Страх и ненависть в Лас-Вегасе

Я почему-то знал, что попал в свой номер. Я не хотел в это верить, но вибрации были безнадежно верными … Она, видимо, тоже знала, потому что не помешала мне войти. Я бросил рюкзак на кровать и оглянулся в поисках адвоката … Вот и он, совершенно голый в дверном проеме ванной комнаты с нетрезвой ухмылкой на лице.

— Грязный дегенарат, — сквозь зубы процедил я.

— Ничего не поделаешь, — сказал он, кивнув на девицу-питбуля. — Это Люси. — Он засмеялся дурным смехом. — Как эта — Люси в небесах с алмазами …

Я кивнул Люси, которая таращилась на меня с недвусмысленной злобой. Я был враг, вторгшийся на её территорию … и судя по тому, как она передвигалась по комнате — очень быстро и напряженно — она меня оценивала. Она была готова к схватке, сомневаться не приходилось. Даже мой адвокат это заметил.

— Люси! — прикрикнул он. — Люси! Успокойся, черт побери! Помнишь, что было в аэропорту … больше такого не надо, хорошо? — Он нервно улыбнулся ей. Она выглядела как зверь, которого только что бросили в яму биться насмерть …

— Люси … это мой клиент, мистер Дюк, известный журналист. Это он платит за номер. Он на нашей стороне.

Люси молчала. Она явно была не в себе. Бабища с широченными плечами и квадратным подбородком. Я сел на кровать и как бы невзначай запустил руку в рюкзак за газовым баллончиком … нащупав пальцем кнопку, я почувствовал острое желание выхватить баллончик из рюкзака и окатить её с ног до головы чисто из принципа: я отчаянно нуждался в покое, отдыхе, убежище. Меньше всего мне хотелось сцепиться насмерть в своем собственном гостиничном номере с обдолбанным гормональным уродцем.

Мой адвокат, видимо, понял что к чему; он знал, зачем я полез в рюкзак.

— Стой! — крикнул он. — Не здесь! Надо выйти!

Я пожал плечами. Он явно был под кислотой. Люси тоже. Это было заметно по её безумному лихорадочному взгляду. Она смотрела на меня так, будто меня требовалось обезвредить, чтобы всё вернулось в нормальное для неё русло.

Мой адвокат подошел и обнял её. «Мистер Дюк — мой друг, — тихо сказал он. — Он любит художников. Давай покажем ему твои картины».

И тут я заметил, что номер заставлен картинами: сорок, а то и пятьдесят портретов — маслом, углем, все примерно одного размера и на всех изображено одно и то же лицо. Они красовались на всех плоских поверхностях. Лицо показалось мне смутно знакомым, но, чье именно, я так и не понял. Женщина с широкими губами, крупным носом и неестественным блеском во взгляде — демонически чувственное лицо, с нелепо преувеличенными драматичными чертами. Такие обычно висят в комнатах студенток-художниц, помешанных на лошадях.

— Люси пишет портреты Барбары Стрейзанд — пояснил адвокат. — Она художник из Монтаны …

Он повернулся к ней.

— В каком городке ты живешь?

Она посмотрела на него, потом на меня, потом опять на него. Наконец она выдавила: «Калиспел. На севере. Я их с телевизора срисовала».

Мой адвокат радостно закивал. «Потрясающе, — сказал он. — Она прилетела сюда только ради того, чтобы отдать эти портреты Барбаре. Вечером мы собираемся в «Американу» и подойдем к ней за кулисами».

Люси смущенно заулыбалась. Её враждебный настрой исчез. Я оставил баллончик в рюкзаке и поднялся. Тяжелый случай. Я вовсе не рассчитывал, обнаружить обкислоченного адвоката в процессе каких-то противоестественных брачных игр.

— Ну, машину уже, наверно, подогнали. Пойдем заберем вещи из багажника.

Он радостно закивал. «Точно, пойдем заберем вещи, — он улыбнулся Люси. — Скоро вернемся. Будет звонить телефон, не бери трубку».

Она улыбнулась в ответ и осенила нас одноперстным крестным знамением: «С Богом».

Адвокат натянул широкие штаны и черную рубашку, и мы поспешили вон из номера. Я заметил, что он с трудом ориентируется в пространстве, но помогать ему не стал.

— Ну что, какие у тебя планы? — спросил я.

— Планы?

Мы стояли и ждали лифта.

— Люси, — подсказал я.

Он помотал головой, тщась вникнуть в вопрос. «Черт, — выдавил он. — Я встретил её в самолете, у меня было полно кислоты, — он пожал плечами, — Ну эти, синие бочки, знаешь. А она оказалась религиозная фанатичка. Сбежала из дома уже раз пятый за полгода. Ужас. Я дал ей капсулу, и только потом понял … она до этого даже не пила не разу!»

— Что ж, — ответил я. — Это можно использовать. Не дадим ей протрезветь и будем продавать её на конференции по наркотикам.

Он уставился на меня.

— Она в самый раз для такого мероприятия. Копы скинутся по пятьдесят баксов, поколотят, чтоб не сопротивлялась и оттрахают всем скопом. Можно поселить её в каком-нибудь захудалом мотеле, развесить по всему номеру портреты Иисуса, а потом напустить на неё свиней … Чёрт, сильная девка, выдержит.

Его лицо сильно дергалось. Мы спускались в лифте в вестибюль. «Боже мой, — пробормотал он. — Я знал, что ты извращенец, не никогда не думал от тебя такое услышать». Он выглядел ошеломленным.

Я рассмеялся: «Чистая экономика. Эта девка — подарок свыше!». Я одарил его широкой улыбкой Хамфри Богарта … «Чёрт, у нас почти не осталось денег! И вдруг ты находишь психа-переростка, который может заработать для нас штуку в день».

«Нет! — вскричал он. — Не говори так!» Дверь лифта открылась и мы вышли на стоянку.

— Думаю, она сможет принимать четверых за раз. Если будем держать её под кислотой — выйдет по две штуки, а то и по три.

— Подлый ублюдок! — зашипел он. — Я тебе голову оторву. — Он косился на меня, прикрывая глаза от солнца рукой. Я заметил Кита в метрах пятнадцати от двери. «Вот она, — сказал я. — Неплохая машина. Для сутенера…»

Он застонал. На его лице отображалась знакомая мне борьба, происходившая у него в мозгу со спорадическими волнами кислоты: мощные приливы болезненной сосредоточенности и полная растерянность после. Когда я открыл багажник кита и полез за сумками, он рассердился: «Ты что делаешь? Это не её машина».

— Знаю. Это моя машина. И мой багаж.

— С какого хуя! — крикнул он. — Если я адвокат, это ни хрена не значит, что ты можешь воровать на моих глазах.

Он попятился.

— Ты что творишь? Если поймают — не отвертимся.