По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла

— Вы, наверное, специализируетесь на дорогостоящей одежде для женщин?

— Как раз-таки нет! Наш конек — мужские шелковые галстуки ручной работы.

— А, знаю! Это те самые непомерно дорогие галстуки, которые рекламируют на всех углах Берлингтонской аркады?

— Но они стоят тех денег, за которые продаются! — возмутился мой собеседник. — Ведь каждый галстук — это подлинное произведение искусства. Такого вы нигде больше не найдете! И потом, нам нет нужды кому-то навязывать свою продукцию. Она и так хорошо расходится. Все богатые и модные мужчины носят галстуки из сотканного вручную шелка. Кому же придет в голову надевать приличный костюм с дешевым готовым галстуком!

Я почувствовал себя пристыженным.

Из длинной мастерской доносился медленный, размеренный стук ручных ткацких станков. В наше время ланкаширцы уже начинают забывать этот звук. А между тем именно благодаря ему край возвысился до своего нынешнего величия!

Мне доводилось бывать на современном производстве, и я хорошо помню то бездушное, суматошное тарахтение, которое заполняет ткацкие цеха. По контрасту с ним здешняя мастерская, в которой мерно постукивали шесть десятков старомодных станков, кажется картинкой из далекого прошлого. За станками сидели одни мужчины, многие уже в преклонных годах. Так повелось исстари: женщины пряли, а мужчины ткали. Один из ткачей позволил мне сесть за свой станок. Выяснилось, что это нелегкое дело: каждое нажатие педали приводило в действие груз весом в хандредвейт.

— Да я как-то и не замечаю, — пожал плечами старик. — Я ведь занимаюсь этим всю свою жизнь. Учился у отца, а он — у деда. В нашем роду все с незапамятных времен были ткачами…

Он признался, что любит свою работу. Ему нравится создавать шелковые узоры. Некоторые из них он придумывает сам. По его словам, механические станки ни в какое сравнение не идут с ручными. Нет, те тоже неплохие машины… Но на них не сделать то, что надо!

— Вы не поверите, насколько различаются узоры, созданные на старых и на новых станках — рассказывал мой собеседник. — Я с закрытыми глазами смогу их различить. Шелк, сотканный вручную, совсем другой на ощупь — в нем есть какая-то самобытность, можете даже назвать это душой!

Должен сказать, что внешне ручной ткацкий станок выглядит исключительно неуклюжим. Трудно даже поверить, что тончайшие шелковые нити могут без ущерба для себя проходить через это громоздкое и нелепое устройство, словно списанное с карикатур Хита Робинсона. Вы бы посмотрели на систему толстых бечевок, на ножные педали с подвешенными грузами, на вращающиеся рычаги и прочие, столь же неописуемые приспособления! Тем не менее из недр этой тяжеловесной машины выходит тончайшее шелковое полотно, которое затем воплощается в эксклюзивные галстуки для «изысканных джентльменов».

И я в душе пожелал долгих лет здравия этим пожилым мастерам из Мэкклсфилда, равно как и их уникальным станкам.

Распрощавшись с городком, я вновь вернулся на дорогу, которая должна была привести меня в Дербишир.

Чтобы рядовой лондонец мог представить себе Край Пиков и понять, чем тот является для обитателей индустриального Севера, я бы предложил проделать мысленный эксперимент — взять и перенести кусочек Дартмура в Эссекс. Именно такое чудо сотворила природа для жителей переполненных северных городов: буквально в двух шагах от промышленного Манчестера (и Шеффилда на востоке) простираются многие мили дикой, первозданной красоты. Чтобы очутиться среди пустынных, необжитых холмов, манчестерцу потребуется меньше времени, чем лондонец тратит на ежедневную поездку от Банка до Хаммерсмита.

Южанин, не знакомый с этими местами, был бы поражен, узнав, с какой легкостью житель Манчестера или Шеффилда устраивает свои выезды на природу. Бедному кокни — чтобы получить такое же удовольствие — пришлось бы отправиться, по крайней мере, в Девоншир! В выходные дни тысячи мужчин и женщин покидают тесные, задымленные города и уезжают в горы — подышать свежим воздухом и зарядиться энергией на предстоящую рабочую неделю.

Я ехал по «Кэт-эн-Фидл-роуд» (одной из самых высокогорных дорог Англии), наслаждался теплым апрельским деньком и не подозревал о том испытании, которое приготовила мне щедрая на сюрпризы здешняя погода.

С утра шел мелкий английский дождик, ничуть не портивший удовольствия от поездки. Дорога проходила по безлюдным торфяным пустошам. С обеих сторон от шоссе стояли невысокие холмы, и известняк, из которого они были сложены, блестел и лоснился от дождевой влаги. По склонам холмов бродили безмятежные овцы, время от времени из травы вспархивали кроншнепы. Картину довершали кучевые облака, которые плыли так низко над землей, что казалось, будто машина постоянно ныряет в полосы тумана.

По пути я заметил егеря с охотничьей собакой и вспомнил, как тщательно охраняются местные, дербиширские тетерева.

Дорога неуклонно шла вверх. Взглянув на карту, я определил, что нахожусь на высоте 1200 футов над уровнем моря, и решил ненадолго остановиться. Я вышел из машины и оглянулся назад. Взору моему открылась впечатляющая панорама — на фоне серого дождевого неба высились многочисленные холмы. Они громоздились, наползали друг на друга… И ни единого признака человеческого жилья. Мрачный, неприветливый пейзаж, напомнивший мне Дартмур! Даже не верилось, что всего в часе езды отсюда стоит многолюдный Манчестер…

Я поехал дальше и сразу за поворотом увидел на обочине автомобилиста. Судя по всему, у него возникли какие-то проблемы с машиной.

— Не беспокойтесь, все в порядке! — откликнулся он на мой вопрос. — Если не считать вот этого…

И мужчина продемонстрировал увесистый ком снега, который только что выковырял из щели между подножкой авто и шасси.

— Наверху идет жуткий снег, — сообщил незнакомец. — И ветер дует… Прямо настоящая пурга! Следите повнимательнее за дорогой.

Честно говоря, я ему не поверил. Откуда бы взяться снегу в теплый апрельский день?

Тем не менее поинтересовался, какое расстояние отделяет меня от этого природного катаклизма.

— Примерно через милю вы въедете в снежную бурю!

Я вспомнил, что на этом участке дорога резко уходит в гору, повышаясь на двести, а то и триста футов на каждую милю.

И действительно, вскоре резко похолодало. Я посмотрел налево. Видневшийся вдалеке холм подозрительно побелел, со стороны казалось, будто его обрызгали негашеной известью. Однако никаких признаков обещанной пурги не наблюдалось. Тут я бросил взгляд направо и обомлел! Оттуда шла стена снега, закручиваясь на ветру спиральными вихрями. Сквозь снежные хлопья проглядывала темно-зеленая пустошь. И лишь вдалеке, почти у кромки горизонта снег сменялся дождем.

Я продолжил подъем. Теперь и вокруг меня начал кружиться снег — сначала как-то медленно и нерешительно. Снежинки падали на дорогу и тут же таяли, образуя на поверхности ледяное крошево. Ветер сносил льдистую влагу на склоны холмов.

Затем, по мере подъема, снег усилился, воздух приобрел студеную пронзительность. Невероятно, но окружающий мир разительно изменился за какую-то четверть часа. Из апрельского дня я угодил в самую гущу зимней вьюги!

Вскоре на обочине показалась гостиница «Кэт-эн-Фидл», изрядно занесенная снегом. Белые хлопья уже завалили основание дымовой трубы, набились в оконные рамы и мастерили небольшой сугроб возле входной двери. Типичный декабрьский пейзаж!

Располагаясь на высоте 1690 футов над уровнем моря, «Кэт-эн-Фидл» вполне может претендовать на звание самой высокогорной английской гостиницы. Правда, я слышал, будто йоркширская «Тэн-Хилл» стоит на высоте 1727 футов, но если вдуматься, то разница не столь уж и велика. Внутри я застал одного или двух автомобилистов, как и я, застигнутых в дороге снежной бурей. Они отогревали у огня замерзшие руки и с ожесточением растирали покрасневшие уши.

Снег за окном продолжал валить с завидным упорством. Мы чувствовали себя отважными путешественниками, отрезанными от внешнего мира. Ощущение приятно будоражило кровь. Ведь не секрет, что преодоление физических трудностей возвышает дух путника. Представляю, как уже завтра мои товарищи по несчастью будут хвастаться перед своими манчестерскими приятелями. Еще бы, ведь они вышли победителями из борьбы со стихией! Я и сам, что греха таить, намеревался сделать то же самое по прибытии в солнечный Бакстон. Засяду в баре, выберу самого толстого и мягкотелого из посетителей и начну расписывать ему во всех красках, как мчался сквозь снежный вихрь, как разгребал засыпанный автомобиль… Заранее предвкушаю его удивление: