Клуб бессмертных

Елена. Позже я узнал, что у нее от меня родилось семь сыновей. Каждого из них она назвала Ром. Отсюда и пошли ромалы.

Пропустив своих потомков, я вновь вышел на дорогу в Яссы. Уже оттуда я прибыл в Кишинев как факир и покоритель публики по имени Джордеску. Обклеив весь город афишами, устроил в Благородном собрании вечер магии и чудес и дал понять публике, что что-то неладно с Молдавией. Увы, меня никто не понял. Кретины. Героев среди них не было. Я ободрал столбы, соскоблил с них остатки афиш, вымоченных дождями и слезами скучающих в провинциальной глуши девиц, и вновь отправился в путь. Но все это время я сидел в темной комнатушке, ожидая прихода Нисы.

Она не пришла.

Едва я пересек границу Молдавии – через Прут меня перевез лодочник Харон, – как сразу почувствовал смутную тревогу. Чувство недосказанности мучило меня в этой стране. Смещение времен, бесовщина, магия – если бы я верил в них, то мог бы смело сказать, что все это присутствует в Молдавии с лихвой. Едва попав в Молдавию, я понял, что пропал и мне никогда не вырваться из пленительных объятий этой малохольной страны. Так плохо мне не было даже в Иерусалиме. Даже во рву под Яссами, где меня расстреляли столетием спустя.

Сладкая росянка, вот что это за страна. А мы, привлеченные гибельной сладостью ее меланхолии, всего лишь жертвы. И как росянка не оставляет от насекомых даже панцирей, так и Молдавия растворяет нас в себе полностью. Здесь я даже почувствовал себя лишенным тела. Поэтому, странствуя по всему миру, я возвращался в Молдавию снова и снова.

Осенью 2004 года я вновь приехал в Молдавию: уже богатым туристом из Израиля. После таможни перекусил в ресторане у автозаправки и поехал в Кишинев. Километрах в двенадцати от границы я увидел повозку, в которую был запряжен Кентавр. Я никогда не видел его раньше, но узнал по описанию Дракулы. Кентавр стоял на дыбах. Сзади на него замахивался пьяный крестьянин, а чуть поодаль равнодушно курил плотный мужчина в потертых джинсах, с ярко-оранжевым рюкзаком. Я не придал ему никакого значения. Лишь грустно подумал о том, что и Кентавр пал жертвой Молдавии, и дал по газам.

Со мной случилось то, что часто случается с каждым из вас. Мы упускаем возможность взглянуть в лицо своей судьбе. И я ее упустил. А в дороге думал, когда же настанет тот час, что принесет – мне, графу, да и всем остальным членам ордена – освобождение. Потом стал думать о Прометее. И решил, что причина его экзистенциальной ярости заключалась в стране, где он жил.

Интересно, ненавидит ли этот, нынешний, герой страну, в которой живет? Так же, как ненавидел Аттику тот, греческий, Прометей?

А потом, подъезжая к Кишиневу, я снова вспомнил Иерусалим и то злосчастное утро, не позволившее мне умереть как обычному человеку. Точнее говоря, я просто снова очутился в том утре и глядел на пошатывающегося мужчину, уносящего от моего дома свой крест.

– Тебе воздастся за твою доброту, – снова бросает Он мне, даже не поворачивая головы.

И добавляет еще что-то. Несколько