Ворон: Сердце Лазаря

Жилье близнецов занимало целый верхний этаж одного из двух домов, образовывавших переулок. Джаред оглянулся туда, откуда они пришли, на тусклый свет улицы, пока Лукреция отпирала стальную противопожарную дверь вынутым из сумочки старинным бронзовым ключом. Дальше оказалась лестница, по которой едва можно было пройти, не поворачиваясь боком. Наверху была еще одна стальная дверь, на сей раз с глазком и тремя засовами. Лукреция вытащила другие ключи и отперла их один за другим; дверь издала сухой скрежет и медленно распахнулась. Она пошарила рукой по стене и щелкнула выключателем. Высоко под стропилами вспыхнул ряд обнаженных ламп.

— Ого, — пробормотал Джаред, переступая через порог вслед за Бенни. — Вы, ребята, ничего не делаете наполовину, да?

— В чем тогда был бы смысл? — спросил Бенни, но Джаред его не слушал, полностью захваченный тем, во что они превратили второй этаж старого склада — отбросы города, переплавленные в невероятную элегантность, неправдоподобная роскошь, созданная из мусора. Части сданных в утиль машин и непонятных механизмов, сваренные в столы и шкафчики, полупрозрачные занавеси из умело гофрированного пластика вместо ширм, битое стекло в известке драгоценностями блестит со стен. Единственным предметом мебели, служившим своей изначальной цели, казалась огромная кровать под балдахином в центре помещения. Все было покрыто влажно поблескивающим лаком, черным и красным.

— Присаживайся, — Бенни указал на кресло рядом с кроватью. — Мы принесем выпить.

Джаред был чересчур пьян и изумлен для неповиновения. Кресло было обито мятым бархатом темного пурпура, а хилый каркас состоял из похожих на человеческие костей, скрепленных эпоксидкой и металлическими штырями.

— Они настоящие? — поинтересовался он вслед близнецам, скрывшимся за одним из полиуретановых занавесов. Смутные, туманные фигуры двигались, казалось, под холодными маслянистыми волнами.

Раздался звон льда и Лукреция отозвалась:

— Конечно, настоящие.

Джаред уставился на подлокотники — длинные кости, руки скелета, одна воздета к потолку, другая тянется к непокрытым половицам.

— В этом городе гораздо легче найти настоящие кости, чем искусственные, — добавил Бенни.

— Знаете, — Джаред заговорил только чтобы заглушить собственное воображение, — многие люди сочли бы это больной херней.

Бенни проскользнул через невидимую прорезь в пластике со стаканом в каждой руке.

— А ты, Джаред По? Ты один из этих людей? Ты считаешь это больной херней?

Джаред принял свой напиток — виски со льдом, — осторожно отпил. Бенни громко вздохнул и покачал головой.

— Пей, несмышленыш. Мы ничего не подмешали и привели тебя сюда не для того, чтобы отравить.

Янтарный виски приятно обжигал глотку, незнакомый сорт, видимо, кое-что подороже, чем он привык пить.

— Очень и очень впечатляет, — сказал он, делая еще один глоток.

— Что именно? — спросила Лукреция. — Наша квартира или виски?

— На ваше усмотрение, — ответил Джаред.

— Большую часть мы сделали сами, — сказал Бенни, устроившись поближе, на углу кровати. — О, не это, конечно, — он похлопал по кровати. — Ее мы нашли в антикварной лавке на улице Мэгэзин. Копили несколько месяцев, но оно того стоило…

Он позволил остатку фразы двусмысленно затихнуть.

Лукреция села рядом с братом и отпила из своего стакана. Вновь Джареда поразило их сходство: мужское и женское отражения одного изящного образа.

— Итак, мистер Джаред По, что же вы фотографируете? — Лукреция обвила рукой талию брата.

— Ну, — он следил за каждым ее движением. Эрекция начинала доставлять неудобства, и он заерзал в кресле из костей и бархата. — Зависит от того, надо ли платить по счетам. Если задолжал за квартиру, то в основном свадьбы и детишек…

Бенни состроил гримасу отвращения и закатил глаза.

— А в остальное время? — подтолкнула Лукреция.

— В остальное время… я составляю портфолио кладбищенской скульптуры и архитектуры девятнадцатого века, — Джаред сделал паузу и почти неохотно сделал смущенное или виноватое признание. — Иногда людей, которых я там встречаю.

— Ага, — глаза Бенни внезапно засверкали, он оживился. — Видишь, Лукреция? Я знал, что он не очередной неудавшийся гомик-художник.

— Я бы не торопился с выводами, — Джаред нахмурился. — Вы когда-нибудь замечали, сколько народу снимает местные погосты?

— Вопрос в том, — Лукреция обращалась не к Джареду, но к брату, — хорош он или нет.

— Вкладывает ли душу, — добавил Бенни. Он допил и поставил стакан на пол у своих ног. Кубики льда звякнули друг о друга.

— Что вы имеете в виду?

Лукреция пожала плечами.

— Кто угодно может навести объектив и нажать на кнопку, Джаред. Чертовы янки-туристы на экскурсионных автобусах делают это каждый божий день. Вопрос в том, по-настоящему ли ты понимаешь…

— Мертвых, — закончил ее мысль Бенни. — В конце концов, это их дома ты запечатлеваешь на целлулоиде и бумаге, верно?

Джаред с секунду смотрел в его глаза, не отвечая, внезапно чувствуя себя растерянным и глупым, не находящим слов и вообще не в своей стихии. Они были такими же, как у сестры — настороженная бриллиантовая зелень, зелень неграненых изумрудов.

— Верно, — произнес он наконец, наполовину забыв вопрос. — Верно.

— Потому что недостаточно оценить мертвых, — сказал Бенни. — Просто украсть их обличье и назвать это искусством. Нет, тут должно быть…

— Понимание, — сказала Лукреция, и Джаред осознал, что у него мурашки от их привычки заканчивать предложения друг за друга.

— Истинная эстетика мертвых нуждается, нет, требует, чтобы художник обращался с ними не просто как с объектами. Он должен видеть и изображать их как динамическую противоположность жизни, а не опустошенные сосуды, лишенные всего, кроме способности внушать нам беспокойство и страх собственной смертности.

— И он называет меня позеркой, — сказала Лукреция, рассеянно помешивая пальцем льдинки в своем виски.

Джаред был занят попыткой проанализировать слова Бенни сквозь завесу алкоголя, затуманившую его мозг. Тряхнул головой:

— Нет, то есть, конечно, очень красноречиво…

— О да, разве не восхитительно, что кто-то может быть сразу и умным, и красивым? — промурлыкала Лукреция, и коснулась губ брата влажным от виски пальцем.

— Но мы ведь привели его не только для профессиональных бесед, не так ли? — спросил Бенни, и она легко поцеловала его в щеку, покачав головой.

Джареду внезапно стало жарко, он понял, что краснеет и что близнецы, наверное, заметили.

— Это было бы ужасно, ужасно грубо, — сказала Лукреция. Бенни повернул голову и на сей раз по-настоящему поцеловал ее в губы. Бугор на джинсах Джареда отреагировал так, словно к нему была привязана невидимая струна и кто-то ее резко дернул.

— Не знаю, — Бенни отодвинулся. Ниточка слюны, соединявшая губы двойняшек, блеснула в ярком свете. — Может, ему не по плечу. Может, мы ошибаемся и он обыкновенный выпендрежник.

Джаред с трудом сглотнул, у него вдруг пересохло во рту и в горле. Хорошо бы в стакане что-то оставалось, но не портить же такой момент просьбой о добавке. Он нервно заерзал в странном кресле.

— Или, наверное, ему не нравятся мальчики, — голос Лукреции был полон насмешливого сожаления, а ее язык скользнул по нижней губе Бенни.

Тот прошептал с озорным злорадством:

— Или, возможно, ему не нравятся девочки.

— В точку, — сказал Джаред. Он устроил свой стакан в поднятой кверху кисти скелета и положил руки на колени, смущенный собственным смущением.

Лукреция отшатнулась на метр от брата, ее лицо превратилось в едва ли не комическую маску преувеличенного отторжения и разочарования. Бенни отпустил ее, однако проводил полным вожделения взглядом.

— Даже девочки, которые раньше были мальчиками?

Джаред уловил в вопросе колкость и жестокость, а потом Лукреция ударила брата по щеке. То была совсем не игривая пощечина, и звук гулко отозвался в комнате.