Ураган

— Нету… Она тяжела на подъем.

Когда собрание кончилось, Сяо Сян попросил Го Цюань-хая проводить его к Ван.

Войдя в лачугу, они увидели на кане одетую в заплатанный ватный халат старуху с большими очками на носу, которая чинила какую-то ветошь. Она не слишком дружелюбно встретила гостей и, холодно пригласив сесть, сама не двинулась с места. Гости присели. Сяо Сян с любопытством стал осматривать комнату. На рваной цыновке, постеленной на южном кане, стоял столик со сломанной ножкой и валялись два грязных одеяла. Около стены лежал мужчина с широкими черными бровями, лет тридцати на вид, и, прикрыв глаза, притворялся спящим. «Это, вероятно, и есть старший сын, который по бедности не может жениться», — подумал начальник бригады.

Северный кан являл собой полную противоположность южному. Застланный новой цыновкой, он был чист и опрятен. На самом краю его стоял сундук, украшенный узорами. На сундуке аккуратной горкой были сложены два одеяла и две подушки — все новое.

Го Цюань-хай достал из-за пояса трубку и набил ее табаком. Он не знал, с чего начать разговор, и потому спросил первое, что пришло в голову:

— А где же твоя невестка?

— Кто знает, куда ее унесло, — недовольно буркнула старуха.

В этот момент вошла молодая женщина в новом ватном халате. В ушах ее поблескивали серебряные серьги. Надув губы и ни на кого не глядя, она стала рыться в сундуке.

— Как уйдешь, так тебя и не сыщешь… — заворчала старуха. — А поросенок того и гляди подохнет с голоду.

Молодая женщина направилась в кухню и на ходу бросила:

— Просто удивительно, а на что вы-то здесь?

Лицо старухи побагровело. Она швырнула иглу, слезла с кана и грубо выругалась:

— Ты еще смеешь меня заставлять, негодная! Думаешь, управы на тебя нет? Какую власть забрала в доме! Небо перевернуть собралась.

Невестка с раздражением сбросила халат и принялась за хозяйство.

Старуха Ван повернулась к Сяо Сяну. Ее тонкие губы тряслись:

— Вот послушай-ка, начальник, ее речи! Разве это человек?..

Сын поднялся, подошел к матери и стал ее уговаривать:

— Успокойся, зачем расстраиваться. Пусть что хочет, то и говорит. Все равно не долго нам с нею жить.

Видя, что сегодня все равно не удастся выяснить то, что им было нужно, Сяо Сян заторопил Го Цюань-хая. Они попрощались и вышли. Во дворе им повстречалась старуха Лу, которая жила тут же рядом, в лачуге.

Она учтиво пригласила начальника и председателя зайти к ней погреться.

— Старая Ван опять была неприветлива? — осведомилась Лу. — Но ведь ты, председатель, знаешь ее горе. Разве можно удивляться тому, что она так нелюбезна с людьми? Старуха просто отчаялась.

— В чем же ее несчастье? — спросил Сяо Сян.

— А ты послушай: ее младшему сыну действительно повезло. Он накопил денег сапожным ремеслом и женился. Старший же сын до сих пор холост, и старая Ван все сокрушается и плачет. Да и в самом деле, разве ей не обидно? Он хотя и упрямый, но хороший работник и очень смирный человек. Каждый год заходит у них речь о женитьбе, а только ничего не получается. Нужда проклятая задавила. В этом году, казалось, все шло на лад, да опять не повезло…

— Почему же теперь-то не повезло? — поинтересовался начальник бригады.

— Да видишь ли, один кулак, по фамилии Ли, когда землю стали делить, очень обеспокоился, что с ним сведут счеты, и порешил выдать свою дочь за бедняка. Думал, наверно, что тогда его не тронут. Совсем они было договорились со старухой Ван. Он уж и свадебные подарки от жениха принял. А потом, как пошли исправлять разные «перегибы», кулаки проведали, что отношение к ним не то, что к помещикам. Ли, конечно, пожалел отдавать дочь бедняку. Когда Ван перед свадьбой принесла будущей невестке шерстяное одеяло, кулак Ли не взял и велел принести ситцевое. Но так как сукно лучше ситца и дороже, все сразу поняли, что дело тут в том, чтобы поставить старуху Ван в затруднительное положение: ситцевого одеяла у нее нет и достать его она не может. Вот старая Ван теперь и горюет, вот и расстраивается до того, что ей прямо свет не мил…

— Что же, — сказал Сяо Сян Го Цюань-хаю, выходя из ворот, — надо будет помочь. Ты выдай старухе Ван ситцевое одеяло из конфискованного имущества.

Вскоре милиционер принес старухе новое ситцевое одеяло. Она так обрадовалась, что обегала всех соседей не в силах сдержать обуревавшие ее чувства.

— Уж такое мне счастье, уж такая радость!.. — захлебывалась она от волнения. — Вот крестьянский союз действительно родной нам. Надо всем вступать в него! Как он заботится о бедняках!

Наконец, поручив свахе доставить одеяло отцу невесты, старуха кинулась в крестьянский союз искать начальника Сяо.

Сяо Сян в это время беседовал с Ослом Ли. Тот своим хриплым, простуженным голосом возражал:

— Боюсь, начальник… Если самому плести цыновки, это я, конечно, могу, но составить целую артель из таких, как я, да еще командовать ими… боюсь, что не справлюсь! Ничего у меня не выйдет.

— Почему же не выйдет?

— Да как же: и положение у меня, сам знаешь, незавиднее, и кличка совсем неподходящая…

— Начнешь работать, все изменится к лучшему.

И видя, что Осел Ли нерешительно переминается с ноги на ногу и морщит лоб, Сяо Сян спросил:

— Ты, видно, еще что-то хочешь сказать?

— Есть одно дельце, начальник, — оглянувшись по сторонам и понизив голос, заговорил Ли. — Хочу я тебе признаться по-честному. Помещик Тан Загребала отдал мне на сохранение пять узлов. Ты, говорит, бедняк, и тебя никто не тронет. Если выручишь меня теперь, так потом я всегда тебе помогать стану. Ну я, конечно, спрятал… да только послушал вас вчера, и каждое ваше слово глубоко мне в сердце запало. Думал я, думал и решил: ведь все-таки я бедняк и, если не признаюсь по-честному, мне лица нельзя будет показать ни перед коммунистической партией, ни перед народным правительством, ни перед тобой, начальник.

— То, что ты сам признался, это очень хорошо, — дружески похлопал его по плечу Сяо Сян. — Это показывает, что сердцем ты вместе с крестьянским союзом.

— Ведь ты — крестьянин, зачем же тебе помещичьи вещи прятать? — улыбнулся Го Цюань-хай.

— А не спрятал бы я этих вещей, — улыбнулся, в свою очередь, Осел Ли, — как бы вы стали тогда доваривать «недоваренный обед»?

— Правильно сказал. Молодец! — похвалил начальник бригады, которому это выражение очень понравилось. — Ладно, — добавил он, — узлы принесешь, когда захочешь, а вот артель собирай как можно скорее.

— Ну, бабушка, что у тебя? — ласково обратился он к старухе Ван, нетерпеливо ждавшей у двери. — Семья Ли все еще не желает отдавать тебе невестку?

Старуха отрицательно покачала головой и с таинственным видом потянула начальника за полу, вызывая из комнаты.

Когда Сяо Сян вышел с ней на кухню, она приподнялась на цыпочки и что-то быстро зашептала ему на ухо.

— Мы с ним… дальние родственники… — чуть повысила голос старуха, — а он был японским разведчиком и многим людям бед натворил. Раньше-то моя головушка того не понимала… Теперь скажу тебе: думала я, что про такие дела нельзя рассказывать… Укрывается он уже с прошлого года в деревне уезда Юй-шу…

Начальник бригады метнул тревожный взгляд в окно, не подслушивает ли кто-нибудь со двора, и знаками остановил старуху.

— Пока довольно. Смотри, никому ни слова… — прошептал он, наклонясь к ней. — Потом поговорим.

Старуха ушла. Сяо Сян вернулся в комнату и рассказал обо всем Го Цюань-хаю. Дело касалось крестьян деревни Юаньмаотунь, и преступник должен быть схвачен и доставлен сюда. Начальник бригады, быстро обдумав операцию, предложил:

— Нужно послать двух опытных людей. Поезжай сам и возьми в помощники… — Он остановился. — Чжан Цзин-жуя? Нет, его нельзя, в деревне никого не останется для работы по безопасности. Старик Чу не годится. Глуповат да и с оружием обращаться не умеет. Как по-твоему, кого лучше взять?

Го Цюань-хай задумался:

— Вот разве Бай Юй-шаня. Он в таком деле имеет хороший опыт…