставалось недолго. В свете разожженного нами костра я заметил, как Сэм подмигнул мне и еле слышно прохрипел: «Беги».

Бандиты потащили его ко мне. Я повернулся, чтобы броситься вниз по склону, но наступил босыми ногами на острый камень и упал, ободрав себе коленки. Ренамовцы бросили Сэма передо мной. Мальчишка, отобравший у меня ботинки, поднял автомат и выпустил очередь в шею несчастного. Грохот выстрелов взорвался мучительным эхом в моем черепе.

Отстрелив голову, они какое-то время погоняли ею в футбол, затем пнули в мою сторону.

— Лови!

Это была уже не голова. Ни Сэма, ни кого-либо другого.

Я поднял ее с земли.

— Смотри!

Двоим из нас удалось бежать. Еще одного застрелили при попытке к бегству.

— Смотри сюда!

Три тела свалились под тяжестью груза, который их заставили тащить. Им, лежащим, выстрелили в головы. Третью жертву, Нафири, матсангас использовали в целях устрашения, долго уродуя уже мертвое тело.

— Не отворачиваться!

Мы очень быстро научились повиноваться приказам бандитов.

— Смотри! Смотри сюда!

Что бы там ни говорили, но это был, вне всякого сомнения, урок. После нападения на город 15 октября 1984 года солдаты РЕНАМО увели в плен шестнадцать жителей Голиаты. Через шесть недель в живых из нас осталось только девять.

Лагерь не был изолирован от остального мира. Поблизости находились другие лагеря РЕНАМО и даже деревни, полностью контролируемые этими молодчиками. Солдаты приезжали в лагерь на мотоциклах вниз по горному склону, превращая его в топкое болото, и затем вновь уносились прочь. Крестьяне пешком поднимались к нам на гору и приносили еду. Я не мог поверить своим глазам, но после этого их тут же отпускали обратно. Женщинам везло в гораздо меньшей степени, а вот некоторым молодым девушкам, которых бандиты насильно лишили девственности, иногда все-таки удавалось обрести некоторую свободу. Они на рассвете уходили из лагеря и возвращались обратно на закате. Какое-то время спустя я стал задумываться о том, а нельзя ли мне так же свободно покидать место моего заключения. Они даже не учили меня, как убивать других людей. Большую часть времени я проводил в курятнике в обществе десятка других заключенных. Нас заставляли держать руки за головой, а после заката разрешали опустить их. Час спустя позволялось лечь. С первыми лучами солнца пленникам приказывали встать на колени, и после завтрака, состоявшего из нсимы, иногда с кусочком репы или тухлой рыбы, мы должны были снова держать руки на затылке. Такое впечатление, что у наших тюремщиков истощилась фантазия. Через два месяца они уже не заставляли нас стоять на коленях.

Я прижался лбом к проволочной стенке курятника и выглянул наружу. Похоже, никто не обращал на нас ни малейшего внимания: видимо, уже перестали считать пленниками. Это мы все еще полагали себя таковыми. Вот она, логика этого места.

В принципе было нетрудно вычислить, где мы. Ни для кого не секрет, где окопались ренамовцы. Местность, прилегающая к горе Горонгоза, считалась в Мозамбике штаб-квартирой РЕНАМО — расположенная в самом центре страны, отсюда рукой подать до коридора Бейры, она представляла собой неприступную крепость. Подразделения ФРЕЛИМО были не в состоянии нанести удар по столь мощному вражескому гнезду. Только в коридоре Бейры можно было разжиться добычей, которая затем через наш лагерь переправлялась в горы, где находилось командование РЕНАМО. В лагере часто появлялись грузовики, заваленные мешками муки, упаковками батареек, бочонками масла. Солдаты сновали туда-сюда на джипах, грузовичках «тойота», мотоциклах и даже на велосипедах. Нередко на них была форма, снятая с мертвых бойцов армии ФРЕЛИМО, которая пестрела дырками от пуль и жуткими пятнами засохшей крови. Ренамовцы с наглыми ухмылками картинно расхаживали в ней, щеголяя «боевыми ранениями».

Верховное командование РЕНАМО редко спускалось с горы, предпочитая общаться с подчиненными по радио. Ренамовские командиры окружали себя лагерями бандитов, а те в свою очередь ограждали себя живым щитом взятых в плен обитателей деревень, которые должны были вступать в особые отношения с местными жителями, чьи дома лепились к подножию горы, потому что все, кто обитал на склоне горы, так или иначе, но чем-то питались.

Примерно раз в две-три недели в лагерь вваливался новый отряд солдат. Они ножами — вжик-вжик-вжик! — полосовали себе грудь, после чего какой-то человек на ходулях и в маске леопарда сбрызгивал их раны особым травяным настоем, чтобы сделать бандитов неуязвимыми в бою. Безрукие мужчины приходили в лагерь просить подаяния у тех, кто сделал их инвалидами. У старика, которому было поручено кормить кур, на горле был длинный рубец толщиной в мой большой палец. Оскальпированная девушка бродила от одного угла лагеря к другому, орудуя метлой, словно поставила перед собой цель смести бараки до самого основания.

Позднее, когда я уже немного свыкся с лагерным бытом, меня отвели вниз и поселили в деревушке у подножия горы. Вместо того чтобы стереть ее с лица земли, РЕНАМО решило установить над ней контроль. Прихрамывая, я побрел за деревенским старостой к бетонному строению возле пыльного, нещадно раскаленного солнцем пустыря за рыночной площадью.

— Что это? — спросил я.

Староста посмотрел на меня, как на идиота.

— Школа, — ответил он и провел внутрь.

В комнате я увидел стол. На нем стояла закрытая коробка.

— Что это? — повторил я вопрос.

Староста пожал плечами. Ему никто ничего не объяснил. Я открыл коробку. Она была доверху набита новенькими учебниками, напечатанными в Мапуту и за немалые деньги переправленными на север страны, в какой-нибудь из здешних поселков вроде Голиаты. Учебники явно были добыты во время одного из разбойничьих набегов боевиков РЕНАМО на коридор Бейры.

Я перелистал их и удивленно повернулся к старосте:

— Вы хотите, чтобы я учил детей по этим книгам?!

Тот равнодушно пожал плечами.

— Это же книги, разве не так?

Разумеется, это были книги. Учебники по истории, отпечатанные в Швеции под редакцией ученого, симпатизирующего делу ФРЕЛИМО и социализма. Целые главы были посвящены Марксу, Ленину, злодеяниям апартеида и борьбе с колониальной системой. Предисловие к учебнику было написано первым президентом ФРЕЛИМО, главным политическим мучеником Мозамбика Жоржи Каталайо.

Я вовремя придержал язык.

Каждый день в течение семи последующих лет люди РЕНАМО посылали своих детей в школу. Те строем приходили ко мне, и я учил их — рассказывал о Марксе, Ленине, злодеяниях апартеида и борьбе с колониальной системой. За все это время никто ни о чем не спросил меня и не остановил. Ни староста. Ни его хозяева. Ни разного рода почетные гости РЕНАМО, время от времени наезжавшие сюда, чтобы своими глазами увидеть, как возрождается образование в этом освобожденном, демократическом, свободно-рыночном уголке капиталистического Мозамбика.

До меня они никогда в жизни не видели учителя. Они полагали, я знаю, что делаю.

СТЕКЛО

Со всех сторон ее окружают белые, но слегка грязноватые стенки старой чугунной ванны. Сейчас ранее утро, вторник, 30 августа 1983 года. Стейси собирается на похороны Гарри Конроя, своего деда, отца матери.