Готы

Вечером того же дня решал сразу съездить в указанное знакомыми место, в котором — можно было недорого приобрести находившийся уже в употреблении ноутбук: именно такой, как требовалось. Прибывал на станцию метро, шел от нее к торговым точкам бетонной кишкой подземного коридора. Видел на выходе торговавшего дисками порнографии — ближнего иностранца: низкий, с огромным перегнутым носом и страшной щетиной до воротника свитера — стоял он и расхваливал свой товар менту.

— Небось — хуйня какая-нибудь, для детей, бля… — недоверчиво вертел в руках диски и качал головою мент.

— Нет! Хорошая! Хорошая! — разубеждал его хач и выговаривал первую «о» как «а» и «ш» — как «щ».

Уже оставив их позади, слышал задаваемый ментом вопрос:

— А с мальчиками — ничего нет?

Проходил рядами набитых аппаратурой палаток, отыскивал через несколько времени нужную. Сидели там продавцы среди множества складных переносных компьютеров с жидкокристаллическими экранами: расслабленные и усталые по позднему часу — пили водку.

«Хуя дают — на рабочем месте и в рабочее время!» — поражался Благодатский и выкладывал им свою надобность: ноутбук — чтобы работал печатной машинкой и не более. Те сразу подскакивали: начинали подбирать — согласно указанной покупателем суммы.

Предлагали несколько вариантов. Благодатский разглядывал, поднимал и опускал крышки ноутбуков: выбирал один: небольшой, совсем недорого стоящий, с аккуратным экранчиком и — похожий на широкоформатную серую книгу в пластиковом переплете. Сообщал:

— Возьму — вот этот!

— Ага, — суетились в ответ продавцы. — Сейчас мы его тестанём: на всякий случай и — две недели гарантии. Да и вообще: приходи, если что.

Щелкали кнопками, включали. Показывали, как обращаться и куда нажимать. Запускали какую-то программу, проверявшую системные файлы, в которых Благодатский не понимал ничего.

— А тебе он — зачем? — спрашивал один. — Печатать-то что собрался?

— Писатель я, писать буду, — бурчал Благодатский.

— О, писатель — это я люблю… А чего пишешь? — наливал вдруг — высокую рюмку водки и тянул её к Благодатскому: — На, выпей — за покупку!

Отказывался и отвечал, стараясь не выказать раздражения краснолицему, пахнувшему сильным алкоголем мужику:

— Детективы пишу.

— Как детективы? Зачем детективы? — разочарованно удивлялся. — Такой вроде сам, не знаю бля, — неформал и ваще… И — детективы… Я вот знаешь какие книги люблю? Я вот люблю — Булгакова «Собачье сердце». И еще — «Золотой теленок» и «Двенадцать стульев»…

Благодатский тем временем ждал, когда закончат мелькать на синем фоне экрана ноутбука — цифры и полоски, чтобы забрать, расплатиться и уйти. Думал про себя: «Еще бы! Конечно, у обывателя и вкусы соответствующие, хули бля… Не Данте же Алигьери тебе любить, в конце концов». Вслух отвечал:

— За детективы платят больше, их читают все. А другого почти не читают, вот и не пишу.

— А-а, лавэ! — понимающе кивал, забирал у Благодатского деньги и выбивал чек. — Лавэ — это я понимаю! Может, все-таки — водки?

Но Благодатский решительно был против: забирал свежеприобретенный ноутбук, сматывал его провод и совал всё — в рюкзак. Счастливый тяжестью за спиной возвращался домой и представлял горы тяжелой и приятной работы, которые с этого вечера должны были занять все его мысли и уже занимали.

В общежитии обнаруживал к своему удивлению — Неумержицкого вновь вместе с Леопардовым: сидели за столом, пили и ржали, обсуждая что-то. Радостно орал:

— Да как его охранники пустили в такое время?

— А они не пускали: пришлось тогда — по водосточной трубе лезть! — отвечал Леопардов.

— Что, прямо сюда?

— Нет, в окно сортира — на третьем этаже… Правда, чуть не ебнулся, да это — ничего…

Благодатский делился с товарищами радостью и предлагал — сбегать взять еще. Принимали предложение с готовностью. Бегал, брал. Всю ночь после — пили, орали. Стучали по полу и стенам, не давая уснуть соседям. Только под утро успокаивались и укладывались в постели, расстелив для Леопардова на полу — матрас.

Так вторым разом радикально изменялось существование Благодатского за вполне недолгий срок: урезал теперь количество проводимого с девкой времени и переносил его — на сидение за столом и нажимание на клавиши ноутбука. Все чаще происходило так: с обеда и до позднего вечера — гуляли с Неумержицким или Леопардовым, иногда вместе: по кладбищу и просто по городу, одетые в светлые рубашки и — с распущенными длинными волосами. Пили вино. Иногда, несмотря ни на что — знакомились с девками: хотя и не нуждались. Тем временем — все неспокойнее делалось на кладбище темными часами: приходили туда гопники: средние, тупые и наглые. Искали — готов и прочих, заходивших прогуляться: устраивали бычки и драки, кидали на деньги. Прятались за могилами и деревьями, нападали со спины и только на гулявших отдельно. Благодатский и те, кто бывал с ним — не сталкивались: залезали обыкновенно в далекий угол кладбища без освещения, никем не посещаемый. Знали только по рассказам.

После гуляний — ездил к ней: проводил с ней несколько времени, беседовал. Совокуплялся: когда оказывались дома соседки, тогда — в ванной. Почти не оставался ночевать: отправлялся в общагу, садился за ноутбук и — полночи работал. Составлял фразы и абзацы, вжимал мягкие клавиши встроенной клавиатуры: быстро появлялись на жидкокристаллическом экране и перебегали со строки на строку — маленькие черные буквы. Спал до обеда и повторял то же.

Так обращался со своей весной Благодатский, так она — проходила.

Одним днем, уже среди последних в мае, сообщала ему:

— Завтра мой папа должен приехать.

— Для чего?

— Перебирается в Москву жить и работать, приехал с квартирой разбираться. Ему помочь нужно: вещей много. Встретишь его со мной, ладно? Дотащим сумки с чемоданами…

— Не вопрос, — соглашался. — А мама твоя когда приедет?

— Мама не приедет, потому что — разведены. Он — сам по себе. Ты можешь у меня переночевать сегодня: утром рано нужно будет выехать, поезд чуть позже шести прибывает.

— Не, — отказывался Благодатский. — Работать нужно, вернусь в общагу. Ничего, я не опоздаю, спать все равно времени не будет: встретимся тогда — возле дома взорванного, чтобы я сюда не заходил, ок?

— Хорошо, — кивала.

Замечал по выражению лица, что — словно бы хотела сказать что-то, но — не говорила. Провожала и закрывала за ним дверь.

Днями раньше — приобретал себе в маленьком магазине-подвале зеленую куртку, похожую на гимнастерку солдата, но — с прямоугольниками германских флагов, пристроченными к рукавам. Думал: «И обывателю неприятно будет: не поймут, отчего у пацана такие нашивки. А уж хачей — ваще должно коробить от такой хуйни! Скины ведь с такими ходят: а кто такие скины — хачам объяснять, слава богу, не нужно…»

Прописав всю ночь до утра — собирался и решал, что на улице прохладно: надевал тогда куртку-гимнастерку поверх светлой рубашки. Тихо, чтобы не разбудить Неумержицкого — покидал комнату, спускался лифтом и выходил на улицу. Закуривал. Быстро доходил до места встречи и находил там то, что так давно уже хотел видеть: простоявший под строительной сеткой немалое количество дней дом — начали рушить. Две огромные машины с черными шарами на толстых тросах подступали к нему с двух сторон: сидели в кабинах люди в униформе, крутили рули, дергали рычаги: направляли удары. Широко размахивались и прицельно рушили кирпичную кладку и бетонные перекрытия. В воздухе стоял гул и грохот, летали облака густой серой пыли. С крыши сползал кусками шифер. Благодатский подходил насколько мог — близко и стоял: широко раскрыв глаза — наблюдал редкое зрелище. Запоминал детали, ничего не хотел упускать. Думал: «Вот бы — охуительная картина получилась: разрушаемый двумя такими херовинами — многоэтажный дом! Пыль летит, кирпичная крошка, а рядом — деревья стоят со свежими зелеными листьями: весенние, и постепенно светлеет, приближаясь к утру — небо! Эх, бля, отчего я не умею рисовать: непременно бы — воспроизвел…»