Собор

Встав на эту исходную точку, отметим, что литургисты различают живность и зверье: второе понятие обнимает тварей недобрых и диких, первое относится к животным с нравом кротким и боязливым, а также к домашнему скоту.

Заметим еще, церковные орнитологи сходятся в том, что птицы небесные суть праведники, а с другой стороны, Боэций ^{90}, которого писатели Средних веков часто переписывали, наделяет их непостоянством, святой же Мелитон ^{91} делает образом то Христа, то Сатаны, то иудеев; добавим также, что Ричард Сен-Викторский, не принимая во внимание эти мнения, видит в пернатых символ духовной жизни, а в четвероногих — телесной… И ничего это нам не дает, прошептал Дюрталь.

Не в этом дело. Нужно найти другую классификацию, более компактную, более четкую.

Естественнонаучная таксономия [69] здесь не поможет: у двуногих и рептилий в символическом репертуаре смысл часто один и тот же; проще всего средневековый зверинец разделить на два главных класса: реальные животные и чудовища; нет ни одного животного, которое не входило бы в одну из этих двух категорий.

Дюрталь подумал и продолжал:

— А впрочем, чтобы целое было яснее, чтобы лучше оценить значение, которое в католической мифографии придается тем или иным семействам, стоит извлечь из общего ряда таких животных, которые выражают мысль о Боге, Божьей Матери и о Сатане, отставить их, чтобы вернуться, когда они будут подтверждать другие комментарии; выделить надо и тех, что соответствуют евангелистам и входят в состав тетраморфа.

Сняв крышу с нашего загона для скота, мы сможем рассмотреть мелочь, описать образный язык, что использовался и для обычных зверей, и для необычных.

Эмблематическая фауна, связанная с Богом, многочисленна; в Писании множеству существ предназначено указывать на Христа. Царь Давид сравнивает Его с пеликаном в пустыне, с совой в гнезде, с одиноким воробьем на крыше, с оленем на водопое; Псалтырь — сборник аналогий Его качествам и именам.

С другой стороны, Исидор Севильский, святитель Исидор, как называли его натуралисты былых времен, воплощает Иисуса в агнце из-за невинности его, в барана, поскольку он вождь стада, и даже в козла по причине подобия Спасителя грешной плоти.

Иные видят Его портрет в быке, овечке, теленке — жертвенных животных; иные в животных — символах стихий: льве, орле, дельфине, саламандре, духах земли, воздуха, воды и огня; иные, как святой Мелитон, усматривают Его в козленке и лани, далее в верблюде, который, впрочем, по другой версии того же автора, персонифицирует любовь к пышности и жажду тщетной славы; есть и такие, что превращают Его в скарабея, как святой Эвхер, в пчелу, которую, однако, Рабан Мавр трактует как злого грешника; некоторые, наконец, в образах феникса и петуха выражают Его воскресение, а в виде носорога и буйвола — Его ярость и силу.

Иконография Богородицы не столь обильна. Дева Мария может славиться во всяком непорочном и благодушном создании. Английский аноним в «Иноческих определениях» именует Ее той самой пчелой, к которой, как мы только что видели, столь дурно отнесся епископ Майнцский, но прежде всего на Нее указывает голубка — птица, которой, пожалуй, более всего привержены творцы средневекового зверинца.

Согласно всем мистикам, голубь — образ Богородицы и Духа Святого. По святой Мехтильде, это простота сердца Иисусова; по Амалату Фортунарию и сому, он являет собой проповедников, деятельную жизнь в Боге, в противоположность горлинке открывающую нам жизнь молитвенную, потому что голубь стонет и летает стаями, а горлинка радуется одна в стороне.

У Брунона из Асти голубка — образец терпения, изображение пророков.

Наконец, адский бестиарий обширен до необозримости; в эту бездну свален весь мир зверей фантастических и зверей действительных: змея, библейский аспид, скорпион, волк, о котором говорит Сам Христос, леопард, обличенный святым Мелитоном как зверь Антихриста; тигр, чья самка воплощает грех гордыни; гиена, шакал, медведь, кабан, в Псалтыри разоряющий виноградник Господень; лиса, которую Петр Капуанский квалифицирует как лицемерного гонителя, а Рабан Мавр как столп ереси. Сюда не отнесены все другие хищники. Далее, свинья, жаба (орудие колдунов), козел — изображение самого Сатаны, кошка, собака, осел, в виде которого дьявол являлся в средневековых ведовских процессах; пиявка, заклейменная Клервоским анонимом; ворон, вылетевший из ковчега и не вернувшийся (он воплощает лукавство, голубь же, который вернулся, — добро, говорит святой Амвросий); куропатка, которая, согласно тому же автору, похищает и высиживает яйца, которых не снесла.

Если верить Теобальду, бес явлен также в пауке, ибо тот боится солнца, как лукавый — Церкви, и плетет свою паутину больше ночью, чем днем, подражая диаволу, который нападает на человека, зная, что тот сейчас спит и не может оборониться.

Наконец, князя тьмы передразнивают лев и орел; в этом случае они трактуются в дурном смысле.

В аллегорической фауне повторяется все то же, что и в символике растений и красок, рассеянно думал Дюрталь: повсюду у медали две стороны — в науке иероглифов постоянно имеется два противоположных значения, кроме, впрочем, раздела драгоценных камней.

Так, например, лев, именуемый святой Хильдегардой «образом ревности о Боге», он же — символ Сына Божия, у Гуго Сен-Викторского становится эмблемой жестокости. Физиологи, основываясь на текстах псалмов, отождествляют его с Люцифером; и действительно, он — тот лев, что ищет погубить души, лев, жаждущий добычи; у Давида его попирают вместе со змием, а Петр в первом апостольском послании говорит о льве рыкающем, ищущем поглотить ученика Христова.

То же и с орлом, из которого Гуго Сен-Викторский сделал эталон гордыни. Бруноном из Асти, святым Исидором, святым Ансельмом эта птица избрана как напоминание о Христе, ловце человеков, ибо он выслеживает с высоты небесной птиц, плавающих в воде, и ловит; между тем уже в Левите и Второзаконии орел упомянут среди птиц нечистых, да и просто как птица хищная он превращается в подобие дьявола, уносящего и рвущего на части души.

Короче говоря, всякое зверье, все плотоядные пернатые, все рептилии — воплощения преисподней, заключил Дюрталь.

Перейдем к тетраморфу. Животные евангелистов известны всем.

Характеристический знак Матфея, который развивает тему Боговоплощения и приводит земную генеалогию Спасителя, — человек.

У Марка, который особенно занят чудотворством Христа и меньше распространяется о Его учении, нежели о чудесах и воскресении, атрибут — лев.

Эмблема апостола Луки, который более всего говорит о добродетелях Христовых, о Его кротости, милосердии и подробней других останавливается на Его казни, — бык или телец.

Апостол Иоанн, возвещающий в первую очередь божество Слова, имеет в гербе орла.

И применения, даваемые быку, льву, орлу, совершенно согласуются с формой и личной целью каждого из Евангелий.

Ведь лев, символизирующий всемогущество, служит также и эмблемой Воскресения.

Все былые физиологи: святой Епифаний, святой Ансельм, святой Ив Шартрский, святой Брунон из Асти, святой Исидор, Адамантий — принимают легенду, согласно которой львенок после рождения три дня остается безжизненным, на четвертый же день пробуждается, слыша рык отца, оживает и выскакивает из логова. Так и Христос воскрес на третий день и вышел из гроба по зову Отца.

Существовало также поверье, что лев спит с открытыми глазами; таким образом он стал примером бдения, а святой Гиларий со святым Августином видели в этой манере отдыха намек на божественную природу, не умершую во гробе, в то время как человечество Господа Иисуса претерпело там истинную смерть.

Наконец, считали фактом, что зверь этот заметает хвостом свои следы в пустыне, а потому Рабан Мавр, святой Епифаний и святой Исидор толковали это как знак Спасителя, скрывшего Свое божество под телесным обличьем.