Остров мечты

Тем не менее, оно текло, и в подтверждение этому вода в бухте из синей становилась лиловой, потом приобретала стальной оттенок, но Сёдзо представлялось, что это происходит не потому, что с закатом солнца небо тускнеет, а будто водная гладь по собственной воле приглушает свои краски, готовясь погрузиться в сон. То же и с простирающейся вдали искусственной землёй: она словно бы нарочно скрадывала свои резкие дневные очертания и растворялась в темноте, желая вдоволь насладиться теплом тлеющего в ней мусора. Каждая деталь пейзажа: асфальтовая дорога, растущая на её обочинах трава, скамейка — дышала в своём собственном ритме, чередуя минуты бодрствования и сна, но все эти отдельные дыхания, незаметно сливаясь между собой и усиливая друг друга, становились зримым воплощением большого круговорота времени.

Сёдзо чувствовал, как набегающие на берег волны без устали точат лежащие на нём каменные глыбы, как бесперебойно работающий механизм деления клеток заставляет траву упрямо тянуться вверх. Он чувствовал, как в почве, даже в этой ненастоящей, откуда-то издалека привезённой почве — мальчик был прав! — копошатся не сотни миллионов, даже не миллиарды, а несметные множества микроорганизмов, каждый из которых, отжив свой короткий век, передаёт жизненную эстафету следующему поколению. Вряд ли они горюют о скоротечности своего существования. Мир вокруг был полон тайн, и душа Сёдзо всё больше и больше распахивалась навстречу этим тайнам.

Но время от времени перед глазами у него с какой-то жуткой явственностью возникала раскачивающаяся на тёмной стене фигура вздёрнутого за ноги манекена, и тогда он твёрдо говорил себе: нужно похоронить цапель. Раз уж мы не можем выпустить их в небо, надо хотя бы предать их земле.

Наконец, на четвёртый день, когда ночной сумрак начал тихо опускаться на землю, вдалеке вспыхнул свет мотоциклетной фары и стал быстро приближаться к нему со стороны Прибрежной магистрали. Увидев Сёдзо, ни девушка, ни мальчик не выказали ни малейшего удивления. Сёдзо, в свою очередь, ни словом не обмолвился о том, что уже давно их здесь дожидается.

Как и в прошлый раз, они углубились в рощу на острове, соединённом с побережьем бухты, извлекли из кустов свёрток с надувной лодкой и, сменяя друг друга на вёслах, поплыли к соседнему острову-форту. Миновав каменный коридор, устланный обломками вспененного полистирола, они вошли в лес, который глухо зашумел им навстречу. В воздухе носились летучие мыши.

Лишь после того как путники расположились в каменном гроте, Сёдзо впервые заговорил о цаплях:

— Надо бы завтра их похоронить.

— Но в прошлый раз вы не смогли до них дотянуться.

— Я купил серповидный резак с острым лезвием. И лопатку тоже.

Мальчик кивнул, но без особого энтузиазма.

— Надо действовать очень осторожно, — произнёс он наставительным тоном, как взрослый. — Птицы умерли мучительной смертью и на нас, людей, легло проклятие.

— Поэтому я и предлагаю предать их земле с соответствующими молитвами.

Когда мальчик уснул, Сёдзо с девушкой отправились в лес — как в прошлый раз.

— Знаешь, я очень тебе благодарен, — молвил Сёдзо, ложась на траву рядом с нею. — Когда-то ты сказала, что, впервые увидев меня, подумала: интересно, что он здесь ищет? Не знаю, удалось ли мне что-либо найти, но теперь я многое стал воспринимать иначе, чем прежде.

Девушка молчала.

— Если бы я не встретил тебя, моя жизнь была бы намного беднее. Я бы так и остался манекеном с аккуратно повязанным галстуком.

Он вспомнил, как, тыча пальцем в упавший со стены манекен со скрюченными ногами и трещиной в груди, безумная художница кричала ему: «Это вы!» — но уже тогда Сёдзо знал, что это не так. «Нет, теперь это не так, — вновь подумал он. — Если я и манекен, то такой, который умеет дышать каждой клеточкой своей плоти. Пусть даже мне и не удалось обрести человеческую душу, я — существо, способное пропускать сквозь себя силы, действующие в этом мире!»

— Скажи, у тебя есть старшая сестра? — спросил он. — Я имею в виду женщину, которая сидит взаперти на старом складе в Сибауре и колдует над своими манекенами.

— Нет.

— Не думай, я не выведываю твоих семейных тайн, да и вообще это не имеет никакого значения, просто мне показалось, что эта женщина немного знает тебя. К тому же вы чем-то похожи.

— Не понимаю, о чём вы говорите. У меня нет никакой сестры. — Голос девушки звучал абсолютно спокойно, не давая Сёдзо оснований заподозрить её в намеренной лжи. И всё же ему было трудно избавиться от ощущения, что в этой истории заключена некая тайна, недоступная не только его пониманию, но, быть может, скрытая и от самих «сестёр». «Ну и пусть, какая мне разница! — решил он. — В конце концов, и мир, и человек куда более сложны и загадочны, чем я привык считать».

Какое-то время он молчал, глядя вверх на тёмные кроны деревьев. Ночь была совсем не так тиха и безмятежна, как в прошлый раз. Густая листва шелестела на ветру. Что-то тревожное слышалось в этом ропоте леса.

— Мне кажется, не надо трогать цапель, — вдруг заговорила девушка. — Пусть всё останется, как есть. Там затаилась какая-то грозная сила. У меня нехорошее предчувствие.

— Жаль оставлять этих бедолаг висящими в воздухе вниз головой.

— Но вы сейчас совершенно беззащитны. В вас постоянно вторгаются какие-то посторонние силы. Такое впечатление, что вы нарочно их к себе притягиваете, и они вертят вами, как хотят. Хотя вам, наверное, кажется, что вы действуете по собственному разумению. Говорят, даже птицы в период линьки становятся особенно уязвимыми. А вы, как я понимаю, находитесь именно в таком положении.

Если бы эти слова произнёс кто-то другой, Сёдзо, наверное, счёл бы их обидными. Словно прочитав его мысли, девушка добавила:

— Я знаю, что с вами происходит. Я ведь тоже из породы людей, которые рыщут в сумерках по искусственной земле. Будто какие-то призраки.

Сёдзо улыбнулся и взял её за руку.

— У призраков не бывает таких тёплых ладоней.

— Теперь, должно быть, вы уже не считаете, что реальность — это то, что мы видим или можем потрогать руками, — тихо, но с чувством проговорила девушка.

«Ещё бы! — подумал Сёдзо. — Недаром же я видел, как этот лес ни с того ни с сего беззвучно обрушился наземь. Совсем как запутавшиеся в невидимой леске птицы, которые погибли, так и не поняв, что с ними произошло. Реальность не такая простая штука, как кажется. Лес тоже понимает это, — оттого он так и шумит. И теперь этот шум стал мне родным. Как и этот лес, и этот маленький заброшенный остров, как новая земля, рождающаяся из гниющего в ней мусора, как этот мальчик с его фантастически развитым чутьём, как эта девушка»…

— Я люблю тебя. — Сёдзо ещё раз крепко сжал руку девушки и поднялся.

Лес зашумел ещё сильнее.

Под утро лес притих. Девушка заметно сникла, и даже когда Сёдзо вновь упомянул о своём намерении похоронить цапель, не стала активно его отговаривать. При этом у неё хватило сил, чтобы не упасть в обморок, когда они подошли к месту гибели птиц. Чувствовалось, что она изо всей мочи старается держать себя в руках.

Мальчик тоже был неразговорчив, но трудился наравне с Сёдзо. Заготовив ветку нужной длины, Сёдзо приладил к ней изогнутый резак и с его помощью рассекал сплетённые стебли лиан, нейлоновую леску и тонкие лозы, а мальчик бесстрашно принимал у него из рук тела мёртвых птиц, распрямлял их сведённые судорогой шеи и лапы, приводил в порядок заломленные крылья и закрывал им глаза.

Временами подобраться к птицам было очень трудно. Тогда Сёдзо залезал на растущее поблизости толстое дерево и, просунув резак сбоку, отсекал мешающие ему ветки. Девушка неподвижно стояла на месте, обхватив себя руками за плечи.

— Ты бы отошла куда-нибудь в тенёк и спокойно посидела, — сказал ей Сёдзо, но та лишь покачала головой в ответ.

В поисках мёртвых птиц Сёдзо с мальчиком поднимались всё выше по откосу насыпи. Внизу они уже сняли с деревьев семь цапель и трёх чаек, здесь их ожидало ещё четыре птичьих трупа. Так они добрались до самого верха.