Большой куш

бы почитать. А впрочем, я не удивлен. Ты такой фантазер, что ничего другого и не оставалось, кроме как идти в писатели. Если, конечно, в тебе были бы эти силы.

– Поздравляю, Енот! – говорит смазливая Горничная Принца, которая время от времени перебивается и в роли Арлекина, а сейчас стоит возле аппарата воздушной кукурузы. – Чертовски приятно, что с тобой работают такие люди.

– Ты звезда, Енот! – говорит мне Спящая красавица.

– Молодец, Енот, – говорит Белоснежка. – Приятно, когда пацан чего-то хочет от этой жизни.

– Ну, для пацана я слишком стар, – польщено говорю я.

– Это в тридцать-то лет? – спрашивает она, хлопнув глазами.

– Посидим сегодня вечером с кофе на лодках? – спрашиваю я. – Ну, поболтаем, полюбуемся небом.

– Почему нет, – произносит она и бросает, уходя, – писатель…

Мой портрет с головой Крохи Енота в руках – я держу его будто рыцарь свой шлем – украшает газетную полосу, которая приклеена к Доске объявлений у самого входа в парк. Это я сам ее приклеил. Купил газету с самого утра, вырвал страницу и приклеил. Выгляжу я очень даже ничего. И впервые начинаю любить свою работу. Я чувствую себя преисполненным. Чем именно, не очень важно. Но я будто чашка, в которую налили до краев. И несу в себе это. Настроения даже костюм Матушки Енотихи не портит. Это даже изысканно в некотором роде.

– Это что еще такое? – спрашивает меня из-за спины пораженная Лена.

– Это отзыв о моей повести, которую я все-таки написал! – говорю я.

– Да ну? – спрашивает она. – А когда?

– Ну, не так давно…

– Хорош заливать, – коротко и зло говорит она. – Что это такое?

– Понимаешь, – объясняю я, – в пятницу же пора предъявлять сценарий…

– Ну, да, – говорит она. – Твой, кстати, ни к черту. Для детских аттракционов не годится. Совсем.

– Да, – говорю я, и меня пронзает обида. – Тем не менее. Я вот решил, что не хочу обламываться к пятнице.

– И? – все еще не понимает она.

– Ну, я написал отзыв на свою книгу, которую еще, собственно, не написал, сослался на московский журнал и отправил его в городскую газету. Ну, им же всегда приятно, когда кто-то из этой дыры чего-то добивается, правда? Они и напечатали текст.

– А, э-э-э, книга?

– Ну, я всем говорю, что авторские экземпляры еще не получил, – говорю я. – Как тебе идея?

Лена смотрит на меня внимательно, надевает голову Микки-Мауса и говорит:

– Знаешь, мне начинает казаться, что ты и правда мог бы писать книги.

– А то! – горделиво выпрямляюсь я.

– Если бы не одно «но». Твоя патологическая лживость перешагнула рамки писательства и расширилась до границ шизофрении. Наворотить такое, чтобы день побыть в центре внимания…

– Не понимаю, что ты хо…

– Ты врешь чересчур много даже для писателя, милый, – терпеливо гвоздит меня Лена. – Это забавно, правда? Ну, то, что ты писателем-то еще не стал, а уже перестал им быть. Упущены даже не возможности, а намерения. Правда, удивительно? У тебя своего рода талант…

– Иди ты к черту! – говорю я.

– Не могу, – говорит