Испанский сон

Меня усадили в черную машину. Виктор Петрович вручил водителю какую-то бумажку, попрощался со мной и возвратился в вездеход. Машина, в которой был я, тронулась. Меня привезли в город, за ворота с часовым в маскировочной форме; машина остановилась возле закрытых, обитых жестью дверей помещения, похожего на гараж; водитель вышел из машины и зашел в эти двери через вырезанную в них калитку. Через минуту он снова появился оттуда, сопровождаемый женщиной в белом халате.

«Здравствуйте, — сказала мне женщина. — Прошу вас».

Я последовал за женщиной, а водитель — за мной. За жестяными дверями раскинулся склад всего. Ближе к дверям была еда, дальше — предметы домашнего обихода, а еще дальше, в необозримую глубину, уходили полки с мануфактурой.

«Выбирайте, пожалуйста», — сказала женщина.

«Вы извините, — сказал я, точь-в-точь как ты, — но знать бы еще, сколько это стоит. Понимаете, я специально сюда не готовился и не взял ни особенно много денег, ни даже хозяйственной сумки».

Женщина озадаченно посмотрела на водителя и — на бумажку, которую она держала в руке.

«Шутите, — сказала она. — Вы же по второй разнарядке. Литеры «А» и «Б» бесплатно, то есть вон до того шлагбаума, — показала она куда-то вдаль, — а сумочку я вам подберу, уж не беспокойтесь».

Я пошел вдоль полок. Чего там только не было! У меня слюнки потекли. В конце концов я взял не так уж много, потому что если брать много, там можно было брать все подряд. Женщина удивилась малому количеству взятого. Я расписался в составленной ею ведомости. «У нас строго, — похвасталась она, — каждый продукт на учете». Водитель взял сумку, совсем не тяжелую, и понес в машину. Я попрощался с женщиной и вообще со всем этим замечательным, гостеприимным заведением. Мы выехали из ворот с часовым, и меня отвезли домой. Машина, как и положено в целях конспирации, остановилась за квартал до моего подъезда.

Вот так началось мое знакомство с правительственными кругами. На следующий день Виктор Петрович снова прислал за мной машину, но на этот раз простую, белую, и меня доставили в обычный кабинет обычной конторы, каких в Москве полным-полно. Зато вещи, которые он мне рассказал, оказались совершенно необычными.

Оказалось, например, что первое впечатление, будто уголовное дело против Ольги есть политическое дело против министра, было впечатлением ошибочным. Само по себе это дело, как я уже упоминал, было совсем неинтересным. Не то что у тебя, точнее, у твоего Отца…

— …если я не ошибаюсь в своих построениях о мотиве, — добавил Корней Петрович, — а ошибаюсь я редко, учти.

— Корней Петрович, — сказала здесь Марина, — вы упомянули об Отце… Извините, что я перебила ваш рассказ; это буквально на минутку. Но раз уж вы сами коснулись этой темы, могу я спросить: что мы будем делать дальше?

— Хм, — сказал Корней Петрович. — Что делать?.. Извечный вопрос. Не знаю, Марина. Пока не могу сказать.

Она молчала.

— Это станет известно только завтра утром, — пояснил адвокат, — вначале мы пойдем ко мне на работу, оформим кое-какие бумаги, потом… потом я немножко позанимаюсь сам знаю чем… и, если повезет, завтра же увижу твоего Отца…

— Вот как? — Лицо Марины просветлело. — А я, я никак не смогу Его увидеть?

— Я попробую, — серьезно сказал Корней Петрович. — Но не питай, пожалуйста, надежд раньше времени.

— Хорошо, — тихо сказала она.

— Поменьше Цвейга, понимаешь.

— Да.

— Давай-ка еще по чуть-чуть, — предложил Корней Петрович и наполнил рюмки «Старым Таллином». — Может быть, тебе уже прискучил мой рассказ? — заботливо поинтересовался он. — Ведь этот рассказ, наверно, не совсем то, что ты ожидала… может быть, ты думала, что это будет вроде боевиков со стрельбой…

— Это не так, — сказала Марина. — Ваш рассказ очень интересен. Просто вы упомянули Отца, и я перебила вас ровно на минуту.

— Впрочем, — заметил он, — стрельба тоже как бы имела место, но позже…

— Продолжайте, пожалуйста, — попросила Марина.

— Изволь, — отозвался адвокат. — Я остановился на своем визите к Виктору Петровичу — визите, который изменил мое представление о деле, точнее, обо всем том, что это дело окружало.

«Это просто сука, — сказал Виктор Петрович, — мы уже знакомы и теперь делаем общее дело, поэтому надо называть вещи своими именами. Поскольку вы профессиональный и проверенный нами адвокат, нет нужды останавливаться на вопросах хранения тайны… Эта сука подвела Хозяина сразу по нескольким направлениям. Во-первых, она не была верна ему чисто по-супружески, и я сообщаю вам об этом со всей мужской прямотой. Во-вторых, люди, с которыми она связалась, являются врагами Хозяина; она стала появляться с ними, что нанесло Хозяину, помимо морального, еще и политический вред. В-третьих, она начала снабжать их закрытой информацией… правда, пока всего лишь специально подготовленной дезой, что и помогло ее уличить… но кто знает, на что она будет способна завтра. Наконец, ее хозяйственные операции достигли такой степени наглости во всех отношениях, что позволить ей продолжать их и впредь — значит серьезно рисковать репутацией Хозяина.

Надо вам знать, — продолжал этот человек, — что позиция Хозяина никогда не была настолько сильной, как сейчас. Мы на коне! — воскликнул он и с горящими глазами стукнул по столу сухим кулаком, на котором я теперь заметил “бейки”, то есть характерные мозоли от долгих занятий восточными единоборствами. — Нам было бы нетрудно избавиться от этой суки другим, более действенным способом. Но есть две причины, по которым Хозяин не хочет так поступать. Первая причина — несовершеннолетний сын Хозяина от суки. Независимо от ее личных и деловых качеств, Хозяин желает, чтобы у мальчика была хоть какая-то мать. Я еще коснусь, — сказал он, — этого аспекта далее. Второй причиной, — продолжал он, — является политический эффект. Сделать так, чтобы сука просто исчезла, для Хозяина означает хотя бы частично признать поражение. Нет! — крикнул он и опять стукнул кулаком по столу, — мы не можем действовать так слабо, мы должны действовать так, чтобы посрамить врагов, то есть попросту шмякнуть суку в достойную ее кучу дерьма, забрызгав тем же дерьмом всех иже с ней, но так, чтобы брызги не коснулись при этом Хозяина. Способ для этого был найден лично мной, — гордо сказал Виктор Петрович и выпятил грудь. — В Волоколамске был задержан некий наркоман, оказавшийся сторожем подпольного склада. Таким образом часть хозяйственных операций суки была рассекречена… а остальное вы знаете из материалов дела».

Пока он собирался с дальнейшими мыслями, я успел осознать всю меру своей ничтожности в этой бесчеловечной системе. Как будто я подвернулся медленно надвигающемуся на меня асфальтовому катку. Передо мной был выбор — или прилипнуть к боковой поверхности, к периферии его могучего колеса, где мне милостиво оставляли местечко, и дальше катиться вместе с ним, давить других; или не прилипать, остаться на своей позиции — и самому быть безжалостно распластанным, раздавленным, впечатанным в свежеукатанную дорогу.

«Но почему, — спросил я, жалко пытаясь выглядеть хотя бы консультантом, а не только слепым исполнителем, — почему бы в таком случае Хозяину попросту не санкционировать прекращение дела… как адвокат, знакомый с делом, я могу указать такие способы?.. Ведь главная цель уже достигнута: дело возбуждено, были допросы; обвиняемая (я не мог заставить себя называть ее сукой) за свое неповиновение и предательство получила хороший урок; теперь разрешить ей уйти — значит поступить великодушно и тем самым еще более унизить как ее, так и людей, с ней связанных. Разве это не логично?»

«Любезный Корней, — сказал Виктор Петрович, — вы рассуждаете… кстати, давайте перейдем на «ты» — нет возражений? — ты рассуждаешь, как истинно благородный рыцарь и, теперь я вижу, достойный член нашей команды. Конечно же, у нас была такая мысль. Хозяин велик! Однако как нынешние друзья суки, так и… — он на секунду понизил голос, — увы, некоторые из высших авторитетов… мыслят иначе. Им не дано оценить изощренность упомянутого тобой хода. Для них — по крайней мере, для некоторых из них — это выглядело бы как проявление слабости. Хотя бы поэтому дело должно продолжаться; но есть и вторая важная причина. Я упоминал о мальчике, сыне Хозяина. Славный мальчуган! я хорошо знаю его; поверь, подает большие надежды. Однако, находясь под тлетворным влиянием суки, парнишка в последнее время частично испортился, а ему всего десять лет, и мы боимся, что процесс примет необратимый характер. Сейчас самое время на несколько лет оторвать его от матери, вдохнуть в него истинные ценности и любовь к отцу, с тем, чтобы в дальнейшем уже не она, преступница, определяла настроение сына, а наоборот, мальчик сделался проводником идей Хозяина и взял под контроль свою беспутную мамашу и всех ее приятелей заодно. Поэтому-то именно лишение свободы сроком на несколько лет является требуемой мерой. Но какое же лишение без суда? Нет уж, Корнеюшка, без суда мы сажать не будем… не те времена!.. а суд, как ты сам профессионально понимаешь, это естественное завершение дела. Вот почему нам важно твое сотрудничество не только в области, так сказать, пенитенциарной, то есть чтобы преступница получила свое, но также и во вполне защитной, во вполне профильной твоей области, то есть чтобы следствие и суд не переусердствовали и не упекли ее слишком надолго».