Счастливцы с острова отчаяния

— В некотором смысле это даже хорошо, что на Найтингейле спокойно. Если у нас дела ухудшатся, мы сможем перебраться туда.

— На время, пока здесь все утихнет, — уточняет Нед Глэд.

— Триста человек в пятнадцати хижинах! — прибавляет Уолтер.

— Ты бредишь! — говорит Агата Лоунесс. — Одно дело на неделю отправить туда парней, другое — поселить там, без воды, продуктов и дров, женщин и малышей.

— Ну и что, — возражает ей Симон Лазаретто, — наши отцы с этого начинали и все дожили до старости. Правда, бежать туда, даже ради спасения, не стоит. Неужели вы в самом деле думаете бежать? Едва подумаю об этом, чувствую, будто меня заживо хоронят.

25 сентября. Шесть человек, включая Ральфа Глэда, отправились в ужасную погоду взглянуть, что стало с полуодичавшим скотом, который кормится чем бог послал по другую сторону горы, ближе к мысу Стони. Это всегда настоящая экспедиция, ведь, чтобы туда добраться, надо идти в обход, шагать по холмам, выглядящим словно ледяные джунгли, пересекать водомоины — узкие овраги, по склонам которых дюжинами низвергаются потоки. Напуганные подземными толчками быки и коровы с телятами совсем загоняли парней, вынужденных иногда прятаться от скота в «котлах» — заросших травой или залитых водой кратерах. Буря, а затем густой туман заставили парней, которые не могли вернуться прежним путем, переночевать на месте, под одной из перевернутых лодок, что издавна разбросаны на всех пляжах острова, служа укрытиями или спасательными шлюпками. Матери уже начали беспокоиться за них, отцы говорить о неосторожности. Быть может, в тех местах почва оказалась коварнее и подземные толчки сотрясают ее сильнее, чем здесь, в колонии? Но вот они — промокшие, смертельно уставшие, обросшие щетиной — явились и сидят за столом Неда и Уинни Глэд, родителей Ральфа, перед дымящимся гоголем-моголем, приготовленным из собранных в гнездах яиц.

— Осторожнее с чашками, ребята! — в один голос предупреждают мать и бабка.

— У нас их почти не осталось, — уточняет Дороти.

— А мы тут пережили настоящее D, — послышался чей-то чужой голос.

Это сказал Дон. Он зашел сюда не случайно; он думал о своем и ждал возвращения экспедиции. Вот уже неделя, как он, за неимением сейсмографа, придумал метод измерения силы толчков. Амплитуда колебаний отвеса и воздействие толчков на хрупкие предметы, которые дрожат, трясутся, передвигаются с места на место или разбиваются, могут дать шкалу: А — слабый, В — средний, С — сильный, D — очень сильный; E — разрушение дома — еще не наблюдалось. Однако вся колония теперь знает, что такое D. Вчера попадали с каминов подсвечники. В шкафах побилась посуда; треть всех сложенных из камней изгородей рассыпалась, когда неожиданно пронесся стремительный ураган, после которого долго дрожала земля.

— А как на мысе Стони? — спросил Дон. — Тоже трясет?

Покусывая ногти, Ральф с удивлением смотрит на него.

— Нет, там тихо, — отвечает он. — Ничего похожего!

30 сентября. Целых два часа земля непрерывно трясется мелкой, ощутимой в ногах дрожью. Привыкшие к этому и потому спокойные администратор, врач, пастор, директор консервного завода, Уолтер, Агата, Симон и другие члены Совета сидят кружком. Сидят, понятное дело, на улице: лучше не подвергать себя капризам какого-нибудь подземного толчка силой в Е, который может внезапно раздавить всю группу под обломками офиса администрации и тем самым оставить колонию без руководства.

— Мы не должны никого пугать, — подытоживает ситуацию Симон. — Но отсутствие толчков на Найтингейле, как и в южной части Тристана, наводит на размышления. Мы провели, как вам известно, проверку, поставив одних наблюдателей на востоке, в гоpax, выше Блэк-ин-хоул, а других на западе, вдоль потока Джипси. Сегодня утром они едва почувствовали толчок. Но отец Клемп и я, стоявшие на краю долины, возле картофельных полей, оценили его силу в D, так же как оставшийся дома Уолтер. Отсюда вывод: земля дрожит только в колонии, только тут, где мы живем…

Мужчины сидят не шелохнувшись. Агата нервно развязывает косынку, словно та не дает ей дышать. Подул ветер, он полощет флаг, поднятый на стоящей на берегу моря мачте.

— Лондон перестал оптимистически смотреть на вещи, — продолжает разговор администратор. — Мы вправе спросить себя, не начинает ли прибрежная полоса суши сползать в море. Ведь тогда…

Он подымает взгляд на вершину Королевы Мэри, снявшую сегодня в виде исключения свою корону из облаков. У него нет никакого желания говорить вслух, о чем он думает. Пербуатан, наверное, был похож на этот конус, когда он мгновенно разорвался, стерев с лица земли остров Кракатау; и вулкан Багондо, чье подземное озеро чудовищным смерчем кипящей воды снесло вокруг все живое; и Лысая гора, которая раскололась, выбросив раскаленное облако, что в минуту стерло с карты город Сен-Пьер-де-ля-Мартиник на острове Мартиника.

— Лондон верит в пробуждение вулкана, — в тишине бормочет Уолтер.

— Но почему именно здесь? — спрашивает Роберт Глэд, ризничий местной церкви.

— Потому что здесь, — отвечает Дон, — несомненно, точка наименьшего сопротивления. В конце концов холмики, которые вы называете Нокфолли, или Хиллс, суть не что иное, как следы слабых извержений: это — маленькие осыпавшиеся кратеры, каких повсюду на острове множество. Извержение уже произошло.

— Сплюнь в другую сторону, дурак, у тебя есть место к югу! — вдруг кричит Бэтист Твен, ругая вулкан с тем же пылом, с каким островитяне осыпают бранью сломанную мотыгу или расхваливают свои наполненные рыбой сети.

— Ну, перестанешь ты дрожать или нет? — ворчит Нед Глэд, стуча каблуком о землю. — Не думаешь ли ты, что мы разбежимся, как крысы?

Землю действительно трясет не переставая; иногда она резко, словно состав при сцепке вагонов, дергается. Дон встает, сдерживая улыбку: он прекрасно понимает, что «речь» Глэда обращена и к нему. Но как и все, он вдруг замечает облако пыли, которое поднимается, разрастаясь, на повороте у скалы, откуда доносится, несмотря на большое расстояние и встречный ветер, глухой шум обвала.

— Консервный завод! — простонал Майк и бросился бежать туда.

Через десять минут он увидит, что завод цел, но вышел из строя водопровод — его жизненная артерия. Отвалились громадные обломки скалы, и сотни камней самой разной величины усеивают большой пляж. Бараны, что паслись поодаль, на спускающихся к реке Уотрон склонах, успели разбежаться. Убило лишь одну корову. Но чудо, что при этом не погиб никто из людей. Впервые по-настоящему напуганные, обескураженные, рассерженные рыбаки и рабочие — одни в мокасинах, другие — в резиновых сапогах, одни в фартуках, другие — в зюйдвестках — бродят по заводскому двору среди сетей, бочек с маслом и соленой рыбой, разбитых ящиков. Это, правда, поправимое несчастье, но не предвещает ли оно самого худшего?

— Ну, давай же, — кричит Нед Глэд горе, — решайся! Ведь должны мы знать, что делать.

Мужчины наконец успокаиваются, начинают расчищать вокруг консервного завода наиболее заваленные места. Члены Совета обследуют эту неразбериху.

— Если подключить временный водопровод к деревенскому, то цех сможет работать, — делает вывод Симон.

5 октября. Сесиль, роды у которой принимала ее тетка Джилла — должность акушерки в семье Гроуеров передается по наследству, — родила дочку Маргарет. И, словно празднуя это событие, весна расцветила траву маргаритками. Стелющееся по земле «дерево островов» — так называют здесь согнутые ветром карликовые ивы, что растут лишь по краям деревни, — вновь оделось листвой. Чахлые яблони, чьи плоды сгрызут крысы, попавшие — увы! — на остров после крушения «Генри Поула», роняют дождь розовых лепестков на «сад Джой», долину в южной части Тристана, зажатую между ущельем Кэйв, пенистым потоком, и ущельем Дип — настоящим каньоном, где под отвесными берегами высотой 60 метров клокочет невидимая вода, которая потом каскадами выплескивается к ногам пингвинов на гнездовье Трипо. Вовсю цветут лен, голубика, лебеда, щавель, кейптаунский смородинник, колючий дрок. Лютики распустились возле дома Бетти — единственное место, где их можно видеть, — и, без сомнения, они обязаны этим какому-нибудь семечку, завезенному сюда в багаже из далекой Европы. Через несколько недель и южную герань сплошь усеют розовые цветы…