Атом

— Раздобудь мне пару или там десяточек хот-догов, Бенни, — бормочет Блинк, вгрызаясь в бургер.

— Мы в машине, Шеф. У нас погоня.

— Думаешь, я не знаю? — кричит Блинк, тепловики срываются с его лица. — Я конвоировал гонщиков, когда ты ещё тюнинговал свой первый трёхколёсник. Боже, этот бургер из тех, что надо проглотить, если тебя поймали за вражеской границей?

— Тут пальба, Шеф, — говорит Бенни, вглядываясь вперёд. — Гильзы летят, как блюдца над Мехико.

— Знаешь, что мне нравится в старых добрых патрульных играх, Бенни? Они как провокация, но без планирования. Полёт пуль грубо нарушает контролируемое воздушное пространство. Вишь лимузин? Поворачивая зажигание в этой матушке, слышишь придушенный смешок — она приветствует первого парня, предложившего приделать плавники к машине. Деньги в этом проклятом банке.

— Прибавьте чуток скорости, Шеф.

— Спорю на твою шоколадную жизнь. — Блинк раскуривает «Гинденберг», глубоко затягивается. Задумчиво выпускает дым. — Слышь сюда, Бенни, лохи — отстой отстоев. Чей ещё скелет хочется поставить в ванной и в упор не видеть, разве что захочется счесать об него отмершую кожу? — Ещё одна затяжка. — И, Господи, когда не получается его достать, что мы делаем? Пытаемся найти копию.

— В Еврокар попали, Шеф. Сзади волочится бампер.

Блинк хмурится, оглядываясь по сторонам. — В чём смысл человеческого подбородка, Бенни?

— Наверно, человеческое лицо должно где-то кончаться, Шеф.

— Звучит, на мой вкус, как признание поражения. Может, поэтому мы больше не эволюционируем? Подбородок перекрывает нас как эдакий ограничитель?

— Вы меня убиваете, Шеф.

— К слову, я знаю, у тебя нелады с боеприпасами, Бенни, но абсолютно очевидно, что нельзя позволять своим предубеждениям вмешиваться в исполнение долга. Вытаскивай «Итаку», спрячь сердце за значком и не ослабляй защиту.

Блинк говорит, исходя из своего опыта. Тогда, на тренировке копов, Академия наняла актёра, чтобы тот выпрыгнул, стреляя в класс из «узи» холостыми патронами, чтобы обеспечить тему для разбора полётов, но, молниеносно среагировав, Блинк встал с настоящим «узи» и завалил его.

Держась за руль одной рукой, Бенни вытаскивает свой упрёк и высовывает голову в ночь. Он целится в шипованное такси и жмёт. Отдачи нет, отчёт унесён прочь ветром, и он понятия не имеет, разрядился ли пистолет.

Что-то сминает крышу над головой ДеВорониза, когда он разглядывает счётчик — таксист выпустил пятнадцать пуль и вщёлкивает новую обойму, производя очередной залп. Сэму «Сэму» Бликеру что-то хлестнуло по руке, и он шарашит удачный выстрел через заднее стекло Еврокара и далее. Туров сияет в страхе, когда что-то грохочет по обшивке. Он бурчит, слабо и назойливо. — У моих нервов есть права, пожалуйста, сбавьте скорость.

Мэдди смотрит в зеркало и видит звёздную россыпь из радиаторного полуавтомата. Она тянется к переключателю и разворачивает маскировочную си-стему. Современные маскировочные устройства работают по принципу отрицания возможного. В отличие от термоптического камуфляжа, отрицаемая маскировка считывает то, во что наблюдатель не в состоянии поверить, и посылает микроволновый импульс, имитирующий этот объект. И наблюдатель отказывается его воспринимать. Но с машинами проблема — они не только слишком большие для психологической слепой зоны некоторых людей, они ещё и слишком быстро двигаются, чтобы сфокусировать сенсор на наблюдателях. Мэдди решила проблему, превратив машину в объект универсального отрицания в действительности, а не в видимости. Нажав на выключатель, она переключает двигатель машины на дешёвый электромотор в багажнике, причём скорость остаётся прежней. Для преследователей же с машиной Мэдди происходит что-то странное. Сначала выключается двигатель, потом сама машина растворяется и исчезает.

13 — Дар осведомителя

— Прошу прощения, что пришлось работать в центре, Граф. Надо было принести сюда барбекю, чтоб вырваться от слюнтяев — слишком много людей навещают обезьянник. Вот в глубине холла — Рекс Камп ждёт, чтоб обсосать останки.

ДеВорониз сидит напротив в наручниках с электрозамком, наведённый на центральный компьютер.

— Вы про молодого человека Фиаско?

— Вполне скоро, — громыхает Блинк, поджигая сигару, — они разожгут этого плохого мальчика.

Хриплый крик скачет по стенам центральной берлоги.

— Что это было? — спрашивает ДеВорониз.

— А, бреют его волосы. Теперь пойдём сверху — имя.

— Мне всегда нравилось имя Том Сойер.

— Хорошо, мистер Сойер, я оценил, как ты разогнался до ста десяти в упрямом такси, что имеешь сказать по этому поводу?

— Мистер Блинк, я сидел на заднем сидении, сзади группы из четырёх машин. Почему арестовали меня — почему не других?

— В стаде из четырёх машин парень сзади гарантированно знает, за кем едет. Зачем терять силы? И так надо наблюдать за кучей преступлений, учитывая визит, кукольный револьвер и волнения группировок. Включите свет в криминальной студии.

— Ошибись здесь, и виселицы прорастут почками, а?

— Мне нравится так думать, мистер Сойер. Как говаривал этот ублюдок Вордил, «Светлопив — асфальтовая жемчужина». Правда, поэтично? Земля лотосов порока. — Блинк замолкает, затягивается сигарой. Камера воплей во время таких пауз пронизана неестественной тишиной. — Но в сфере холодных, жёстких, пульсирующих фактов, болезнь, что я видел, отрежет тебе уши.

Лёгкая улыбка ещё больше заостряет лисьи черты ДеВорониза. — Человек должен познакомиться с грубым наклоном бесконечности, прежде чем сможет отрезать мои уши.

— А чё об этом скажешь? Заходит девушка, мы сначала её не замечаем, но потом она сдаёт нам всё про Фиаско — говорит, ей кажется, что её преследует парень из банды. Через пять минут уходит из берлоги в центре города, голова бандита едва держится на плечах, отрезана ножом, тонким, как теория. Ужасно, трагично и так далее. Шив был такой ползучий, что спрятался бы в свете прожектора.

— Трагично, как вы сказали. — ДеВорониз кивает, его рот хлюпает, как пузырёк в иле. — Но ничего необычного. Как говорят, жена человеческая. Я старый человек, мистер Блинк. Я помню времена, когда гнев был просто признаком спешки. Но рассмотрим человечество в разрезе веков — по профессии я археолог, понимаете ли. Я изучаю меры, бескровные, как карусели. Кирпичи с начинкой из древнего воздуха, пропечённого солнцем ацтеков. Я видел графики включения батарей среди египетских иероглифов. Хрустальные черепа, вылаивающие суть на идиш. Но всё это безвкусно. Я решил прожить жизнь и найти правду, свежевыдранную из раковины. Почему, только в последний месяц я пинком вышвырнул кошку в пожарный выход. Вы не представляете, какое удовольствие я испытал. Вскоре после я сделал крутую тысячу, играя в боулинг крупными медузами и морскими анемонами, которых можно свободно купить на рыбных рынках. Я хохотал вёдрами, признаться. Конечно, у таких развлечений есть неотъемлемый ценник. Меня гнали из города в город, обращались, как с безумцем и уродом, и вот я в Светлопиве, в городе, о котором практически ничего не знаю, и без проблеска мысли, где ударить в следующий раз.

— Уголок существует как раз для таких, как ты, Сойер. Продолжай.

— Хорошо. До меня дошли слухи о торговце хранящимися в бутылках монстрами по имени Атом. Видите ли, мистер Блинк, я… Что я забыл упомянуть, это суть моей огромной трагедии. Давным-давно потерявшийся сын. Истории, что я слышал об Атоме, привели меня к заключению, что он может быть тем самым ребёнком, которого я не видел двадцать пять лет. Да, и вот я плачу по счётчику таксисту, который знает Атома в лицо, и мы сидим часами и ждём его. Теперь я не знаю даже, почему не подумал раньше — вы, как Шеф Полиции, должны знать каждого гражданина этой скрюченной метрополии. Расскажите мне какие-нибудь новости о мальчике?

— Вот как оно, а? Значит так, у Атома выступающие веером ряды искусственных зубов, как у акулы. Модальность ЧД. Дом на Святых. Говорит одновременно на одиннадцати языках. Обыскивает охранников. Обеспечивает проблемы тем, кто их хочет. Багровый штрих-код на заднице. Спроси его про прошлое — и он улыбнётся и стукнет сбоку кому-нибудь по носу. Стрелял в голос ветра моей мамы. Построил буксир из мёртвых эльфов, потому что говорили, мол, это невозможно. Сам виноват. Это факты, но ни в коей мере не вся история, мистер Сойер. Мы все на глубинном уровне знаем, как всё должно быть. Например, противоестественно иметь собаку, чей череп больше твоего. Что-то не так в этой картине. Отец Атома был фокусником, который заставлял исчезать предметы пищи путём поедания их. Он сроду не осознавал, почему народ его ненавидит; когда в него кидали фруктом, он ловил его ртом и глотал. Потом он изменил представление, пошёл в аудиторию; но вместо того, чтобы собирать яйца и монетки из ушей зрителей, он поотрывал уши и показал их с выражением… контролируемой экзальтации, какое всегда бывает у педиков. Потом он приступил к акту чревовещания; в процессе пытался убедить аудиторию, что кукла может говорить, просто не хочет, потому что не уважает никого из присутствующих. Кто-то из аудитории отстрелил ей голову из винтовки, и отец Атома порадовался, что шарада наконец-то закончилась. Тогда—и только тогда — он одел четырёхлетнего Атома в костюм этой куклы и розовую маску с погремушечной челюстью. Малолетний Атом, спрятанный за шарнирами. Он сидел на колене папки, ноги неподвижно болтаются, этот ребёнок повторял фразы, как умный пацан. Атом-старший мог выпить стакан воды, перекрыть фразу, что называется — сделал себе весёлое имя. Но крошку Тэффи жутко достало, что каждый вечер его держат за шею; и во время представления однажды вечером он сбежал с отцовских коленей и вышел из себя: запрыгивал в клубе на столы, прокусывал дыры в щеках людей, поджёг занавески и визжал при этом, как резаная свинья. После каждый свидетель описывал сцену по-другому. Но все сходились на присутствии демона. Атом-старший был арестован за одержимость и умер в середине шутки.