Брошенная в бездну

Такое решение пришлось по душе и Нериман и Халдуну. Отъезд был назначен на следующий день.

Под вечер Мазхар отправился навестить мать. Он долго стучал и уже собрался было уйти, когда дверь вдруг открылась. На пороге появилась Хаджер-ханым. У неё был растерянный вид.

— Ты мылась?

— Нет… Ах да, я спала, — но, поняв, что Мазхар с изумлением смотрит на её распущенные волосы, спохватилась и пробормотала: — То есть я собиралась мыть голову…

Сбивчивые объяснения матери показались Мазхару довольно странными, но он не обратил на них особого внимания.

Понемногу Хаджер-ханым пришла в себя, но вдруг заметила, что возле тахты, на которой уселся сын, валяется носок Рызы и её собственная подвязка. Старуха едва не задохнулась от испуга.

— Посмотри-ка, Мазхар, что там ползёт по стене? — засуетилась она.

Пока Мазхар внимательно рассматривал место, на которое она указала, Хаджер-ханым быстрым движением ноги задвинула носок под кровать.

— Да где, не вижу? Здесь ничего нет.

— А я подумала, что там клоп.

— Постарела ты, мама, тебе уже начинает мерещиться…

— Что поделаешь? — с притворным огорчением сказала Хаджер-ханым. — От горя и не то бывает, дитя моё.

Уголком глаза она взглянула на дверь, которая вела в соседнюю комнату. Только бы не вздумал Мазхар осмотреть её новое жильё! Но, слава аллаху, у него, кажется, нет такого желания.

Мазхар в двух словах сообщил ей о предстоящей поездке и, выложив деньги для уплаты за аренду дома, собрался уходить.

— Почему ты так торопишься, выпей кофе.

— Не хочется.

— Значит, завтра уезжаете?

— Уезжаем.

— Да сохранит вас аллах! И долго там пробудете?

— Нет, мама. Неделю — дней десять, самое большее две недели.

— Ну, счастливого пути, сынок!

Выпроводив наконец, нежданного гостя, Хаджер-ханым свободно вздохнула. Прибежал Рыза, он сидел в одних подштанниках в соседней комнате и изрядно продрог. Придвинувшись к самому мангалу, Рыза сказал, довольно потирая руки:

— Не перевелись ещё блага на этом свете!

— В Стамбул едут, — сказала Хаджер-ханым, забираясь под одеяло.

Он слышал весь разговор, но больше всего его занимали оставленные Мазхаром деньги.

— А сколько там? — кивнул он на кредитки.

— Только для уплаты за квартиру.

— Но ведь мы внесли за три месяца вперёд!

Хаджер-ханым совсем забыла, что Рыза знает об этом.

— Видишь, какие мы с сыном рассеянные люди. Но… теперь я поделю эти деньги с тобой.

Рыза молчал.

— Полно дуться, бери хоть все!

Чёрный ход пригодился. Спрятав деньги, полученные от Хаджер-ханым, Рыза незаметно выбрался из домика и зашагал к бару. На улицах уже зажглись фонари, но лавки ещё были открыты. Надо бы купить подарок Наджие, заткнуть ей глотку. Ведь она могла его заподозрить.

Рыза приобрёл в лавке красный халат с синими цветочками и красные домашние туфли на каблучках. Под утро, возвратясь с работы домой, он положил подарки подле спавшей жены.

Проснувшись, Наджие не могла прийти в себя от изумления. Она взглянула на мужа: бледен как покойник! Только сейчас она заметила, как осунулось за последние дни его лицо. Что его так выматывает? Может, завёл в баре шашни с какой-нибудь красоткой?.. Вряд ли, ведь им нужны с толстым кошельком… Должно быть, просто устаёт от работы, решила Наджие и пошла в кухню приготовить кофе.

Почуяв аромат, Рыза проснулся… И не поверил своим глазам: жена подала ему кофе в постель! Она не делала этого уже много лет.

Рыза даже подскочил от удовольствия.

— Браво, Наджие! Ты настоящая женщина, клянусь аллахом!

— Конечно, женщина! Ты знаешь свои мужские дела, а я свои женские.

— Понравился тебе халат?

— Очень! А сколько ты отдал за него?

— Это тебя не касается. Ну а туфли?

— Тоже хороши! Но странно всё же… Откуда у тебя деньги?

— Выиграл в карты.

— Опять принялся за старое? Мало мы хватили горя из-за этих проклятых карт?

Потягивая из чашечки кофе, Рыза оправдывался:

— На свои, что ли, играю? За меня ставит один приятель. Выигрыш делим пополам, а если проиграю, расплачивается он.

— Так бы и говорил. Но смотри, на свои не вздумай играть.

— Сумасшедший я, что ли?

И, словно он не был в курсе дела, Рыза спросил:

— Как там у них дела, едут в Стамбул?

— Сегодня вечером. Дом запрут, а мне и кухарке дали отпуск на две недели. Халдуна оставляют у Хикмет-ханым.

— Жаль малыша! Испортят его эти друзья Мазхара! Почему было не оставить ребёнка у бабки?

Наджие вспомнила, как суетился Рыза, помогая Хаджер-ханым переезжать на новую квартиру.

— Пусть у неё глаза повылазят! — с сердцем сказала она, скорчив гримасу.

Рыза промолчал.

— Как, по-твоему, есть у старухи деньги? — спросил он, заметив, что жена немного успокоилась.

— Конечно, есть.

— Знаешь, о чём я подумал…

— О чём? — сердито глянула на мужа Наджие.

— Ну вот, тебе в голову лезет всякая ерунда. А зря! Если бы ты захотела, мы бы обставили старуху и выудили у неё денежки на кабачок.

— Пропади пропадом её деньги! — крикнула Наджие. — Как же, даст тебе что-нибудь эта старая ведьма! Вон как надрывался, перетаскивая её вещи, а много она тебе заплатила?

— Так ведь это я сделал из уважения к Мазхар-бею!

— Рассказывай! А самому небось нравится, как она заигрывает…

— Скажешь тоже! Она мне в матери годится!

«И в самом деле, — подумала Наджие. — Стоит ли так беспокоиться? На него и смотреть страшно — кожа да кости. Со мной, молодой, и то не знает, что делать…»

— Ну, я пошла. Скорей бы наступал вечер — пусть хоть ко всем чертям убираются, отдохнуть бы от них. Ох, буду завтра дрыхнуть до самого полудня!

Сидя в купе, Нериман не сводила глаз с Мазхара, рассеянно смотревшего в окно. «А если, — с тревогой думала она, — Мазхар в порыве раскаяния предложит Назан возвратиться домой?.. Нет-нет, ведь она совершила преступление, сидит в тюрьме. А оттуда не уходят, когда вздумается…»

— Сколько ей всё-таки могут дать?

— Трудно что-либо предположить, не познакомившись с её делом.

— Наверно, от трёх до пяти лет?

— Вполне возможно.

— Бедняжка!

Мазхар вздохнул и промолчал. Если высказать свои мысли вслух, это может лишь принести новые страдания жене. Она и без того казалась очень расстроенной.

— Я боюсь за Халдуна, — сказал Мазхар. — Что с ним будет, когда он подрастёт и узнает… что его мать — падшая женщина!

По лицу Нериман прошла тень. Сердце у неё сжалось.

— Но ведь не так уж трудно выйти из этого положения. Надо помочь ей стать на ноги… Возвратить её назад… Всю свою жизнь ты посвятил тому, чтобы помогать подняться падшим… В этом твой долг…

Она расплакалась.

— Ты неправильно меня поняла, дорогая, — пытался успокоить её Мазхар. — У меня совсем другая цель. Ведь это ты подала мысль поехать в Стамбул и помочь Назан. Если хочешь, мы сейчас же возвратимся назад. Наконец, можно приехать в Стамбул и не встречаться с ней. По-моему, Назан — конченая женщина. Я беспокоюсь о сыне… А ну-ка, подними голову!

В огромных глазах Нериман, обрамлённых влажными ресницами, вновь засветилась улыбка. Она уже сожалела о недавней слабости и, словно оправдываясь, сказала:

— Ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня.

— Если хочешь, я и не загляну в тюрьму. Отдохнём пару деньков у твоего старшего брата, съездим на горячие источники в Бурсу — и домой. Решено?

— Нет, нет! Как решили, так и сделаем. Сначала побываем у брата, а потом ты займёшься делом Назан.

— Воля твоя, Нериман!

За окном чернела ночь. Мазхар глядел на заплаканное лицо Нериман. Сейчас жена казалась ему особенно красивой и желанной.

— Не могу забыть Одержимого Тейфика, — сказала Нериман, нарушив молчание. — Ах, Мазхар! Послушай меня хоть раз в жизни, брось это дело против фабриканта Шекир-паши!