Семь лепестков

Сергей КУЗНЕЦОВ

СЕМЬ ЛЕПЕСТКОВ

Их было семеро. Пятеро мужчин и две женщины — и круглый стол между ними. Антон смотрел сверху, с галереи, опоясывающей большой холл. Последний диск Shamen играл в наушниках, дым от косяка уже растаял в воздухе. Никем не замеченный, Антон, перегнувшись через перила, рассматривал собравшихся.

Всего сутки назад они казались ему пришельцами с другой планеты, персонажами анекдотов про крутых, старыми, уже тридцатилетними, любителями пива и рок-музыки, придуманной едва ли не до их рождения. Теперь он не только знал их по именам, но и примерно представлял себе отношения внутри маленькой группки.

Итак, их было семеро, знакомых друг с другом еще со школы. Может быть — с первого класса. Теперь они собрались вместе, чтобы вспомнить прошлое… впрочем, большинство из них и так виделись каждый день.

Семеро. Высокий и широкоплечий Владимир Белов, хозяин дома. Его ближайший приятель Борис Нордман, которого все называли Поручиком. Голубоглазый толстяк Леня Онтипенко в больших очках в золотой оправе. Худощавый Андрей Альперович. Плотный коротышка Роман Григорьев. Стройная и рыжеволосая Женя, его жена. И Лера, ее подруга.

Все они собрались вчера. Тогда на них, казалось, была униформа: черные — вероятно, дорогие — костюмы. Мифических малиновых пиджаков Антон ни на ком не увидел, хотя у Владимира и Бориса успел заметить золотые цепочки на шее, исчезнувшие сегодня, когда все переоделись в джинсы и свитера. Сейчас эти люди напоминали не «новых русских», а своих сверстников, знакомых Антону по «Петлюре» и случайным вернисажам — постаревших любителей русского рока, группы Deep Purple и крепких алкогольных напитков.

Сегодня ощущение больших денег исходило только от Жени: она уже успела несколько раз переодеться и сейчас была в черном платье с открытой спиной и откровенным разрезом, подчеркивавшим длину ее ног. Платье выглядело несколько неуместно рядом с джинсами и свитерами ее спутников — но, подумал Антон, их джинсы и свитера могли быть незатейливыми только на вид, а опытный взгляд легко определил бы крутизну и запредельную дороговизну этих нарядов. Возможно, не так просты были и лерины черные ботинки с шерстяными носками, и платье, скрывающее очертание ее необъятной фигуры.

Как иногда бывает после травы, стали четче не только звуки, но и очертания предметов — словно кто-то подкрутил ручку настройки в телевизоре или протер влажной тряпкойтусклое стекло, через которое Антон обычно видел мир. Фигуры в колодце холла двигались с грацией, незаметной в обычной жизни, словно принимая участие в каком-то неведомом балете. В наушниках Теренс Маккена по-английски объяснял, что рейв-культура заново открыла магию звука. Амбиентное техно Колина Ангуса тянуло Антона за собой на пыльные тропинки внутреннего космоса. Антон повернул колесико громкости — но вместо того, чтобы прибавить звук, сбил его до минимума.

Сразу стал слышен низкий глубокий голос Леры, чрезмерно взволнованный от только что выпитой водки:

— … а тот ему: «Нет, моя очередь, ты уже за кофе платил сегодня».

Поручик и Владимир захохотали, Роман пожал широкими плечами, Леня засмеялся, поправляя очки, а Женя едва улыбнулась. Андрей сказал:

— Смешно, но на самом деле — брехня. Мне такие не попадались.

— Да ну, старик, — сказал Поручик, — ты же сам мне рассказывал, как Смирнов тебе «Rolex» подарил на ровном месте.

— Как же, на ровном месте, — усмехнулся Леня.

— Так это же был не подарок, — ответил Андрей, — это было вложение. Инвестиция, так сказать. Подразумевалось, что взяв эти часы, я буду ему должен. Так, собственно, и получилось.

Антон снова сделал музыку громче. Внезапно он почувствовал себя ди-джеем, у которого вместо одной из вертушек были живые люди. Он мог выключить их совсем или сделать чуть тише — всего чуть-чуть повернув колесико.

«Видеоклип, — подумал он, наблюдая, как Поручик разливает „абсолют“ по рюмкам, — единственный в мире видеоклип из жизни русских коммерсантов под Re: Evolution. Это очень круто. Снять и продать на MTV».

Внезапно ему показалось, что до него дошел сокровенный смысл происходящего. Какой-то частью сознания он понимал, что это всего лишь новое звено в длинной цепи иллюзий, и, вероятно, это ощущение вызвано третьим с утра косяком. Но чувство понимания было столь сильным и приятным, что отказываться от него не хотелось. Все приобрело смысл: все события последнего месяца его жизни стягивались к сегодняшнему вечеру.

Еще три недели назад он работал официантом в ресторане «Санта-Фе» — на верхнем этаже модного клуба «Гиппопотам». Это была хорошая работа, через день на третий, и начальство ценило его за отсутствие привычки пить на работе. Секрет был прост: Антон и вне работы относился к алкоголю абсолютно равнодушно. В его жизни хватало веществ поинтереснее.

Именно этим веществам он и был обязан тем, что в один прекрасный летний день очутился на улице. В дымно-пьяный вечер, он, как всегда слегка раскуренный, разговорился с клиентом, казавшимся типичным героем анекдота в том самом фольклорном малиновом пиджаке и с настоящей золотой цепью в палец толщиной. Собеседник, которого по всем правилам должны были звать Вованом, но звали почему-то Юриком, похвалялся своими способностями к употреблению горячительных напитков, а Антон пытался обратить его в свою веру.

— Да херня твоя водка, — добродушно говорил он, — только организм гробить. И доблести в этом никакой нет.

— А в чем она, бля, есть, доблесть твоя? — спросил Юрик.

— Да уж в калипсоле и то больше.

— В чем?

— В кетамине. Знаешь, такой… в ампулах. У первой аптеки продают.

— Так его что, пить?

— Зачем пить? — удивился Антон, — в мышцу колоть.

Эта идея — заменить алкоголь калипсолом — возникла после одной истории c кем-то из друзей Антона. Не то к Никите, не то к Саше пристал однажды отец: типа знаю я, что вы с друзьями наркотики употребляете, мол, и мне хотелось бы попробовать. Никита (или, соответственно, Саша) вкатил ему два куба гидео-рихтеровского калипсола и отправил его в жесткий полуторачасовой трип, а сам с интересом естествоиспытателя сел ждать последствий. Очнувшийся отец некоторое время лежал молча, а потом произнес:

— Это очень хорошая вещь. Правильная.

С тех пор венгерский пузырек с зеленой крышечкой всегда стоял у отца в баре — между постоянно обновляемой бутылкой водки и неизменной бутылкой виски Black Label.

Юрик, однако, оказался не столь продвинутым — и вместо того, чтобы отправиться с пацанами к первой аптеке, пошел прямо к владельцам ресторана, визжа, что их бармен только что пытался толкнуть ему героин. Попытки Антона объясниться, взывая к разуму собеседника («во-первых, у меня ничего с собой нет, во-вторых героин вообще говно, и в-главных, его же колют по вене, а я тебе что говорил? Я говорил „в мышцу“!») потерпели неудачу. Наутро он оказался безработным, хотя и не безденежным: по счастливому стечению обстоятельств зарплату ему выдали накануне. Сто долларов он заплатил за месяц вперед за квартиру, а на остаток купил у Валеры травы — чтобы не было проблем со всем остальным.