Большой куш

иваюсь я. И тут же врубаюсь. – То есть ты была проституткой?! Раз ты не снимала, значит, снимали тебя?

– Не беспокойся, – шепчет она яростно, – небольшой эксперимент. Пару раз, и то по личной инициативе. Были финансовые проблемы, которые хотелось побыстрее решить. Утешься тем, что брала недорого. А теперь подержи камеру, я поищу другой ракурс.

– Ок, – говорю я, – постарайся снять самый финал.

– Да, детка, – сипит директор, – вот так, вот так, о… А теперь давай. Давай же. Помоги папочке. Помоги песику.

– Держи, – протягиваю я фотоаппарат Лене, и она снимает с самого верха.

– Ооо-т-так-от, – говорит директор, – ооот-так-от, сучка.

И тут становится понятно, что «папочка» и «песик» не больше, чем игра, а Настоящее – вот оно, и, не будь риска попасться, он бы не раздумывая свернул девчонке в этот момент шею. Она это чувствует, и из маленькой капризной дряни, вымогающей из старичка рублик-другой за потрогать, превращается в напуганного ребенка.

Мы с Леной лежим не в силах шевельнуться. В павильоне явственно пахнет Злом.

28

– Да он маньяк! – говорю я Лене вечером, закурив на балконе. – Натуральный, чтоб его, маньяк. Что будем делать с этим придурком? Может, все-таки подбросим пленку в полицию?

– Что это нам даст? – спрашивает она. – Ну, посадят его…

– Неужели мы не сможем отхватить аттракционы после того, как его посадят? – вслух думаю я.

– Конечно, нет, – заверяет меня Лена. – На пирог слетится столько едоков, что тебя сожрут вместе с угощением. Поэтому случайности нужно исключить. Я нашла девчонку и представилась сотрудницей органов социальной опеки. Семья там не то чтобы неблагополучная, но близко к тому. Она сначала упрямилась, но я сказала, что она не одна такая. И что ее за соучастие посадят в колонию для несовершеннолетних.

– Взяла на пушку.

– Взяла на пушку. Она разревелась и все рассказала. Я побеседовала с ней. Записала на диктофон. Будешь слушать?

– Нет, – быстро говорю я.

– Он ее совратил, приручил к деньгам. Мелкие угрозы, лесть, давление. В общем, полный набор. За такое ему двадцать пять лет светит. Как минимум.

– Но он их не получит.

– Да, – говорит она, – наверняка не получит. Это не в наших интересах.

– Мы пособники зла.

– Мы просто пытаемся вытащить себя из нищеты и разрушить неблагоприятную атмосферу, в которой оказались в силу не зависящих от нас обстоятельств.

– Ты говоришь прямо как сотрудница органов социальной опеки, – улыбаюсь я.

– Так я такой и была несколько часов назад, – улыбается Лена.

– Иди ко мне.

– Оот-так-от, – говорю я, когда она приходит.

Когда она засыпает, я долго лежу не шелохнувшись, пока не затекает плечо. Тогда я осторожно подсовываю ей под голову подушку, а сам отстраняюсь. На все это уходит не меньше часа, потому что я двигаюсь как семинол в засаде. Красное Перо, или как там? По имени наших индейцев я не запоминал, потому что ротация там была страшная. Проблема состояла в «огненной воде», которую, по сценарию, подсовывали индейцам первопроходцы.