Столица

Она «досталась» брату благодаря тому, что Оливер, как он сказал, купил, ей самостоятельную роль в какой-то пьесе. Монтэгю припомнились оргии, о которых ему рассказывали на «мальчишнике», и он понял, что тут он находится у самых истоков питающего эти оргии буйного разгула. Соседний столик занял молодой еврей, про которого Тудльс сообщила, что он сын и наследник крупного торговца готовым платьем. Этот молодой человек содержал нескольких любовниц, говорила Тудльс, а его vis-a-vis, царственного вида особа,— это хористка, участвующая в «Девушках из Мандалая». Немножко подальше сидел юноша с лицом херувима и манерами принца крови; унаследовав миллион, он бросил школу и уже успел стяжать себе славу в Тендерлойне. Девушка в зеленом, которая ужинает с ним,— известная Вайолет Файн; она играет натурщицу в новой, недавно нашумевшей пьесе. Ее фотография во всю страницу была помещена в воскресном приложении к боевой газетке, которую все здесь читают, заметила Розали.

— Почему ты ни разу не устроил мне этого? — спросила она Оливера.

— Может быть, еще и устрою! — смеясь, ответил он.— Во сколько это обойдется?

И, узнав, что такой чести можно удостоиться всего за полторы тысячи долларов, добавил:

— Сделаю непременно, если будешь паинькой! Личико Розали в тот же миг прояснилось, и в ее обращении с Оливером не осталось и тени обиды.

После коктейлей из шампанского между ними завязался интимный разговор, а Монтэгю обратился к Тудльс, рассчитывая узнать от нее подробнее, какими средствами представители второго поколения завоевывают благосклонность актрис.

Хористка получает от десяти до двадцати долларов в неделю, сказала Тудльс, а этого едва хватает на то, чтобы одеться. Работа не обеспечивает ей постоянного заработка: на репетиции уходят недели, а между тем если пьеса проваливается, то она не получает ничего. Собачья жизнь! Независимости и Достатка можно добиться, только попав на содержание кого-либо из богатых мужчин, посещающих театры и гоняющихся за актрисами. Они посылают им записочки и бросают букеты, в которые вложены визитные карточки, а иногда—деньги. Миллионеры — любители сцены, и вообще люди богемы имеют на премьерах постоянные места в первых рядах; они держат открытые счета у цветочников, каретников и кондитеров и предоставляют carte blanche десяткам девушек, уступающих их притязаниям. Случается, что они входят в соглашение с директором труппы, и тогда девушка, которая дает им отпор, рискует остаться без роли. Иногда эти богачи даже финансируют целые спектакли, чтобы дать своей фаворитке возможность блеснуть. Сообщив все это Монтэгю, Тудльс присоединилась к беседе Оливера сего приятельницей, а Монтэгю откинулся на спинку стула и занялся наблюдениями над тем, что делается вокруг. Рядом с ним за длинным столом, заставленным ведрами с замороженным шампанским и бесконечно сменяющимися фантастического вида кушаньями, сидело человек двенадцать; он видел красные от возбуждения лица и лихорадочно сверкающие глаза пирующих, слышал их громкий смех. Весь этот шум покрывали звуки оркестра, однообразно-назойливые, как рев бури в горах; музыка была дикая, хаотическая и вызывала непередаваемое ощущение тоски и какого-то нервного зуда. Сообразив, что точно такой же безудержный кутеж идет и в тысяче других ресторанов, нетрудно было прийти к выводу, что здесь поток расточительства, пожалуй, превосходит все происходящее в высшем обществе.

Говорят, что если поставить в ряд все отели Нью-Йорка, то они покроют расстояние до Лондона; в течение дня в них обслуживаются сотни тысяч народу — несметные толпы, стекающиеся сюда со всех концов света в поисках удовольствий и дразнящих впечатлений. Здесь можно встретить туристов и провинциалов из сорока пяти штатов, хозяев ранчо из Техаса, королей лесопромышленников из Мэйна и владельцев рудников из Невады. У себя на родине им приходится считаться со своей репутацией, а может быть, и с семьей; но, окунувшись в водоворот Тендерлойна, они уже оказываются скрытыми от всех глаз. Они являются сюда с туго набитыми кошельками; отели и рестораны, игорные дома, притоны, публичные дома — все к их услугам! Конкуренция по этой части приняла за последнее время столь острый характер, что было, например, мужское ателье и был банк, работавшие круглый год без перерыва, кроме воскресений.

Всюду под ногами раскинуты были сети разврата. Метрдотель гостиницы, в которой вы останавливались, «поставлял в то же время для ближайшей «забегаловки» охотников выпить; местный сыщик «нащупывал» посетителей для игорного дома. Красивая женщина, улыбавшаяся вам в кегельбане «Павлин», была так называемая «мадам» — содержательница дома терпимости; молодой человек с приятным лицом, вступавший с вами в разговор у стойки бара, выискивал очередную жертву для помещавшейся рядом конторы ростовщика. Однажды в ресторане— таком же караван-сарае, как этот,— Монтэгю три раза кряду недодали сдачи, и он познакомился таким образом еще с одним видом грабежа. Он был поражен количеством кишевших вокруг него лакеев в ливреях, которым за каждую ничтожную услугу он должен был Давать на чай. Но он не обратил внимания, что мальчики в туалетных комнатах и гардеробных почему-то ни слова не говорят по-английски; он не знал, что их каждый вечер обыскивают и все у них отбирают и что за эту привилегию нанимающий их грек платит отелю пятнадцать тысяч в год.

Специализация в торговле пороком продвинулась настолько, что некоторые публичные дома работали исключительно по телефонным вызовам, доставляя женщин в кебах по любым адресам; кроме того, функционировали первоклассные дома свиданий, где гостям предоставлялись роскошные апартаменты и услуги лакеев и горничных. В этом мире разврата полностью признавалась современная доктрина о равноправии полов; для женщин были открыты особые игорные дома, клубы и курильни опиума; некоторые бары обслуживали только особ женского пола. В «оранжевой комнате» одного из больших отелей можно было видеть состоятельных женщин всех рангов и положений, просматривающих карты вин, изящно переплетенные в кожу с золотым тиснением. В одной лишь этой комнате спиртных напитков продавалось на сумму свыше десяти тысяч долларов, и отель ежегодно выплачивал Дэвонам ренту в размере миллиона долларов. У тех же Дэвонов неподалеку были негритянские кабачки, где в поздние часы ночи пьянствовали богато одетые белые женщины.

В этом кипящем котле стяжательства существовало много своеобразных способов наживать деньги и попадалось много странных, неожиданных человеческих типов. Раз как-то в «обществе» Монтэгю показали даму, которая прежде подвизалась в цирке в качестве «татуированной женщины»; другая в прошлом была сообщницей шайки шулеров, промышлявшей на океанских пароходах; а еще однa — судомойкой, перемывавшей некогда миски в лагере рудокопов. Владелец крупнейшего столичного отеля когда-то успешно занимался кражами со взломом, а хозяин одного универсального магазина начал свою карьеру со скупки краденого. В любой компании ресторанных кутил нашлись бы самые удивительные персонажи: мультимиллионер, торгующий гнилым вареньем; столь же богатый аптекарь, придумавший успокоительный сироп с примесью опиума для грудных младенцев; старый джентльмен, мастер выпить, растративший бешеные деньги, предназначенные управлениями железных дорог для подкупа политических деятелей; красавец шофер, бежавший с богатой наследницей. Когда-то один известный ученый изобрел новый вид нижнего белья, намереваясь принести его в дар человечеству, а тут жуировал субъект, перехвативший его изобретение и заграбаставший на нем миллионы! Здесь можно было увидеть и спирита-медиума, который выкачал целое состояние из карманов впавшего в детство престарелого промышленника; здесь же был и владелец популярной газеты, где по доллару за строчку печатались объявления о любовных свиданиях; был фабрикант сигар, чья самодовольная физиономия красовалась на всех уличных афишах; этот начал с добычи олова и, чтобы избежать уплаты пошлины, отливал сырье в форму статуй и ввозил его в качестве произведений искусства!