Другая жизнь

Он осторожно лег сверху, лицо Кэрол исказилось, и выражение его напомнило то, с которым она была тогда в спальне, перемазанная бальзамом для волос, но в нем появилось и нечто новое, видимо, с такой гримасой пациенты соглашаются на колоноскопию. Помощи от Кэрол не последовало, поэтому, приподнявшись на одной руке, он постарался принять позу, в которой будет удобнее пристроить свой полуживой отросток, пожалев при этом, что не существует специальных приспособлений для доставки пенисов-инвалидов в вагину. Сделав несколько движений вперед, он почувствовал, что его инвалид сгибается. Надо попробовать еще раз, поддерживая пальцем снизу, создавая своеобразную подпорку. В этот момент он заметил, что Кэрол, совершив едва заметный маневр, вывернулась и встала с кровати.

– Я не могу. – Ее трясло, несмотря на то что в комнате было тепло. Кэрол потянулась к рубашке, лежащей на ее подушке. – Извини. Я старалась, но не могу. Даже если у тебя и получится вставить его, я не могу. Он выглядит омерзительно.

Кэрол была не из тех людей, что любят работать на публику и питают страсть к преувеличениям, но в следующее мгновение она, зажав рот рукой, бросилась в ванную. Она заперла за собой дверь и долго не выходила.

– Да, мистер Погачник, дело в том…

– Ты меня слышал? Не твое время. Я и так слишком многое позволяю, и все ради твоей жены, Накер. Но у меня здесь не хоспис. Бизнес есть бизнес.

Джексон выглянул из-за перегородки. Погачник был коротконогим мужчиной, с короткой шеей и короткими же пальцами-сосисками, при этом весь покрыт веснушками. Сегодня он был в рубашке в красную и белую полоску, широченных бермудах и кургузой бейсболке, которая на его голове была больше похожа на тюбетейку, ему только не хватало большого леденца для завершения образа малыша-переростка. Он был единственным человеком в офисе, которому с его тучным телом и в легкой одежде летом было жарко; Шеп же в середине августа был в жилете, он даже научился печатать в перчатках. Погачник, видимо, решил испытать механизм на прочность, и с начала июня неизменно понижал температурный режим кондиционера: Шеп пришел на работу в шерстяном шарфе; Погачник понизил температуру еще на два градуса; Шеп явился в наушниках.

– Дело в том, что я могу позвонить в страховую компанию только в рабочее время, – объяснял Шеп спокойным ровным голосом, так похожим на манеру говорить Кэрол. – Пока я набираю номер, я продолжаю отвечать на звонки в «Рэнди Хэнди»…

– Как ты назвал мою компанию?

– Я хотел сказать, «Хэнди Рэнди». Конечно. Просто оговорился.

– Ходишь по лезвию ножа, Накер. Полагаешь, в сложившейся ситуации разумно путать единственного работодателя со словом «дрочить»?

– Нет, мистер Погачник. Не знаю, как это слетело с языка. Вы заставили меня нервничать, сэр. Все из-за вашего… недовольства.

Черт побери! Ведет себя словно салага, в первый раз оказавшийся на плацу перед сержантом, в те времена, когда волонтеры еще не раздавали всем подряд печенье «Орео». Джексон был невероятно зол, причем, может, и несправедливо, но зол именно на Шепа. Неожиданно происходящее за перегородкой показалось предательством лично его. Он готов был поспорить, что «Рэнди Хэнди» не было произнесено намеренно, как это должно было быть, а вырвалось у Шепа случайно. Хорошо еще, что давнее правило называть шефа в офисе «мистер Погачник» введено не Шепом в угоду начальнику. Со времен, когда всех, от директора ресторана до премьер-министра, называли по имени, столь официальное обращение приобрело иронический подтекст; однако этот рыжеволосый толстяк был слишком глуп, чтобы заметить, с каким сарказмом произносилось это самое «мистер Погачник».

– Личные звонки – это личные звонки, – продолжал босс. – Можете позвонить в обеденный перерыв по собственному мобильному.

Организационные вопросы заняли все утро, а Джексон сидел за рабочим столом и тщательно обдумывал странные события. Все в офисе любили Джексона или, по крайней мере, считались с ним, а для такой работы, где все зависят друг от друга, поверьте, это очень важно. Но они всегда уважали Накера, даже когда он начинал делать замечания, чем многие, конечно, были недовольны. Он был строгий руководитель. Если заметит, что ты глотнул вина из бутылки для клиентов, мгновенно будешь уволен. Его высокие требования и принципиальность могли сколько угодно становиться предметом насмешек, но трудолюбие и честность неизменно привлекали в офис новых клиентов. Когда водопроводчик оставил на потолке в гостиной огромную дыру, Шеп аккуратно поставил заплатку, что было дешевле для клиента, несмотря на то что замена целой панели гипсокартона заняла бы больше времени и принесла бы «Наку» в два раза больше денег. Он всегда рассчитывал смету по минимальным ценам, если видел, что человек не богат или испытывает материальные трудности. Он никогда не выходил за рамки оговоренной суммы, даже если работы требовали больше времени, чем планировалось. Шеп говорил, что это их вина, что работы заняли в три раза больше времени; надо было предвидеть, что могут возникнуть сложности.

Конечно, сам Джексон редко копался дольше положенного, он все делал быстро – торопыга, как иногда называл его Шеп, и это прозвище прилипло к нему навсегда. Джексон работал быстро, но хорошо, во всяком случае, достаточно хорошо – достаточно хорошо есть достаточно хорошо. Вполне сносно для тех хибар, в которых им приходилось работать. В основном они ремонтировали дома представителей трудового класса – таких же работяг, как они сами. Все, что делал Шеп, отличалось изысканностью и тщательно выполненными даже самыми мелкими деталями, поэтому везде, кроме домов, которые были переделаны полностью и выглядели вполне прилично, изменения не вписывались в общую картину. Однажды он установил новую дверь в туалет, так это была единственная дверь в доме, параллельная полу. Все остальные помещения сразу стали похожими на комнату с кривыми зеркалами, все недостатки выделились – так бывает, если на грязной машине кто-то напишет «Помой меня!».

Во времена существования «Нака» Джексону нравился его особенный статус приближенного к начальству, эдакий неофициальный заместитель. После продажи фирмы все неписаные привилегии исчезли в одно мгновение, уважение коллег испарилось. Надо сказать, Джексона немного задевало положение Шепа, несмотря на постоянные насмешки над «мистером Погачником» и его «убогими причудами», он, как в сказке, за одну ночь превратился из прекрасного принца в лягушку. Однако Шеп смог сохранить прежнее отношение коллег, которое, к удивлению Джексона, оставалось вполне уважительным. Господи, этот человек сам унизил себя дальше некуда. Но в случае возникновения сложностей, как сегодня утром, когда нужно было прорубить окно между кухней и столовой, чтобы было удобнее переносить блюда, – к кому обратились ребята за советом? Подсказка: не к Бурдине.

Когда наконец настало время обеда, Джексон бочком протиснулся в отсек Шепа. Он столько раз отпрашивался и убегал «по делам» в перерыв, что для Шепа стало очевидным, что друг его избегает. Проблема заключалась в том, что ему придется стараться избегать разговоров о Кэрол; как в боксе – никаких выпадов ниже пояса. Раньше он всегда мог поболтать о сатрапах и слюнтяях, но сейчас эта тема становилась слишком опасной.

– Тебе надо позвонить или можем пойти перекусить?

– Сорока минут не хватит для человека, принимающего параллельные звонки, чтобы со всем этим разобраться, – ответил Шеп. – Дело в том, что я отправил счет, который они отказались оплачивать. На сорок восемь тысяч. Секретарша Гольдмана сказала, что, возможно, некоторые цифры были указаны неверно. Одной не хватает, поэтому они отказались от оплаты всего счета.

– Теперь ты понимаешь, откуда берется прибыль? Кэрол говорит, что компании набирают кучу персонала, которые только и ищут пути, как не оплачивать счета за медицинские услуги людей, которых они страхуют. Эти суки так хорошо знают свое дело, что в среднем процентов тридцать от каждого счета не оплачивается.