Испытание Ричарда Феверела

Ну конечно же, миссис Дорайя заменяла собою двадцатерых. Сосредоточенность и стремительность каждого ее движения и ее возбужденное раскрасневшееся лицо говорили о том, что в душу ей закралось подозрение.

– Поверьте, я обязан был его сюда принести, – оправдывался Адриен.

– Отвечай на мой вопрос! Мудрый юноша поклонился:

– Непременно отвечу. Торт этот доставлен сюда из дома некой особы по имени Берри. Принадлежит он частично вам, частично мне, частично – Кларе и всем остальным членам нашей семьи на равных началах: по этой причине он и находится здесь…

– Вот как! Продолжай!

– Он означает, милая тетушка, то, что обычно означает такого рода торт.

– Ах, так вот что это был за завтрак! И еще кольцо! Адриен! А где Ричард?

Миссис Дорайе все еще не хотелось верить постигшему их чудовищному несчастью.

Но стоило Адриену сказать, что Ричард уехал из города, как все еще теплившаяся в ней надежда оставила ее.

– Несчастный мальчик погубил себя! – вскричала она и бессильно опустилась в кресло. Она вся дрожала.

Ах уж эта Система! Все те сетования и причитания, которые изливают благородные дамы наместо проклятий и брани, миссис Дорайя целым потоком выплеснула теперь на Систему. Она, не колеблясь, заявила, что брат ее заслужил это наказание. Его, мрачного слабовольного упрямца, настигла справедливая расплата. Теперь-то он прозреет! Но какою ценой! Какую жертву ему пришлось принести!

Миссис Дорайя приказала Адриену рассказать все подробно.

С печалью в голосе мудрый юноша повторил ей слова Берри:

– Он обвенчался сегодня утром в половине двенадцатого или без двадцати двенадцать, получив на то разрешение, в Кенсингтонской приходской церкви.

– Так вот какая у него была назначена встреча! – пробормотала миссис Дорайя.

– Теперь понятно, почему этот торт предназначался на завтрак! – прошептала еще одна представительница прекрасного пола.

– И это было его обручальное кольцо! – вскричала третья.

Мужчины молчали; лица их вытянулись. Клара вся похолодела, но сохраняла спокойствие. И она, и ее мать старались не дать своим взглядам встретиться.

– И это как раз та мерзкая деревенская особа?

– К сожалению моему, должен вам сказать, что та, кого он осчастливил, действительно, девушка с фермы и притом папистка, – сказал Адриен огорченным, но решительным голосом.

Тут женщины все разом зашумели.

– Брендон! – вскричала Дорайя. Она была натура решительная. Мысли сразу же претворялись у нее в поступки. – Брендон! – она отвела адвоката немного в сторону. – А нельзя разве догнать их и разлучить? Мне нужен ваш совет. Неужели мы не можем добиться, чтобы они расстались? Он же еще совершеннейший мальчишка! Какой будет позор, если ему дадут попасть в силки этой злокозненной особы! Она погубит его навеки. Неужели же мы ничем не можем этому помешать, Брендон?

Почтенного адвоката разбирал смех.

– Насколько я наслышан о молодожене, мне думается, что это дело пропащее, – ответил он.

– Я говорю о законе, Брендон. Неужели мы не можем получить от одного из судей приказа тотчас же догнать их и разлучить?

– Как, сейчас?

– Да!

Брендон ответил, что, к сожалению, это не в его силах.

– Но вы же можете зайти к одному из ваших судей, Брендон?

Брендон ответил, что судьи много работают и что после обеда они все до одного спят.

– Так вы это сделаете завтра утром, как только встанете? Вы мне обещаете это сделать, Брендон?.. Или обратитесь в полицию, и они отправят полицейского на поиски. Милый мой Брендон! Умоляю… умоляю вас помочь нам в этой ужасной беде. Бедный брат мой этого не перенесет. Мне кажется, что он простит все что угодно, но только не это. Вы не представляете себе, какое значение он придает чистоте крови.

Брендон многозначительно кивнул Адриену, призывая его вступить в разговор и ему помочь.

– Что с вами такое, тетушка? – спросил мудрый юноша. – Вы хотите, чтобы какой-то грубиян-полисмен погнался за ними и насильно их разлучил?

– Завтра! – многозначительно протянул Брендон.

– А не будет ли это… уже поздно? – заметил Адриен. Миссис Дорайя горестно вздохнула: это была ее последняя надежда.

– Сами видите… – начал Адриен.

– Да! Да! – миссис Дорайя больше уже не нуждалась ни в каких его разъяснениях. – Пожалуйста, помолчи, Адриен, и дай мне сказать, Брендон! Не может этого быть! Как это вы смеете смотреть мне в глаза и говорить, что мальчик законным образом обвенчался? Никогда я этому не поверю! Нельзя допустить, что закон так постыдно плох, что мальчик, совершеннейшее дитя, может безнаказанно творить такие нелепости. Дедушка, прошу вас, пусть Брендон скажет все, как есть. Эти законники никогда не говорят всей правды. Стоит ему захотеть, и он может расторгнуть этот брак. Неужели вы думаете, что, будь я мужчиной, я бы потерпела такое?

– Ну что тебе сказать, моя дорогая, – старик заковылял к ней, чтобы ее успокоить. – Я совершенно с тобой согласен. По мне, так он знает ровно столько же, сколько мы с тобой. Мне думается, что ни один из них ничего не знает до тех пор, пока они не приступят к тяжбе и дело не пойдет в суд. Хотелось бы мне увидеть женщин в роли адвокатов.

– Для того чтобы поддержать обанкротившегося цирюльника, сэр [108]? – спросил Адриен. – Им придется иметь на этот предмет порядочный запас париков.

– И ты еще способен шутить, Адриен! – попеняла ему тетка. – Только я не сдамся. Я знаю, я твердо в этом убеждена: никакой закон не позволит мальчишке позорить свою семью и губить свою жизнь, и меня ничем не убедить, что это не так. А теперь скажите мне, Брендон, и, прошу вас, отвечайте на мои вопросы, и, сделайте милость, забудьте, что перед вами женщина. Скажите, можно или нет вызволить моего племянника из того положения, к которому его привело это безрассудство? Неужели то, что он совершил, законно? Неужели он всю жизнь должен будет расплачиваться за то, что он сотворил в мальчишеском возрасте?

– Знаете… гм… – процедил Брендон сквозь зубы. – Гм… дело-то это ведь не для женских ушей, Хелин.

– Вам велено забыть об этом, – заметил Адриен.

– Э-хм! Как же! – продолжал Брендон. – Может быть, если бы удалось задержать их и разлучить до наступления темноты и добиться письменного подтверждения некоторых фактов…

– Ах, вот как? – в избытке нетерпения решила подогнать его неторопливую речь миссис Дорайя.

– Н-да! Гм! Раз так, то… в случае, если… мм… Или, если он сошел с ума и вы можете доказать, что он невменяем.

– Ну конечно же, у меня на этот счет нет ни малейших сомнений, Брендон.

– Ага! Ну что же! В таком случае… Или если имеет место различие вероисповеданий…

– Она же католичка! – вскричала обрадованная миссис Дорайя.

– Ага! Ну что же! В таком случае… можно опротестовать формальную сторону бракосочетания… Оно может быть сочтено фиктивным… Или если ему еще не исполнилось восемнадцати лет…

– Вот именно, – возликовала миссис Дорайя. – Я думаю… – тут она задумалась, а потом, обратившись к Адриену, беспомощно пролепетала: – А сколько же Ричарду лет?

Присущая мудрому юноше доброта помешала ему вырвать из рук несчастной соломинку, за которую та ухватилась.

– Ах, да! Ему должно быть… – пробормотал он, и в ту же минуту понял, что ему остается только опустить голову и отвернуться. Миссис Дорайя превзошла все его ожидания.

– Да! В таком случае… – продолжал Брендон, пожимая плечами, что, разумеется, означало, что он все еще ни за что не ручается, как вдруг из круга без умолку тараторивших кузин донесся голос Клары:

– Ричарду сейчас девятнадцать лет и шесть месяцев, мама.

– Глупости ты говоришь, дитя мое.

– Нет, мама, это так и есть, – в голосе Клары звучала уверенность.

– Глупости, говорю тебе. Ты-то откуда это знаешь?

– Ричард на год и девять месяцев старше меня, мама.

Миссис Дорайя принялась оспаривать сначала годы, а потом – месяцы. Она не ожидала со стороны дочери такого упорства.