Демократы
Демократы читать книгу онлайн
«Демократы» — увлекательный роман известного словацкого поэта и прозаика Янко Есенского (1874—1945) о похождениях молодого провинциального чиновника Яна Ландика. С юмором и даже сарказмом рисует автор широкую картину жизни словацкого буржуазного общества накануне кризисных событий второй мировой войны.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Адвокат барабанил пальцами по столу, переводил взгляд с одной стены на другую, вертелся на стуле, зажимал руки в коленях, щелкал большим и указательным пальцами, словно подзывая мысли, ворошил бумаги, отбрасывал ручку, снова хватался за нее и, стуча пером по дну чернильницы, писал, писал.
К вечеру голова у него отяжелела. Он решил прогуляться по набережной, проветриться.
Отдернув штору, он увидел звезды в пепельно-розовом зареве над городом. Верхушки деревьев не шелохнутся. Безветренно. Возле табачного киоска стоят два господина в распахнутых зимних пальто, без перчаток, у губ не клубится пар, значит — не холодно.
Петрович оделся и вышел. Только теперь он почувствовал, как напряжены нервы, все раздражало его. Такое случалось с ним и раньше: устав от работы, он готов был надавать пощечин всем подряд; сейчас ему хотелось поколотить прохожих тростью и даже устроить скандал. Тогда сразу отлегло бы от сердца… Всего каких-нибудь два-три хороших удара…
«Как этот дурак ходит! — разозлил его встречный толстяк. — Переваливается с боку на бок, с ноги на ногу и кивает в такт головой — вправо-влево, вправо-влево, какой ногой ступит, туда и голову наклонит… «Вот и ладно, вот и ладно, вот и ладно, — говорят эти кивки. — Как хорошо, как удобно… Скрип-скрип! Вправо-влево!.. Спокойно, не задыхаться…» Отвратительно… Вот треснуть бы его, чтоб очнулся… Прошел мимо… Двинуть бы его разок под ребра, чтоб у него дыхание сперло!»
Петрович не стукнул толстяка и даже не двинул под ребра. Любезно посторонившись, он перевел взгляд на ребенка в белой пушистой шубке. Ребенок семенил по парапету набережной. Пожилой мужчина в помятой мягкой шляпе, прихрамывая, вел ребенка за ручку. Ребенок, делая, видимо, первые неверные шаги, визжал от радости, что у него получается…
«У, мамонт косолапый, чего ты позволяешь ему верещать?» — негодовал Петрович.
На скамейке в обнимку с девушкой сидел солдат. Невдалеке от них поднялась другая пара, и молодой человек обвил рукой талию девушки.
Такая вольность заставила Петровича горестно вздохнуть.
«Спусти уж сразу руку пониже. Скоро начнут раздеваться прямо под деревьями. Разгоню их!.. Чего я сегодня разнервничался? Все меня раздражает», — удержал он себя.
Оживленно щебеча, навстречу Петровичу шли две дамы. Одна громко рассмеялась.
«Конечно, разве они могут не хохотать, не скалить зубы!»
Смех да и фигуры показались ему знакомыми. Дамы приближались.
— Добрый вечер, пан адвокат.
Он узнал дочь, а потом жену. Ну вот, нечаянно и своим досталось!
Они спешили в «Музеумку» на танцы. Петрович укоризненно заметил:
— Вам хорошо. На танцульки направились, а у меня голова трещит.
— Пойдем, потанцуешь со мной. — Желка схватила отца под руку и потянула за собой.
— И со мной можешь покружиться, — подхватила жена, беря его за другую руку.
— Я в полночь отбуду на иной бал, — отстранил он их.
Кажется, подвернулась возможность сорвать злость! Он только еще не придумал, к чему придраться.
— Вы мне все приготовили? Чемоданчик, пижаму, три рубашки, зубную щетку, мыло, лезвия?.. («Что они могли забыть?» — придумывал он…) Крем для волос?
— Лезвия? — изумилась пани. — У тебя же борода.
— Конечно, если сам не позаботишься, никогда ничего не сделают — даже чемодан уложить не могут! Ну что же, у вас в голове развлечения, а муж — надрывайся! Голова разламывается, а тут еще помни о своих волосатых бородавках. Разумеется, четыре женщины в доме не знают, что я брею бородавки!.. А черный костюм? Положили?
— На что тебе черный костюм?
— Так вот, будьте любезны, вернитесь и положите мне черный костюм. А потом можете отправляться плясать. Если хотите, это даже невежливо. Другие жена и дочь проводили бы мужа и отца на вокзал, а они — убегают из дому на танцы! Какой мне от вас прок? Какой?
Петрович готов был заплакать от такого пренебрежения к себе.
Он хотел устроить сцену и успокоить свои нервы. Это ему удалось. Пани Людмила отпустила его локоть и выдернула Желкину руку из-под его руки:
— Отец прав! Пойдем уложим ему черный костюм и в полночь проводим на вокзал. И, к твоему сведению, мы хотели сделать это и без твоих напоминаний — правда, после «Музеумки». Ты бы все равно работал до полуночи, а мы бы тебе мешали. Пошли!
Женская уступчивость — часто замаскированное наступление. Маневр, чтобы собрать силы для победы. Пани Людмила прибегала к такой тактике, когда у нее бывало хорошее настроение и ей было лень ссориться или не хотелось действовать решительно.
— Я ничего не требую! — сразу же заупрямился Петрович. — Теперь я уже не хочу! Все приготовлю себе сам. А вы идите. Если не сделали sua sponte [22], я не собираюсь вас принуждать.
— Мы сделаем все, как ты хочешь.
— Я ничего не хочу.
— Желка, пойдем домой.
— Нет. Идите танцевать! Я провожу вас. Идем!
— Если ты будешь ворчать, мы лучше вернемся!
«Было бы глупо тащить их домой только потому, что я нервничаю, — думал Петрович. — Нет, как будущий политик, я должен учиться владеть собой. Черный костюм положу сам, и двух рубашек мне хватит. Они хотели устроить мне сюрприз, явившись в полночь на вокзал».
Он взял их под руки и пошел по направлению к «Музеумке» и скоро уже, поворачиваясь то к одной, то к другой, посетовал, что его беспокоит контора. Эти два «барана» не справятся. Еще и выкинут какой-нибудь фортель.
— Ты можешь мне помочь, — потянул он за рукав дочь, — не знаешь ли какого-нибудь подходящего помощника?
— Хоть десять!
— Все они твои партнеры в танцах?
— Есть и партнеры, но найдутся и такие, с которыми я еще не танцевала.
— Танцоры мне не нужны.
— Отец считает — если танцор, значит, лоботряс, — вмешалась пани Людмила.
— Да, лучше кого-нибудь серьезного…
— И такие найдутся.
— Например?
— Например, например… Пожалуйста — Яник.
— Ох-хо-хо-хо! — захохотал отец на всю набережную, отстранив дам и затем снова притягивая их к себе. — «Целуй меня, целуй меня, целуй меня!» Ну и помощничек! Ну и ну!
— Прекрати! — одернула его жена, зная, как обижается дочь, когда ей напоминают о вечерних упражнениях с Яником. Но она опоздала. Желка помрачнела, умолкла, насупилась. Дрожащим голосом она выдохнула:
— Опять! — И полезла в сумочку за платком — вытереть глаза, если вдруг, как тогда, после разговора с мамой, хлынут слезы. Но сейчас почему-то слез не было. Она даже удивилась. Оскорбление лишило ее дара речи. Язык не ворочался, им нельзя было шевельнуть — его отрезали, он исчез! Кончик языка скрылся за сжатыми зубками. Ворота замка на запор! До поры до времени…
Всю дорогу до кафе Желка не раскрыла рта, хотя отец, как и мать в тот тихий вечер, искал примирения.
— Предложение совсем не плохое. Отчего же… Яник мне нравится. Но молодому человеку необходимо и свободное время. Он мог бы приходить, например, в три и быть в конторе до шести-семи. На службе он до двух, потом обед. Вопрос — захочет ли он?
Желка молчала.
— Да, это замечательная идея, — воодушевился Петрович, — у него же диплом доктора юриспруденции!
— И вообще мы могли бы вытянуть Яника из этого омута рабства, — ковала мать горячее железо, — адвокаты более свободны и независимы, над ними не стоят сотни начальников.
— Я поговорю с ним.
— Ты только обещаешь, как и все депутаты, но пока ничего не сделал для мальчика. Когда он войдет в курс дела, из него выйдет надежный помощник. Его семья обеднела, но это хорошая семья. Возьми его. Там он только читает газеты, а его способности пропадают зря.
— Я поговорю с ним. Он мне нравится. А в управлении действительно господствует дух порабощения, — соглашался он, лишь бы Желка улыбнулась.
Но на лице ее не появилось даже проблеска улыбки. Она словно ничего не слышала, словно ее ничуть не занимало, о чем говорят родители: она оскорблена, и теперь отец не услышит от нее ни слова по меньшей мере два дня.