1919

Провинциальные воротилы и выборных дел мастера поглядели друг на друга и почесали головы, потом они закричали «браво!», Вильсон перехитрил умников и одурачил воротил и был избран громадным большинством голосов.

итак, он оставил Принстон лишь наполовину реформированным и стал губернатором Нью-Джерси и помирился с Брайаном на банкете в память Джексона – когда Брайан заметил: «Я знал заранее, что вы не поддержите меня в вопросе о денежной системе», мистер Вильсон ответил: «Я могу только сказать, мистер Брайан, что вы действительно большой человек».

Он познакомился с полковником Хаузом, [181] этим политическим колдуном-любителем, расставлявшим свои сети в отеле «Готем», в июле, на партийном съезде в Балтиморе. Херст и Хауз, прятавшиеся за кулисами, и Брайан, горланивший в коридорах и затыкавший носовой платок за размякший воротничок, устроили для потеющих делегатов кукольный театр, в результате которого Вудро Вильсон был избран кандидатом на пост президента.

Переход прогрессистов от Тафта на сторону Т. Р. обеспечил его кандидатуре успех.

итак, он оставил штат Нью-Джерси наполовину реформированным и перебрался в Белый дом, наш двадцать восьмой президент.

В то время как Вудро Вильсон ехал по Пенсильвания-авеню рядом с Тафтом, огромной бочкой масла, с Тафтом, который за время своего президентства, шутя и играя, разрушил все реакционные попытки Т. Р. подчинить капитал правительственному контролю, Дж. Пирпонт Морган раскладывал пасьянс в своем кабинете на Уолл-стрит, выкуривая двадцать черных сигар в день, проклиная демократические дурачества.

Вильсон бичевал капиталистов и клеймил привилегии, отказался признать Уэрту и послал милицию на Рио-Гранде – проводил политику неусыпной бдительности. Он издал «Новую свободу» и лично зачитывал свои послания конгрессу, точно университетский профессор, выступающий перед студентами. В Мобиле он сказал:

Я пользуюсь случаем заявить, что впредь Соединенные Штаты не присвоят ни одного фута территории с помощью оружия -

и послал морскую пехоту в Веракрус.

Мы являемся свидетелями воскрешения государственной идеи, пробуждения трезвого общественного мнения, возрождения народных сил, начала эры вдумчивого созидания…

Но земной шар уже кружился вокруг Сараева.

Сначала был Нейтралитет на словах и на деле, потом Мы слишком горды, чтобы воевать, когда гибель «Лузитании», [182] и угроза Моргановым займам, и россказни британских и французских пропагандистов заставили все финансовые центры Востока орать о необходимости войны;

но манящий зов барабанной дроби и пушек был слишком силен; лучшие люди копировали парижские моды и широкое лондонское «а», а тут еще Т. Р. и Дом Морганов.

И через пять месяцев после своего вторичного избрания, прошедшего под лозунгом Он уберег нас от войны, Вильсон протащил через конгресс закон о вооружении флота и объявил, что Соединенные Штаты находятся в состоянии войны со срединными державами. [183]

Безудержное и беспощадное насилие, насилие вплоть до последних пределов.

Вильсон стал государством (война – это здоровье государства), Вашингтон – его Версалем, он посадил в социализированное правительство господ из крупных трестов, по доллару в год, [184] и стал командовать большим парадом людей, снарядов, консервов, мулов и грузовиков, отправляемых во Францию. Пять миллионов людей стояли «смирно» перед крытыми толем бараками каждый день на заходе солнца, покуда играли «Звездное знамя».

Война принесла восьмичасовой рабочий день, женское равноправие, сухой закон, принудительный арбитраж, высокую заработную плату, высокие дивиденды издержки плюс подряды и завидную возможность быть Матерью Павшего Героя.

Кто не хотел завоевать мир для дивидендов плюс демократии, того сажали в тюрьму вместе с Дебсом.

Спектакль кончился, пожалуй, слишком быстро, принц Макс Баденский боролся за четырнадцать пунктов, Фош [185] занимал предмостные укрепления на Рейне, и кайзер, задыхаясь, бежал вслед за поездом по перрону Потсдамского вокзала в цилиндре и, как некоторые утверждают, с привязной бородой.

С помощью Всемогущего Бога, Права, Правды, Справедливости, Свободы, Демократии, Самоопределения народов, Без аннексий и контрибуций, с помощью кубинского сахара и кавказского марганца и американской пшеницы и американского хлопка, британской блокады, генерала Першинга, парижских такси и семидесятипятимиллиметровых пушек мы выиграли войну.

4 декабря 1918 г. Вудро Вильсон, первый президент, покидающий Соединенные Штаты во время своего президентства, отплыл на «Георге Вашингтоне» во Францию,

самый могущественный человек в мире.

В Европе знали, как пахнет газ, и приторное, тошнотное зловоние недостаточно глубоко зарытых трупов, и серые лица голодающих детей; в газетах прочли, что мистер Вильсон – за мир, и свободу, и консервы, и масло, и сахар; он высадился в Бресте со своим штабом экспертов и журналистов после тяжелого плавания на «Георге Вашингтоне».

La France встречала его речами, поющими школьниками, мэрами в красных шарфах (видал ли мистер Вильсон в Бресте, как жандармы избивали демонстрацию докеров, пришедших встречать его с красными флагами?).

В Париже на вокзале он вышел из вагона и пошел по широкому красному ковру между двумя шеренгами пальм в горшках, цилиндров, почетных легионов, увешанных орденами мундиров, сюртуков, розеток, бутоньерок к «роллс-ройсу». (Видел ли мистер Вильсон женщин в черном, калек в маленьких тачках, бледные, испуганные лица вдоль тротуаров, слышал ли он страшное отчаяние, звучавшее в приветственных криках, когда его и его новую жену поспешно везли в «Отель-де-Мюрат», где хоромы, полные парчи, золоченых часов, комодов буль и мраморных купидонов, были превращены в президентские покои?)

Покуда эксперты устанавливали процедуру мирных переговоров, накрывая столы зеленым сукном, подготавливая протоколы, чета Вильсонов отправилась путешествовать, чтобы оглядеться: на второй день Рождества их чествовали в Букингемском дворце, на Новый год они посетили папу и микроскопического итальянского короля в Квиринале. (Знал ли мистер Вильсон, что крестьяне, живущие на берегах Бренты и на Пьяве, зажигают в своих загаженных войной хижинах свечи перед его портретом, вырезанным из иллюстрированных журналов?) (Знал ли мистер Вильсон, что народы Европы прочли в четырнадцати пунктах призыв к борьбе с поработителями, как столетия тому назад они прочли призыв к борьбе с поработителями в девяноста пяти тезисах, прибитых Мартином Лютером к церковным дверям в Виттенберге?)

18 января 1919 г. в толчее мундиров, треуголок и золотых шнуров, орденов, эполетов, знаков отличия и командорских крестов Высокие Договаривающиеся Стороны, союзные и объединившиеся державы собрались в Зале Часов на набережной д'Орсе, чтобы продиктовать мир, но пленарное собрание мирной конференции было слишком публичным местом для переговоров о мире, и поэтому Высокие Договаривающиеся Стороны создали Совет Десяти, [186] перебрались в Зал Гобеленов и, окруженные Рубенсовой «Историей Марии Медичи», начали диктовать мир.

Но Совет Десяти был слишком публичным местом для переговоров о мире, поэтому они создали Совет Четырех.

Орландо [187] в бешенстве уехал домой, и вот они остались втроем: Клемансо, Ллойд Джордж, Вудро Вильсон. Три старых человека тасовали колоду, раздавали карты: Рейнскую провинцию, Данциг, Польский коридор, Рур, Самоопределение малых народностей, Саарский бассейн, Лигу Наций, Мандаты, Месопотамию, Свободу морей, Трансиорданию, Шандунь, Фиуме и остров Яп, пулеметный огонь и пожары, голод, вошь, холеру, тиф; нефть была козырем.