Круг замкнулся

— Расскажи мне об этом и научи меня хоть чему-нибудь, — сказала она и схватила его за руку. — Ах, какие у тебя руки, прямо бархат, пальцы можно отогнуть далеко назад, но все равно они очень сильные. Убери ее! — вдруг воскликнула она и оттолкнула его руку. — Почему ты оказался такой глупый и женился? Она хоть красивая была? Ты привязался к ней? Почему ты не сбежал?

— Стоп, стоп!

— Да, да. Неужели ты не мог убежать?

— А я не хотел. Мне было хорошо. Нам было хорошо вместе.

— Одна трапеза за целый день!

— Нет, гораздо больше, порой даже с излишком. По-всякому бывало, когда как. Если я ловил рыбу в streamlet, мы нужды не знали. Еще мы находили маис и кольраби, то здесь, то там, у фермеров, и варили кукурузную кашу, а потом нарезали ее кусками, они были у нас вместо хлеба. Я стал частью этой жизни и не мог себе представить, что бывает какая-то другая.

— Но ты говоришь, что в конце все получилось плохо? Вот и выходит, что у тебя было не лучше, чем у меня.

— Это из-за Лоуренса, у меня был друг по имени Лоуренс. Он знал ее раньше, чем я, и, когда он вернулся из своей поездки в Мексику и прослышал, что она со мной и что мы поженились, отыскал ее. Все вышло из-за него. Ее застрелили.

— А ты где был, когда он ее отыскал? Как вообще все вышло?

— Я позже пришел.

И вдруг Ольга воскликнула:

— Ясно, ты застал их. И убил ее!

— Я?..

Поглядев ему в лицо, она испугалась и пошла на попятный:

— Нет, я вовсе не хочу сказать… нет, конечно, нет…

— Это он ее убил.

Молчание.

— Ну конечно же он. Но ведь и ты, наверно, с ним что-нибудь сделал?

— Да, вернее, нет, я упустил момент. Все были в замешательстве, она лежала на земле, мертвая. Я растерялся, а потом уже было поздно стрелять также и в него.

Также и в него. Он заметил свою обмолвку, и губы у него растянулись в хищном оскале, так что стали видны все зубы. Теперь это был зверь.

— А потом ты его встречал? — спросила она, чтобы скрыть свою догадку.

— Нет, к сожалению, он так и не вышел из тюрьмы. Кое-кто из нас пытался его оттуда вызволить, я даже послал ему отсюда немного денег, но, судя по всему, недостаточно, словом, он так оттуда и не вышел. Все эти годы, все эти дни я таскал с собой револьвер, я дожидался его, он мог появиться где угодно, и я хотел, чтоб у него был шанс, когда он выйдет, тут уж без стрельбы не обошлось бы. Но теперь револьвер мне уже ни к чему. Хочешь взглянуть на него? — спросил он и торопливо поднялся с постели.

— Нет! — закричала она, удерживая его. — Нет, не смей!

Револьвер лежал в парадных носках, так сказать, в тепле и холе. Он нежно подышал на него и погладил.

— А почему он тебе больше ни к чему?

— Лоуренса уже нет в живых. Они лишили его жизни за много лет до того, как я туда приехал в прошлом году.

— Поделом ему, — сказала Ольга.

— Уж и не знаю, — ответил он. — Лоуренс был такой неслыханно практичный. А потом он пришел и разрушил что-то мое. Я не могу не думать об этом. Это ведь было двойное убийство: он лишил жизни мою жену и ребенка. А если присчитать и его, получается целых три жизни.

— Да, три жизни!

— Не пойму, зачем я снова достал револьвер. Хочешь взять его?

— Нет, Боже избави! А теперь все-таки выведи меня отсюда. Уже смеркается.

XXVII

Вообще же к нему в сарай никто не приходил, если не считать Лили, которая наведывалась, и очень часто, и через определенное время снова уходила.

Лили была особа надежная, единожды начав, она уже так и продолжала. Алекс, ее муж, снова отупел и ее не удовлетворял, а Лили отнюдь не отупела, она была шустрая, проворная и безумная. После времени, проведенного подле Лоллы, Абель узнавал все городские новости от Лили.

Малую толику новостей он узнавал и сам на рыбацком причале или на рынке, где покупал морковку либо немного картофеля для своего хозяйства. Какая-то женщина рассказала ему, к примеру, что стреляли в таможенника Робертсена. Вместе с двумя другими таможенниками он преследовал каких-то контрабандистов, а те отстреливались и опасно ранили Робертсена. Словом, куда ни глянь, сплошь безумства и несчастья, вот и газета только об этом и пишет. Шульц, что в садоводстве, провалился через одну из своих стеклянных крыш и весь изрезался.

Тут Абеля осенила одна мысль, и он немедля приступил к действиям, а именно: прямо с базара пошел в таможню, где и переговорил с начальником. Разговор имел большое значение. Дело в том, что в отсутствие Робертсена оставшийся персонал соответственно передвинулся наверх и освободилось место в самом низу. Вот Абель и решил замолвить словечко за Алекса, в этом и заключалась его мысль.

— Да-да, — отвечал ему директор, — тут уже кое-кто побывал по этому делу. Кстати, а вы, случайно, не подавали на Робертсена в суд?

Абель:

— Я отказался от своего иска.

— Это почему же?

Абель объяснил ему, как все было. Один Бог знает, какая это морока для постороннего человека, но у директора хватило терпения выслушать рассказ Абеля до конца. Я ведь должен кое-что знать о своем персонале, поэтому мне очень интересно все, что вы рассказываете. Я припоминаю и другие черточки нашего добряка Робертсена, но большого прока в этом знании нет, он ведь служит в полувоенной организации. Кстати, а вы не могли бы в случае надобности представить ваше объяснение в письменном виде?

— Вполне.

— Впрочем, надобности может и не быть. По слухам, Робертсен ранен опасно. А человек, о котором вы говорите, пусть придет к десяти.

— Спасибо.

Вечером в сарай заявилась Лили. Она знала еще больше городских новостей. Оказывается, одну молодую девушку этой ночью ограбили в городском лесу. Вообще-то у ней было при себе всего десять крон, но не ужасно ли, такая жестокость! Таможенника Робертсена подстрелили, он лежит в больнице и так плох, что врачи даже и не берутся извлекать из него пулю, а старший врач не надеется на благополучный исход. Еще кражи со взломом, ограбление, дорожные происшествия…

— Твой Алекс дома?

— Наверно. А почему ты спрашиваешь?

— Пусть завтра к десяти придет в таможенное управление.

Лили, в изумлении:

— Ему дадут место?

— Возможно. У них не хватает одного человека. Но начинать ему придется с самого низу.

— Благослови тебя Бог, Абель.

Ольгу он больше не встречал, а тем временем пришел июнь, и она, вероятно, переехала на дачу. У них был загородный домик, у них была машина и подъездная дорога. Лолла, та встречала ее в обществе зубного врача, не то Фольмера, не то Вольмера.

Лолла дохаживала последние дни своей беременности, она заметно потускнела и теперь ни о чем не спрашивала, а ему не надо было подыскивать ответ. Не ему ли некогда приходилось отчитываться перед ней за любой пустяк, за дом, например, который он выкупил для Лили? Есть о чем говорить, всего-то невзрачный домишко возле лесопильни, но все равно: а гарантия у тебя есть, Абель, а ты отдал ее засвидетельствовать, Абель? Вот и весной, когда он вернулся домой, она тоже проявила какую-никакую, а заботу, пришлось рассказать и ей, что он ездил в Кентукки поглядеть на кактусы, которые запомнил с прежней поры. Тогда почему же он вернулся? Ах, Лолла, если бы ты только знала почему!

Но теперь ничего такого и в помине нет, теперь у Лоллы другие заботы. Она изрядно подурнела, ничего не скажешь, но в то же время налилась красотой внутреннего умиротворения. Правда, двери родителей Клеменса так и остались для нее заперты, но, чтобы сбить Лоллу с ног, потребны средства посильнее, да вдобавок у нее теперь есть канарейка. Как так?.. А просто Клеменс в один прекрасный день купил для нее птичку. И если после этого кто-нибудь говорил, что птичка — это, мол, для простых людей, в ответ он слышал: «Ну нет, пусть будет, раз моему мужу нравится!»

Корабль Лоллы вошел в надежную гавань.

А вот Ольге такая гавань была, по всей вероятности, вообще не суждена. Она не позволяла носить себя по воле волн, ведь она была Ольга, ничего худого о ней не скажешь, но только появились в ней какое-то беспокойство и эксцентричность. Она уже не следила так тщательно за своим бельем, говорили в магазине дамского белья, а почему, спрашивается, не следила? Неужели она ценила себя теперь дешевле, чем прежде? Нет, об этом и речи быть не может. Она была своевольна в своем переменчивом вкусе и вполне могла купить самое дешевое платье. Ее соблазняли дорогими: «Пусть фру только глянет!» — а она отвечала: «Нет, я хочу вот это. Пришлите мне на дом».