Сидр для бедняков

— Может, он боится воров, — предположил кронпринц.

Опять опасный блеск в глазах.

— Ой, Эрнст, а здесь есть воры?

Он поспешил заверить, что им-то бояться нечего.

— Ну вот, видишь? Он нам не доверяет. Он нехороший.

Мгновенно утратив всякий интерес к старому слуге, Мартышка вскочила, готовая продолжать осмотр других комнат. Три двери открывали вход в помещения столь же унылые, как и на чердаке. Голые кровати, пустые шкафы, голые, скрипучие полы. В одной комнате стояли горшки с засохшими растениями: видно, слишком много солнца выпало на их долю. Последняя дверь вела в туалет.

Кронпринц все время держался в сторонке. Как старший брат, он считал своим долгом занять критически-снисходительную позицию по отношению к Мартышкиным сумасбродствам. Но понемногу ее возбуждение передалось и ему. Он чувствовал, что за ее дерзостью и легкомыслием скрывался определенный замысел и что этот замысел вот-вот раскроется. Третий этаж заинтересовал ее меньше, чем чердак, и все же Мартышка не спешила снова штурмовать лестницу. Но и кронпринц не решался сделать первый шаг, пока намерение не было высказано более или менее определенно. В конце концов Мартышка осторожно сформулировала заветную мысль:

— А что, если заглянуть в комнаты дедушки?

Более убедительно, чем кивком, он не мог выразить свое согласие. Любопытство одержало верх над благоговением перед дедушкой. Решительно, но бесславно.

— Пошли, — сказала Мартышка.

Держась за руки, дети стали спускаться по лестнице. Они робели и ступали осторожно, потому что бдительный Теет находился всего этажом ниже. Этот этаж выглядел более обжитым. На полу лежала дорожка, и под потолком висела не просто лампочка, а люстра с хрустальными подвесками, которые приятно посверкивали в неярком послеполуденном свете, проникавшем сквозь высокие окна лестничной клетки. Дети знали, что слева находится большая комната для гостей, что в темном конце коридора расположена ванная и что две маленькие комнаты справа — рабочий кабинет и спальня дедушки.

— Ты первый, — шепнула Мартышка.

Нажимая обеими руками, кронпринц медленно-медленно отворил дверь рабочего кабинета. Заглянув наконец внутрь, он невольно вздрогнул, хотя ничего ужасного не увидел. Это была наиболее благоустроенная и обжитая комната во всем доме. Единственная, откуда еще не выветрился человеческий дух. Но во всей атмосфере кабинета чувствовалось какое-то смятение, будто кронпринц потревожил его во время сна. Плотные занавески были наполовину задернуты, так что лишь узкая полоса света пробивалась внутрь. Мебель, серебрившаяся пылью в тех местах, куда падал свет, казалась разочарованной: не его она ждала. Кронпринц чуть было снова не прикрыл дверь, но легкий толчок в спину заставил его перешагнуть порог.

Мартышку с ее страстью к ужасному и отвратительному в кабинете мало что могло порадовать. Мебель была старомодная, пыльная: под окном кресло, накрытое шотландским пледом, вдоль стены, что против двери, — бюро и чертежный стол, такой, весь на винтах, а против окна — маленький книжный шкаф. На столике возле двери стояло серебряное деревце с искривленным узловатым стволом и ветвями, которые будто согнулись под тяжестью десятков овальных медальонов с фотографиями. Кронпринц чувствовал себя наглым захватчиком, вторгшимся в чужие владения. В комнате незримо присутствовал дух дедушки, отпечаток его личности лежал на каждом предмете. Кронпринцу казалось, что и Мартышка это чувствует: она стояла посреди комнаты, явно робея и колеблясь, хотя, может быть, она просто ждала, чтобы глаза привыкли к полумраку.

Вот она, точно в музее, склонив набок голову и заложив руки за спину, остановилась перед удивительным серебряным деревцем и стала разглядывать фотографии. Кронпринц тоже начал осмотр, соблюдая соответствующую благопристойность. По широкой дуге обошел кресло, как если б оно было обнесено заграждением из толстого шнура, боязливо провел пальцем по крышке бюро, игнорируя воображаемую табличку, запрещающую трогать экспонаты руками. Нагнулся прочесть названия книг в истрепанных пожелтевших обложках, стопкой сложенных на бюро. Под книгами лежали альбомы фотографий. Названия выглядели внушительно и непонятно:

«Растворы для каменной кладки».

«Новая статика и сопротивление материалов».

«Die Gothische Baukunst».

«Соборы Франции».

«Остия».

Он не смел не только раскрыть эти книги, но даже дотронуться до них не решался.

Мартышка звала его к себе, не в силах оторваться от диковинного деревца.

— Ты только посмотри, Эрнст, портрет тети Йоханны, когда она еще была не такая толстая! На шее жемчуга в пять рядов… Какая длинная нитка! А вот тетя Каролина! В шляпке из белых кружев, очень красивая, а на лице веснушки, как дождик… Ой, Эрнст, мы тоже здесь висим, глупые детские фотографии, представляешь? Надо будет дать дедушке другие, где мы сняты этим летом. Да иди же посмотри. Вот папа с маленькими усиками, до чего смешной! — Она зажала ладошкой рот и взвизгнула от восторга, — У него такой серьезный вид… А тут совсем старые фотографии… Какие-то незнакомые люди… Полная женщина с пучком… хм…

Кронпринц тем временем добрался до чертежного стола. Он был слишком занят дедушкиными книгами и чертежами, чтобы прислушиваться к Мартышкиной болтовне. На истыканную кнопками доску был наколот большой лист ватмана. Уже не совсем твердой дедушкиной рукой каллиграфически выведено: «Реконструкция Терсдейкской часовни св. Антония». Из паутины вспомогательных карандашных линий материализовалась вычерченная тушью проекция переднего, бокового и заднего вида. Рядом с ватманом дедушка пришпилил археологической журнал с репродукциями, изображающими эту часовню, и повсюду на столе были приколоты бумажки с расчетами и сделанными от руки эскизами.

— Эрнст, да поди же сюда. Может это быть наша бабушка? У нее глаза как у папы, один большой и один маленький, и почти без ресниц…

Кронпринц наслаждался точностью линий, безупречной симметрией, совершенством прямых углов, четкой округлостью дуг. То, что когда-то существовало, а затем исчезло, оказывается, может быть воспроизведено вот за таким столом — разве само по себе это не чудо?

— По-моему, это наша бабушка… А кто же из них колченогий Кобус?

Что-то звякнуло. Это Мартышка пальцем подцепила медальон, отпустила его, потом пальцем же погладила, и медальоны заколыхались, задевая друг за друга.

Кронпринц сравнил репродукции в журнале с дедушкиными эскизами. Старинные гравюры были примитивны, мало детализированы, без перспективы. Не все из того, что было на гравюрах, можно найти в эскизах реконструкции. Толстую опорную колонну посреди часовни дедушка опустил; кое-какие детали, присутствующие на более поздних гравюрах — совсем неуместное здесь изображение Девы Марии, каменные скамьи, — кронпринц тоже не мог обнаружить. И уж тем более не видел толстой крестьянки с огромной бельевой корзиной и кур, которые на одной картинке гуляли по часовне. И наоборот, в эскизах реконструкции было кое-что, чего не было на гравюрах: например, мрачная решетка, закрывающая вход, плиточный пол и большой кирпичный крест. Кроме того, восставшая из праха часовня, судя по всему, значительно превышала размерами ту, что изображена на гравюрах.

Сколько всего можно сделать за таким вот чертежным столом! Восстановить некогда существовавшее — это лишь одна из многих возможностей. У кронпринца дух захватило при мысли о замках, церквах, соборах, которые он построит, об их бесчисленных башнях, лестницах, переходах и скрытых в них невероятных тайнах. Стоит провести две параллельные линии, закрасить тушью пространство между ними, и — хоп! — готова стена. Оставишь белое пятнышко — вот и окно. Проведешь вверх линию под прямым углом, и каждому ясно, что здесь надо сделать дверь. Все гораздо проще, чем он себе представлял.

— Эрнст, иди же наконец… Как по-твоему, может, это и есть те самые люди, о которых сегодня рассказывал дедушка? Иди скорей…

На этот раз Мартышка обернулась к нему, так что кронпринц уже не мог делать вид, будто не слышит ее приставаний. Нехотя оставил он свои мечты и подошел к сестренке.