Книга о Боге

— Неужели я это говорил? Это было весьма безответственно с моей стороны… Не помню, кажется, отец не разрешил тебе тогда ехать за границу?

— Нет, я просто не стал ему ничего говорить. Это была непростительная глупость с моей стороны. Тогда я придерживался убеждения, что самое ценное для поэта или прозаика — собственная индивидуальность. Мысль о стажировке за границей пугала меня… Это было проявление душевной трусости… Я это понял в тот миг, когда меня словно сбросили с вершины горы… Из-за этой дурацкой идеи о ценности собственной индивидуальности я замкнулся в своей скорлупе, да еще мнил себя настоящим эдосцем. Я был просто жалким снобом. Думал только о себе, не мог поставить себя на место другого… Не знал, что такое истинная любовь… Словом, премерзкая личность! А вы, несмотря на то что я был совершенно чужим вам человеком, к тому же человеком, вас не ценившим, не способным любить, возились со мной целых полвека! Поняв это, я не смог удержать слез, я был так благодарен вам, чувствовал себя таким виноватым… И пусть поздно, но я все-таки хочу сказать, как я вам благодарен, и попросить прощения… Вчера я как-то не решился…

Я был поражен, ибо никогда раньше он не говорил о своих чувствах.

— Ладно, это я должен тебя благодарить, ведь на протяжении пятидесяти лет ты дарил меня, совершенно чужого тебе человека, своим обществом…

— До сих пор я считал постыдным обсуждать с кем-то свои личные дела и никогда не обращался к вам за советом… Я был таким дураком, все время упрекал отца, вылепившего меня по своему образу и подобию: он считал, что человек должен держаться за свой капитал, каким бы малым он ни был, и жить в своем узком мирке, думая только о собственных удовольствиях. Возможно, если бы у отца не было капитала и я сам зарабатывал бы себе на жизнь, я вырос бы совсем другим человеком… Любой, даже самый маленький капитал оказывает отрицательное воздействие на человеческую жизнь. С этой точки зрения вам можно только позавидовать.

— Боюсь, ты не прав. Дело не в капитале, а в людях, которые не могут использовать его таким образом, чтобы он положительно воздействовал на их жизнь. И не нужно винить отца. Наоборот, ты должен видеть его положительные стороны и быть ему благодарным. У меня ни разу не возникало и мысли, что мое сиротство пошло мне на пользу, что оно обеспечило мне свободу. Напротив, я всегда мечтал иметь отца, который платил бы за мое обучение, тогда я смог бы заняться высшей математикой, которую очень любил… Но лучше забыть об этом и прожить немногие оставшиеся нам с тобой годы, наслаждаясь новой дружбой, раз уж ты стал совсем другим — прямодушным и открытым человеком… Это замечательно, ради одного этого и стоило писать «Улыбку Бога»…

С этими словами я встал со стула и, подняв глаза к небу, глубоко вздохнул. Он тоже встал и, подойдя ко мне, продолжил:

— Вчера ночью мне вдруг пришло в голову, что и для сына своего я совершенно чужой человек, я перепугался, кинулся звонить в Токио, он был очень удивлен, но когда я стал ему говорить, что чувствую себя виноватым перед вами, он обрадовался… И сказал, что тоже прочел вашу книгу, что его сначала удивило, потом восхитило ваше умение разговаривать с деревьями, что все это благодаря любви… Еще он сказал — жаль, мама не дожила, она была бы рада… И я почувствовал такое искреннее и глубокое раскаяние…

Потрясенный тем, что он так открыто говорит о своих чувствах, я снова уселся на стул и приготовился внимательно слушать.

В результате я впервые узнал подробности его супружеской жизни, и мне стало мучительно жаль Ёсико, которую я помнил жизнерадостной и очень талантливой девушкой. Выйдя замуж за Каваиси, она года через два поставила крест на литературе и стала просто невесткой в семье мужа. Как-то она сказала ему, что теперь он должен писать за них обоих. До замужества она всегда показывала Каваиси свои стихи и прозу и живо интересовалась его работой, но, выйдя замуж, словно забыла об этом. Иногда она что-то читала, но никогда не обсуждала с ним прочитанного. Он думал, что она стесняется его родителей и старается приноровиться к царящей в их доме атмосфере, но после смерти отца, а затем и матери ее поведение не изменилось.

Сейчас он вспомнил об этом и, по его словам, содрогнулся. Скорее всего, спустя два года после того, как они поженились по любви, она поняла, что за человек ее муж, — поняла, что он живет в скорлупе своего «я» и всегда будет для нее чужим. Очевидно, она испытала жестокое разочарование, но не стала настаивать на разводе только по одной причине — решив, что так принято в семье, ведь свекор вел себя точно так же. После смерти родителей мужа Ёсико стала хозяйкой в доме, Каваиси тоже ушел со службы. Неожиданно он обнаружил, что жена давно уже занимается хайку под руководством Такахама Кёси. Хайку так хайку, решил он и сделал вид, будто ничего не замечает, но спустя некоторое время как бы невзначай спросил:

— Не хочешь выпустить сборник?

На ее лице отобразилось минутное замешательство.

— Сборник? — переспросила она. — Это ты о хайку? Мои хайку всегда будут далеки от той литературы, которой занимаешься ты, поэтому глупо говорить о сборнике. Уж лучше издай свой сборник стихов, его и я смогу оценить…

Сказав так, она смутилась и удалилась на кухню.

Супруги отдалились друг от друга, став совсем чужими, не расстались они, наверное, только из-за потрясений, которые переживала в ту пору страна: началась война с Китаем, потом она переросла в Тихоокеанскую войну. Долгая мучительная война наконец закончилась капитуляцией Японии, их усадьба и принадлежавшие семье доходные дома чудом уцелели в превратившемся в пепелище Токио, жизнь вроде бы вошла в свою колею, но уже на следующий год произошло совершенно удивительное, из ряда вон выходящее событие. Ёсико, готовившаяся вот-вот справить сорокалетие, родила первенца, мальчика. Для нее началась новая жизнь, она чувствовала себя совершенно счастливой, но Каваиси еще больше замкнулся в себе, и они по-прежнему почти не общались.

Как ни любил он ребенка, ему казалось неприличным открыто показывать это, и он всегда держал дистанцию, мальчик же относился к отцу с почтением, но никогда не заговаривал с ним первый. Когда сын поступил на экономический факультет Токийского университета, Ёсико посоветовала ему на год прервать учебу и отправиться на стажировку в Колумбийский университет. После окончания Токийского университета он поступил на работу в один из крупнейших банков и несколько лет назад по протекции директора банка женился на дочери одного из его руководителей, молодожены отремонтировали флигель, построенный еще к свадьбе самого Каваиси его отцом, и теперь живут там. Все, что касалось сына, решалось им самим и Ёсико, Каваиси же только ставили в известность о принятом решении. Оглядываясь теперь на долгую жизнь, которую они прожили вместе, Каваиси не мог вспомнить ни одной супружеской ссоры, ни одной перебранки с сыном, однако ему никогда и в голову не приходило, что в семье он является чем-то вроде живого идола — его почитают, но держатся от него на расстоянии.

И вот в прошлом году Ёсико умерла, и он, оставшись один, совсем потерялся, впервые остро ощутив собственное одиночество. Тут-то как раз он и прочел «Улыбку Бога».

Рассказав мне обо всем этом, он в заключение добавил:

— Может, вы и сами не осознаете, какая сила заключена в вашей книге. Я прочел ее трижды и был потрясен, поняв, сколь велика любовь Бога-Родителя к людям. В тот же миг распалась скорлупа, в которой до сих пряталось мое «я», из бесчувственной деревяшки я превратился в живого человека. Сын в конце нашего с ним разговора по телефону со слезами в голосе сказал: «Спасибо, отец. Ты и в самом деле, оказывается, такой, каким рисовался моему воображению. До сих пор я держался от тебя на почтительном расстоянии, ты был моим кумиром, но с кумиром ведь не поговоришь запросто… Прости. Теперь ты стал для меня живым человеком. Представляю, как обрадуется Юрико! Знаешь, пожалуй, мы приедем к тебе, как только мне удастся взять отпуск. Отметим это событие всей семьей. Так что жди. Родители Юрико тоже будут рады, а то они беспокоились…» Наверное, нам удалось так поговорить, потому что мы говорили по телефону, а не лицом к лицу… Вилла, где я сейчас живу, принадлежит родителям невестки. Они очень любят внука — он сейчас в третьем классе начальной школы — и всегда просят, чтобы его привозили к ним на каникулы, вот невестка и упросила меня отвезти им ребенка. Сам я не собирался оставаться, но родители Юрико почти насильно задержали меня, мол, я могу располагаться во флигеле и жить там, пока внук не запросится домой. Я поселился во флигеле, и они заботливо ухаживают за мной, держа при этом дистанцию. Мне никто не докучает, и это меня радует: я могу, оставаясь один на один с Великой Природой, предаваться чтению и размышлениям. Простите, что выплеснул на вас все это, но вы ведь когда-то сами меня просили перейти на «ты», вот я и расслабился… Но мне пора, я ведь у вас с самого утра. Спасибо вам за все…