Избранные произведения в 5 томах. Книга 4. Рассказы

— Что ты скажешь про Гога и Магога? — спросил Том, показывая кружкой на близнецов. — Их назвали в честь великанов, потому что они были такие карапузы. — Джек не знал, что ответить; он только добродушно улыбнулся.

— А это Катя, — продолжал Том, указывая на смутившуюся девочку: — она моложе Ленни, но почти одного роста с ним. Он ведь тоже маленький. Маленький и дерзкий. Слишком дерзок для своего возраста — ему четырнадцать. Ты его держи в ежовых, заранее тебе это говорю.

— Коли сумеешь, — пробурчал Ленни.

Затем, обернувшись к Тому, он весело, с задорностью уличного мальчишки спросил:

— А что он за «барон — пугаю ворон» такой, что может держать меня в ежовых?

— Держи язык за зубами! — пригрозил Том.

— Я уверен, что он сказал без злого умысла, — ласково вставил Джек.

У Ленни было красивое лицо, с необыкновенно трогательным выражением, как у девочки, и серые глаза, которые порой становились черными. Джек почувствовал к нему какой-то болезненный прилив нежности и в то же мгновение ему припомнилась юная львица — Моника. Почему все эти дети казались такими беспризорными, осиротевшими? Таким и он казался сам себе. Только в нем самом не было никакой трогательности.

Ленни улыбнулся, настроение его внезапно изменилось. Джек понял, что он нашел путь к сердцу мальчика. И странно: до сих пор они все закрывали перед ним дверь; теперь же Ленни ее открыл.

— Тебе надо отвести лошадей к «рыжим», — сказал Том. — Возьми с собой Джека и покажи ему.

— Ладно, покажу, — ответил Ленни, удаляясь и продолжая жевать огромный кусок пирога.

— Верхом ездить умеешь, Джек?

Джек молчал, потому что его умение ездить верхом оставляло желать многого.

Ленни отвязал четырех рослых лошадей, вывел их во двор и передал Джеку поводья. Ребенок уверенно расхаживал под носом этих огромных переступавших с ноги на ногу животных. Сам он был таким карапузом с голыми загорелыми руками и ногами и таким нежным, живым личиком, что сердце Джека наполнилось нежностью к нему.

— Ты никогда не носишь башмаков? — спросил он его.

— Нет, если не надо. Малыши тоже не хотят и они правы. Последние башмаки, заказанные Ma, были найдены в навозной куче, тогда старик и заявил, что больше покупать их не станет и что ему это даже выгодно. Я боюсь только репейника, у него повсюду колючки и с трех сторон чертовы рожи. Ты видел?

Ленни вел трех лошадей. Он шел, пристально глядя перед собой, а лошади следовали непосредственно за его шустрой, маленькой фигуркой. Мальчики привели их в другую конюшню. Ленни снова передал поводья Джеку, скрылся куда-то и вернулся с оседланной породистой кобылой. Держа повод снаряженной лошади, мальчик вскарабкался на нее, как обезьянка.

— На какой ты хочешь ехать? — спросил он сверху Джека. — Я возьму трех. Возьми ты остальных.

— Я лучше пойду пешком, — ответил Джек.

— Как хочешь. Ты можешь, идя, отворять ворота, а на обратном пути это делать буду я, тогда ты поедешь на Люси, а я усядусь сзади, мне легко будет спрыгивать.

Да, Ленни был молодчина! На обратном пути Джек ехал верхом, а Ленни взгромоздился за ним, на ходу становился во весь рост на круп лошади, держась за плечи Джека руками и покрикивая: «дай ей ходу!» У первых ворот он скатился, как дождевая капля, потом вскочил обратно, на этот раз спиной к Джеку и лицом к лошадиному хвосту, громко при этом посвистывая. Внезапно умолк и обратился к новичку с вопросом:

— Теперь ты всех видел, кроме бабушки и доктора Ракетта, неправда ли? Он преподает мне; странный такой, его никогда нет, когда нужно, но все-таки он настоящий доктор. Подписывает свидетельства о смерти и ничего никогда не расспрашивает. Ты бы мог зарезать кого угодно, но если у тебя хорошие отношения с ним, тебя не повесили бы. Он бы заявил, что труп умер естественной смертью.

— Не знал, что труп умирает, — засмеялся Джек.

— Не знал, ну так теперь знаешь. Бабушка, можно сказать, труп, да все не помирает. Она написала на памятнике дедушке: «он покинул меня, но оставил мне надежду». Мы тогда решили, что она собирается вторично выходить замуж. Оказалось, что ничуть не бывало.

В некоторых вещах Джек никак не мог разобраться. Это его очень смущало. Он бросил над ними задумываться. Ему казалось, что у всех Эллисов в глубине души была та же смутная неопределенность — у мистера Эллиса, его жены, Тома. Быть может, один Ленни был наиболее живым. Остальные были способны только на свою работу и ни на что более.

Джек все еще ни с кем, кроме Тома и Ленни, близко не сошелся. От Гога и Магога он не мог добиться ни слова. Они зубоскалили и отворачивались. Потом шла Катя. Потом — Гарри, толстый, голубоглазый мальчуган. Потом та самая курчавая Элли, которая ехала с ними из Перта. И еще меньше ее — Бэби. Можно было совсем запутаться.

На второе утро, когда они сидели за завтраком, Па неожиданно спросил:

— Ma, не знаешь ли ты, где новые луковицы нарциссов?

— Я не видела их с тех пор, как ты сам положил их в ящик у веранды.

— Ну, так их там нет!

Мертвое молчание.

— Они похожи на лук? — поинтересовался Гог многозначительно.

— Да, такие же. Ты их видел? — строго спросил Па.

— Я видел, что Бэби их ела, — спокойно ответил Гог.

— Как? Мои луковицы, которые я получил из Англии? Ради какого черта, Ma, выпускаете вы эту зловредную обезьяну? Мои драгоценные луковицы; первые, полученные мною! И потом, Ma, — я ведь не знаю, не ядовиты ли они?

Родители взглянули друг на друга и потом на злополучную Бэби. Ma схватила высокую пугающе синюю бутылку касторового масла и мгновенно влила кричащей Бэби ложку в рот. Па выбежал, не в силах вынести страданий Бэби, своего последнего отпрыска. Он начал рыться в ящике, где были луковицы. Том вскрикнул: — милосердный боже! — и весь осел, как окаменелый. Катя вскочила и начала колотить Гога за донос, а Магог кинулся на защиту Гога. Джек, не будучи членом семьи, чувствовал себя беспомощным.

Ленни тем временем продолжал уплетать большущую баранью котлету. Кудрявая Элли, бормоча себе что-то под нос и переваливаясь с ноги на ногу исчезла, затем столь же быстро возвратилась, вскарабкалась на стул и положила на стол свои сжатые кулачки с несколькими надгрызенными, похожими на луковицы корешками.

— Па, это? Павда, Па? Она не кушала. Она утром сосала, а Элли взяла и для Па попрятала…

Бэби вся блестела от касторки… Джек сидел в недоумении. Все громко и молча уплетали бараньи котлеты и жевали огромные ломти хлеба — ужасающе!!!

Это была новая, дикая страна. Недоумение Джека все углублялось. Но одновременно он ощущал какую-то страстную привязанность к этой семье — подобную любви дикаря к своему племени. Он сознавал, что никогда не сможет больше покинуть этих людей — что должен теперь жить с ними в тесной близости. И тем не менее все вместе взятое казалось до жуткости странным.

ГЛАВА V

«Овечки» возвращаются домой

Ровно через месяц Том и Ленни отправились на паре серых за девочками. Стояла сырая погода, и Джек проводил большую часть дня под навесом за починкой мешков. Теперь он носил грубые холщевые штаны, цветную рубашку, серые шерстяные носки и железом окованные сапоги. Когда же уходил пахать, то, по совету Тома, носил «нервущиеся носки» — иными словами не надевал их вовсе. Его спортивный костюм висел на гвоздике, парадные брюки и куртка лежали под матрацем. Единственной пригодной одеждой оказались его старые штаны для верховой езды, сохранившиеся со времени сельскохозяйственной школы. На макушке его a la Том подстриженной головы, красовалась тулья от фетровой шляпы. В таком виде он сидел часами и толстой иглой шил мешки. Он обожал всю семью. Он чувствовал, что только у них ему хорошо, все же остальное ему безразлично. Па и Ma были молчаливыми, незаметными столпами дома. Том был самым необходимым членом семьи. Ленни — ее душой. Гог и Магог были бедовые живчики. Затем следовал Гарри, которого Джек недолюбливал, и маленькие девочки, за которыми требовался присмотр. Доктор Ракетт витал повсюду, как неугомонный дух, а бабушка не выходила из своей комнаты. И вот теперь возвращаются еще девочки.