Счастливые привидения

Естественно, Вирджиния даже не пыталась понять, почему ей так хорошо рядом с Арно. Конторская умница превращалась в глупышку, едва дело касалось ее самой, ее жизни. Она говорила, что он «смешной». Она говорила, что его почерпнутый на бульварах, не скованный приличиями французский язык «забавляет» ее. Его деловое коварство казалось ей «занимательным», а сверкание карих глаз из-под белых густых ресниц «неотразимым». Она виделась с ним довольно часто, пила с ним чай у него в отеле и однажды ездила с ним на море.

Когда он брал ее руку в свои мягкие теплые ладони, то в их прикосновении было что-то одновременно ласковое и властное, а когда он подходил поближе, в нем чувствовалась такая непривычная решительность, что она трепетала от страха, становясь совершенно беззащитной.

— Ты такая худышка, милая маленькая худышка, тебе нужно отдохнуть, нужно отдохнуть, чтобы цветочек раскрылся, бедный цветочек, и немного потолстеть! — говорил он по-французски.

Вирджиния трепетала и была беззащитна. В самом деле, смешно. Он был странным, решительным, как будто всевластным. Едва он понял, что она уступает ему, от его сомнений и робости не осталось и следа. Но он не собирался просто спать с нею: он хотел жениться на ней — по разным причинам. Он намеревался стать ее господином.

Когда он подносил ее руку к своим губам, то, казалось, целуя эту тонкую руку, он соединял их жизни.

— Бедная девочка устала, ей нужен отдых, ей нужны ласка и забота, — говорил он по-французски и придвигался ближе.

Она со страхом смотрела в его мерцающие усталые глаза под белыми ресницами. Однако он напрягал всю свою волю, чтобы его взгляд стал тяжелым и властным, чтобы она подчинилась. Он садился совсем рядом, легко касался ее лица, потом склонял ее голову себе на грудь и другой рукой ласково проводил по волосам.

— Бедняжка! Бедняжка! Арно очень любит ее! Арно любит ее! Наверно, она станет женой Арно. Бедная маленькая девочка. Арно засыплет ее цветами, и ее жизнь станет ароматной и безмятежной, она всем будет довольна.

Вирджиния прижималась к его груди и позволяла ласкать себя. В голове у нее на мгновение возникало трогательное и мстительное воспоминание о матери. А потом как будто из ниоткуда появлялось ощущение неизбежности, предназначения, судьбы. Ах, до чего же приятно было не сражаться. Если это судьба, пусть будет судьба.

— Она выйдет замуж за старого Арно? А? Она выйдет за него замуж? — спрашивал он, утешая и лаская, и в то же время требуя ответа.

Она поднимала голову и смотрела на него: густые белые брови, мерцающие усталые карие глаза. Странно и забавно! До чего же забавно подчиняться ему! У него самого вид был немного растерянный.

— Я? — переспрашивала Вирджиния, едва заметно изгибая губы в злорадной усмешке.

— Mais oui! — говорил он, невозмутимо глядя на нее старыми глазами. — Mais oui! Je te contenterai, tu le verras.

— Tu me contenteras? [77] — отзывалась она, вспыхивая довольной улыбкой в ответ на его заверения. — Ты и вправду все сделаешь для меня?

— Вправду! Уверяю тебя. А ты выйдешь за меня замуж?

— Сначала скажи маме, — говорила она и опять шаловливо прижималась к его жилетке, теша его мужскую гордость.

Миссис Бодуин в голову не приходило, что у Вирджиния может быть что-то с Рахат-лукумом: она не вторгалась в личную жизнь дочери. Во время того знаменательного обеда миссис Бодуин выглядела притихшей и несколько отчужденной, но вполне уверенной в себе. После обеда, когда Вирджиния оставила мать наедине с Рахат-лукумом, та даже не попыталась завязать беседу, лишь взглянула на невысокого тучного мужчину в приличном смокинге и подумала, что этому толстяку пошли бы феска и муслиновые штаны базарного торговца из фильма «Багдадский вор».

— Вы предпочитаете кальян? — спросила она с манерной медлительностью.

— Пожалуйста, что это?

— Водяная трубка. Разве на Востоке не курят кальян?

Вместо ответа он лишь с робким удивлением посмотрел на нее. У нее не было ни малейшего представления о том, что скрывалось за его мучительным молчанием.

— Мадам, я хочу кое о чем вас попросить.

— В самом деле? Ну что ж, просите, — с той же меланхоличной медлительностью отозвалась миссис Бодуин.

— Да! Сейчас. Надеюсь, вы окажете мне честь и отдадите в жены вашу дочь. Она согласна.

Последовала пауза, но недолгая. Миссис Бодуин вдруг близко к нему наклонилась, что не предвещало ничего хорошего.

— Что вы сказали? Повторите!

— Надеюсь, вы окажете мне честь и отдадите в жены вашу дочь. Она согласна выйти за меня замуж.

Он поглядел на нее своими мерцающими глазами, потом отвел взгляд. Словно завороженная, словно обращенная в камень, миссис Бодуин продолжала пристально смотреть на него. На ней были украшения из розового топаза, но он сразу понял, что они искусственные и не очень дорогие.

— Я правильно расслышала, что моя дочь хочет выйти за вас замуж? — словно издалека донесся замедленный, меланхоличный вопрос.

— Да, мадам, правильно, — ответил он, поклонившись.

— Надеюсь, мы дождемся ее возвращения, — резко подавшись назад, сказала миссис Бодуин.

И снова разговор был прерван. Она смотрела на потолок. Он оглядывал комнату, мебель, посуду в инкрустированном слоновой костью шкафу.

— Я могу положить на счет мадмуазель Вирджинии пять тысяч фунтов, — произнес он. — Насколько мне известно, ее вкладом будет эта квартира со всем ее содержимым.

Ответом ему было ледяное молчание. С тем же успехом он мог быть не в гостиной, а на луне. Однако ждать он умел. И все время просидел молча, пока не вернулась Вирджиния.

Миссис Бодуин продолжала изучать потолок. Раз и навсегда ею завладела тоска. Вирджиния посмотрела на нее, но обратилась к мужчине:

— Арно, хотите виски с содовой?

Он поднялся с кресла и подошел к столику с графинами, чтобы встать рядом с Вирджинией: тучный мужчина с седой головой, который молчал, одолеваемый дурными предчувствиями. Послышалось шипение сифона, потом оба сели на стулья.

— Мама, Арно сказал тебе?

Миссис Бодуин сидела, выпрямившись, и не сводила с Вирджинии больших, круглых, как у совы, глаз. Вирджинии стало страшно, но в то же время немного любопытно. Мать была побеждена.

— Вирджиния, это правда, что ты хочешь выйти замуж за него — за этого восточного господина? — медленно, с расстановкой, спросила миссис Бодуин.

— Да, мама, это правда, — с ядовитой ласковостью ответила Вирджиния.

У миссис Бодуин был глуповатый ошарашенный вид.

— Полагаю, я могу быть избавлена от необходимости присутствовать на церемонии, равно как от всякого общения с твоим будущим мужем — полагаю, мне не придется вести с ним никакие переговоры, — несколько растерянно проговорила она, медленно подбирая слова.

— Ну, конечно! — испуганно, но все же улыбаясь, воскликнула Вирджиния.

Пауза затягивалась. В конце концов миссис Бодуин, почувствовав себя загнанной в угол старухой, постаралась не поддаваться панике.

— Я правильно поняла, что твой будущий муж желает иметь эту квартиру? — спросила она.

Губы Вирджинии скривились в торопливой усмешке. Арно же словно прирос к стулу и молча слушал. Вирджиния склонила к нему голову.

— Ну… наверно! Наверно, ему хотелось бы, чтобы я осталась тут хозяйкой.

Вирджиния поглядела на Арно. Тот торжественно кивнул.

— А тебе она нужна? — с привычной сдержанностью спросила миссис Бодуин. — Ты сама-то хочешь жить тут со своим мужем?

В этих с особым нажимом произнесенных словах был скрыт некий сакральный смысл.

— Думаю, да, — ответила Вирджиния. — Помнишь, мама, ты сама говорила, что квартира принадлежит мне?

— Отлично! Так тому и быть. Я пришлю моего поверенного к этому… восточному господину, если ты оставишь соответствующие инструкции на моем письменном столе. Могу я спросить, когда ты собираешься… выйти замуж?