Александр и Любовь

«Поэт вообще - богом обделенное существо», - обронил он как-то. И этими пятью обычными словами как, может быть, никто другой, рассказал нам о том, что это такое -одиночество художника.

Вся его Прекрасная дама, вся «Снежная маска», вся «Кармен», «Через двенадцать лет» - вся его лирика (а Блок почти весь - лирика) - один непрекращающийся плач по одиночеству. Какая разница - своему ли, нашему.

Это долгая исповедь человека, ведавшего и могшего поделиться чем-то большим, чем просто любовь. И неповторимость Любы Менделеевой в том, что метельной ноябрьской ночью 1902-го она почувствовала избранность этого вышагивающего рядом в зябкой студенческой шинели и бубнящего что-то без умолку в не имеющее к ней никакого отношения пространство ненормального. Почувствовала, прочувствовала, попыталась понять его, научиться ему, и восемнадцать с половиной долгих лет быть единственным на земле существом, без ощущения родства и надежности которого поэт не прошел бы и четверти отпущенного ему пути. И тот, кто свел их, тот, кто запряг их парой в эту тяжеленную повозку, наверное, знал, что делает. И они прошли по этой юдоли так, как и должны были пройти два живых человека, один из которых при этом - мужчина, а другой - женщина.

И рядом с этим уже ничто не важно. Всё остальное можно оставить далеко-далеко за скобками. Просто представьте себе, что ничего кроме мы не написали, а вы - не прочли.