Сигареты и пиво

— Ну, стал быть, ей поплохеет. Потому что я не дам тебе ее забрать.

Он встал и засунул руки в карманы.

— Ладно, как я могу тебя переубедить?

Я скрестил руки на груди и молчал. В конце концов, о таких делах в открытую говорить не стоит. Есть знаки, и они делают за тебя всю работу. Язык жестов, все такое. Я сделал характерное движение пальцами.

— Ага, понял, — сказал он и полез в карман как примерный мальчик. Достал несколько бумажек, пересчитал, покачал головой и полез в бумажник.

— Так че, тебе есть что сказать? — спросил я. Как и почти все пацаны в Манджеле, я могу стерпеть присутствие чужака, но не стану терпеть оскорблений от какого-то засранца. Если наезжает, мне посрать, откуда он — я его отпизжу.

— Успокойся, друг, — сказал он, выдавая мне три купюры и нервную ухмылку.

Я расцепил руки и взял бабки, но продолжал смотреть на чувака, пока не начал считать, сколько там. Это были пятерки, что меня как-то напрягло. Но и пятнадцать фунтов на халяву тоже неплохо. — Ну, вперед, — сказал я, поворачиваясь к нему спиной и убирая бабки в карман. — Она в твоем распоряжении.

Остаток вечера был полной расслабухой, по понедельникам всегда тихо, к тому же холодный осенний воздух с ходу остужал мозги любому, кто думал о мордобое. Я выпил стакан пива, потом несколько минут потрепался с Рэйчел, пока пил второй, добавил еще парочку на дорожку, попрощался с Рэйчел, реквизировал бутылку вискаря из-за барной стойки, накатил еще пива, потому что бочка кончалась, запер заведение, снова выпил на дорожку и сел в машину.

И всего пару минут спустя, мне так показалось, я уже выгрузился перед домом. Это можно отнести на счет охуительного инжекторного движка “Форда Капри” 2,8. В те дни машинка гоняла как сумасшедшая. Я наладил управление, все такое. Ее, правда, иногда клинило, если до упора вывернуть руль вправо, но всяко даже женщины и дети могли бы ее выровнять на раз одним движением локтя. А 2,8 с инжектором ни хера не предназначена для женщин и детей, между прочим.

Я вошел в дом, ослабил узел на галстуке-бабочке, снял ботинки и уселся на единственный нормальный стул на кухне — остальные шатались. Я забыл взять стакан, ну, вымотался потому что, так что открыл бутылку вискаря и отхлебнул прям из горла. Немного подержал виски во рту, это был очень приятный момент. Я ж, типа рабочий человек, и у меня только закончился очередной рабочий день. Но приятные моменты никогда не длятся долго. По крайней мере, в Манджеле.

— Здоров, Блэйки.

Думаю, про Финни вы все уже знаете. Не буду я пересказывать все эти старые истории, так что не парьте мне мозг. Скажу одно, он был полным уебком.

— Здоров, Финни, — ответил я. В моем доме вежливость — это закон.

— Тебе снова Салли звонила, — сказал он, подгребая к столу. Плеснул вискаря в грязную кружку, даже не взглянув на нее. Сидел себе, полоскал вискарем рот и цедил сквозь зубы. Потом спросил:

— Ну че, как дела ваще?

Я постучал пальцем по столу, раздумывал, закурить или не стоит. Я че-то в последнее время думал бросить. Сигареты сейчас уже не такие, как раньше. Табак какой-то сухой и противный на вкус, а фильтр не пропускает и половины дыма, как ни затягивайся. Ну да, я подумывал, не завязать ли с сигаретами совсем, хотел полностью перейти на сигары.

— Как дела ваще? — Но в тот момент у меня сигар не было, так что я закурил сигарету. — Как у меня, блядь, ваще дела?

— Да ладно, Блэйки, че ты бычишь? Я только…

— “Да ладно, Блэйки”, да? Я тебе скажу, что это — да ладно, Блэйки. Да ладно, Блэйки, я буду сидеть весь день на жопе, смотреть твой блядский телевизор, хавать твою блядскую жрачку, курить твои блядские сигареты и заливать твой блядский виски в свою поганую глотку. Да ладно, Блэйки, да, блядь?

Мы посидели так еще немного, — курили, бухали, дергались, тряслись от злости и не разговаривали друг с другом. А потом меня прорвало. — Ладно, — сказал я и пошел к раковине. Постоял там чуток спиной к Фину и говорю: — Я ниче такого не имел в виду. Ты ж знаешь, блядь, не имел.

Он ничего на это не ответил. Уебок. Я ж извинился, нет разве? Мог бы хоть что-то сказать вообще. Я пересчитал грязные кружки в раковине и еще подождал. Кружек было восемь. — Слушай, у меня был тяжелый день. Весь вечер разборки в “Хопперз”. Драка за дракой, а я должен всех растаскивать. У меня костяшки постоянно болят, блин. Ты не должен обижаться, что я сорвался слегонца. Лады?

И снова этот уебок ничего не сказал. Мне хотелось обернуться, посмотреть, че там у него с лицом, но я не мог. Не мог, пока он не сделает свой ход. Но, кажись, никакого хода не предвиделось. Он молчал, как котенок в морозилке. Я уж даже не слышал, как он цедит виски.

— Да, ебаный в рот, Фин. Извини, бля, типа того. Счастлив?

Кроме кружек, в раковине было еще штук десять тарелок. И полупустая банка с фасолью. И дюжина старых чайных пакетиков. И яичная скорлупа. Он начал говорить как раз когда я стал пересчитывать ножи.

— Все ясно, Блэйки, — сказал он каким-то не своим голосом.

Он, наконец, сделал свой ход, я мог повернуться, ну и повернулся. Он смотрел в свою кружку и хмурился, от чего морщины у него на лбу стали похожи на подкову. Любой бы подумал, что Финни — бездомный, нищий и одинокий, и хуй бы кто подумал, что он живет у своего друга без всяких напрягов. Я думал было двинуть ему пару раз, чтобы до него доперло, как у него все хорошо. Но бить Фина — это как-то неправильно, по крайней мере, с тех пор, как он пару лет назад вышел из больницы. И с тех пор ни хера не изменилось.

— По сравнению с некоторыми, ты еще вполне молодой, — сказал Финни. — У тебя еще вся жизнь впереди. Работа хорошая. Бабы вокруг увиваются. У тебя сильное тело, и ты знаешь, как им пользоваться. Понятно дело, тебе ни хера не нужен калека в доме.

Финни был не просто бесполезным уебком. Он был еще и редкостным мудаком. — Фин…

— Я бы тоже, будь я тобой, не хотел бы с собой возиться. И дело не только в коляске, да. Кому охота видеть мой страшный ебальник, возвращаясь с работы или просыпаясь с утра? Да меня бы самого от своей рожи в зеркале корежило бы. Если б я, конечно, мог встать и посмотреть в него, а я не могу.

— Фин, да ладно…

— Нет, я уже раз сказал и еще скажу: не вини себя в моих запарах со здоровьем. Мне ж теперь уже не поможешь. И ты в этом не виноват. Неа, не виноват. Даже если пацаны говорят, что…

— Кто?..

— Неважно, кто и че говорит. Важно, что это пиздеж. Ты это знаешь и я это знаю. И всегда буду знать, Блэйки, где бы я ни оказался в конце концов. — Он поставил кружку и отъехал от стола, а потом слинял в холл. Через несколько секунд хлопнула дверь гостиной, он там спал, потому что не мог подняться по лестнице. Я сел за стол и вернулся к вискарю и сигаретам. Я знал, пока у меня есть бухло и курево, все будет путем. У меня все в поряде, пока мне есть на что надеяться.

И по-прежнему все было путем, когда через некоторое время хлопнула входная дверь. Не скажу, сколько точно времени прошло, ну, может, я отрубился на пару минут. В общем, я поднял почти пустую бутылку и стряхнул с рубашки пепел, а потом пошел смотреть, в чем дело.

У Фина всегда были проблемы с колдоебинами на тротуаре у моего дома. Когда выезжал на бетон, все шло гладко, а до того застревал. — Эй, — позвал я, получилось че-то среднее между шепотом и криком. — Ты куда это, блядь, намылился?

Он притормозил и типа как посмотрел по сторонам. Потом снова покатил вперед, старался изо всех сил, блин.

— Я говорю — эй, — повторил я, схватившись за его коляску. — “Эй” значит стоп, а не притормози на секунду, а потом пиздуй дальше.

— Не надо, Блэйк. Оно того не стоит.

— Что чего не стоит?

— Просто отпусти меня. Так будет лучше.

— Чего лучше? Ты куда собрался?

— Неважно, просто отпусти. Я найду что-нибудь.

— Какое еще что-нибудь?

— Блэйк, — сказал Фин. Он больше не брыкался, но смотреть на меня не смотрел. — Я благодарен тебе, что ты поселил меня у себя, все такое. Точно, благодарен. Не знаю, что бы я делал, если бы ты не пустил меня к себе. Но я понимаю, когда мне пора. Просто отпусти меня, Блэйк. Отпусти.